Тайна Девы Марии

— Да. Но мне бы не хотелось, чтобы Майкл добрался до вас завтра на работе. Возможно, вы считаете, что я перегибаю палку, Лилиан, но прошу вас, держитесь от него подальше. По крайней мере, до тех пор, пока я не урегулирую ситуацию.

— Я вообще не пойду на работу. Годится? Останусь дома, пока все не утихнет.

Мара задышала свободнее.

— Спасибо. Я бы никогда себе не простила, если бы с вами что-то случилось.

К ее радости, Лилиан заговорила своим обычным высокомерным тоном:

— Мара, не переоценивайте себя. Я добровольно пошла на это. Вы не заставляли меня силком.

Мара только улыбнулась в ответ на колкость.

— Значит, я была не права.

— Пожалуйста, позвоните мне только после того, как примете решение о дальнейших шагах и осуществите их. Тогда я сделаю то, что требуется от меня в «Бизли».

На этом и порешили.

Мара рухнула на кровать и впервые после полета расслабилась. На какую-то секунду ей показалось, что все происшедшее было дурным сном.

Она проснулась на рассвете, прежде чем портье разбудил ее телефонным звонком, и принялась вышагивать по комнате, снова и снова обдумывая стратегию, проговаривая речь, с которой собиралась обратиться к Харлану, и даже размышляя над тем, какие могут быть последствия для нее самой. Мара начала нервничать до дрожи в коленках. Она зашла слишком далеко, чтобы повернуть назад, но если бы могла, то все равно не сделала бы этого. Впервые она по-настоящему осознала, что не желает дольше попирать свое чувство справедливости, не желает жертвовать правом самой определять свои цели во имя успеха или ожиданий отца. Мара была готова действовать.

29

Амстердам, 1943 год

Они проходят вдоль поезда в самый конец, к частному вагону, старший офицер возглавляет шествие, а увешанные багажом Баумы и младший офицер бредут за ним цепочкой. На амстердамском вокзале полно пассажиров, но нервная толпа расступается при виде важного военного.

Путь, который Эрих столько раз с легкостью преодолевал еще до оккупации, теперь кажется ему бесконечным. Других желтых звезд на вокзале не видно, и он сознает, что остальных пассажиров привлекает зрелище того, как нацистские оккупанты помогают евреям сесть в поезд. Тем более когда евреи теперь ездят не в обычных пассажирских поездах, а в составах совсем другого сорта.

Эрих оглядывается на Корнелию, которая плетется сзади. Перед самым выходом из дома она заупрямилась и переоделась в легкомысленное шелковое платье и отделанную горностаем жакетку — хочет, чтобы дочь увидела их во всем блеске, когда они сойдут с поезда в Милане, но здесь, на вокзале, такой наряд только замедляет их продвижение. Эрих предпочел одеться гораздо строже и гораздо благоразумнее, как он считает, на нем неприметный серый костюм, простое черное пальто и широкополая шляпа. Он не хотел привлекать ничьего внимания, которого и так хватало из-за желтых звезд.

У Эриха вырывается вздох облегчения, когда офицеры уводят их с глаз толпы и помогают подняться в частный вагон. Здесь действительно роскошно, как и обещали немцы. Мягкие диваны, обитые плотным дамастом, туалет, отделанный мраморной плиткой, темно-красные занавески на окнах.

Офицеры помогают супругам разместить на полках и сиденьях чемоданы, пакеты, сундук, после чего желают им приятного путешествия, щелкают каблуками, салютуют «Хайль Гитлер!» и покидают купе. Раздается свисток, и поезд медленно отходит от платформы, постукивая по рельсам. Вагон начинает покачиваться, но супруги по-прежнему стоят, словно приросли к полу. Они не верят своей удаче. Только когда поезд покидает пределы амстердамского вокзала, они опускаются на диваны напротив друг другу.

— Останемся в пальто? — неуверенно спрашивает Корнелия.

Эрих понимает, почему она задает этот вопрос. Приказ рейхскомиссара предписывает постоянно носить звезду Давида, а если они снимут пальто, то звезд не будет видно. Не зная законов оккупированных стран, через которые им предстоит проехать, Эрих отвечает:

— Думаю, так будет благоразумнее, дорогая. — Он похлопывает по внутреннему карману пальто, в котором лежит драгоценное охранное письмо Зейсса-Инкварта. — Кроме того, я хочу, чтобы оно было под рукой…

Корнелия понимающе кивает.

Свисток оповещает о прибытии в Берлин после долгого пути, полного волнений и ожидания. Поезд останавливается у темной платформы. Эрих и Корнелия замерли, глядя друг на друга, и молча ждут, когда поезд покинет этот страшный город. Эрих слышит негромкую суету — это пассажиры рассаживаются по вагонам, но на других станциях посадка, как ему кажется, проходила быстрее. Вынимая конверт из внутреннего кармана пальто, он выглядывает в окно, пытаясь разглядеть сквозь клубы пара, в чем причина задержки.

При тусклом свете вокзального фонаря Эрих видит уборщика. Он остался один на опустевшей платформе. На секунду взгляды двух мужчин встречаются, и уборщик поспешно прячется в тень.

Дверь в купе с грохотом открывается. Супруги подскакивают при виде солдат. Эрих держит наготове охранное письмо.

30

Нью-Йорк, наши дни

Не прошло и часа, как Мара потихоньку проскользнула в здание «Северин» через черный ход, вставив свою карточку в считывающее устройство и помахав охраннику, отдежурившему ночную смену. Она зашла в свободный лифт и нажала кнопку этажа, на котором находился офис Харлана.

Пока лифт шел наверх, Мара постаралась успокоиться. Она вышла из лифта, ступив в просторный вестибюль, отделанный красным деревом, обставленный кожаной мебелью в бежевых тонах, украшенный свежими букетами экзотических цветов и современными, пока недооцененными картинами. Здесь обитали партнеры фирмы, именно сюда, в эту роскошь, стремилась попасть Мара, потратив столько времени, но сейчас ей стало противно от этой выставленной напоказ иссушающей жизнь алчности.

Мара прошла по длинному лабиринту коридоров к угловому офису Харлана. Подойдя к двери, она впервые увидела, что в приемной нет секретаря. Мара собралась с духом и постучала, ожидая услышать гортанное рычание вместо разрешения войти, однако за дверью было тихо.

Харлан, который всегда укорял своих партнеров в недостатке рвения к работе, должен был быть на месте.

Мара снова постучала, и на этот раз услышала удивленный рык.

— А? Кто это?

— Мара Койн, — объявила Мара сквозь закрытую дверь.

Последовала долгая пауза, а затем, к изумлению Мары, ей разрешили войти. Мара открыла дверь и увидела Харлана на обычном месте.

— Простите, что отвлекаю вас… — начала она извиняться, но не успела докончить, как босс ее прервал.

— Мара, именно вас я и хотел видеть.

Мара настолько поразилась, что в ответ выдавила одно только слово, да и то заикаясь:

— П-п-правда?

— Да. У меня для вас отличная новость! — воскликнул он радостно, чего прежде никогда с ним не случалось.

Мара не знала, как отреагировать, но видеть Харлана в добром расположении духа было так необычно, что у нее возник страх.

— Какая? — спросила она, понимая, что его веселость не к добру.

— Я только что разговаривал с моим человеком в «Бизли». Как оказалось, дело о «Куколке» разрешилось само по себе, к полному удовлетворению нашего клиента.

— Что? — изумилась Мара.

Каким образом повернулись события, что «Бизли» остался доволен? Если бы судья вынес решение, то первым о нем узнал бы Харлан, а вовсе не «Бизли». Выходит, речь не идет о том, что «Бизли» выиграл дело по судейскому решению, за что Мара молча возблагодарила небеса. Она никогда бы себе не простила, если бы судья Уир внял ее аргументам и взял за основу дело «Декларк», тем самым лишив всех жертв холокоста возможности вернуть утраченную собственность.

— Да. Вчера вечером «Куколка» была украдена из хранилища «Бизли».

— Украдена? — Мара не поверила своим ушам.

— Да, украдена. — Харлан прикрыл веки и сделал глубокий вдох, пытаясь справиться с раздражением. — Мара, страховка позволит нашему клиенту урегулировать вопрос между сторонами. Предполагаю, что теперешний владелец и Хильда Баум получат каждый свою долю. «Бизли» обсудил это вчера с владельцем, а также с Хильдой Баум. По-видимому, они сумеют достичь дружеского соглашения, чтобы закрыть дело. Клиент не вдавался в подробности, да я и не спрашивал. Достаточно и того, что они в восторге от результата. И от нас.