Дневник его любовницы, или Дети лета

– К Наталье Ивановне, – подтвердил я нетерпеливо. – Она работает в питерском архиве, я к ней приходил…

Я мысленно посчитал.

– …четыре дня назад.

– Так вы приходили к ней, – медленно протянул портье.

Я нетерпеливо переступил с ноги на ногу.

– Что происходит? – спросил я нетерпеливо. – Я приходил к ней четыре дня назад, и она передала мне документы, которые привезла из Питера…

Портье смотрел на меня, широко раскрыв глаза.

– Вы с ней виделись? – уточнил он почему-то шепотом. – Четыре дня назад?

– Ну, конечно! – выкрикнул я злобно. Портье отшатнулся от стойки, охранник приподнялся с дивана.

Я одернул себя, сменил тон и терпеливо повторил:

– Мы виделись, она передала мне документы…

Здесь я прервался, потому что портье отодвинулся от меня еще дальше и наткнулся лопатками на стойку с ключами. Он по-прежнему молчал, но в его глазах плескался тихий беззвучный ужас.

Я поднял руки и сильно стиснул виски. Ничего не понимаю.

– Ничего не понимаю, – повторил я вслух и опустил руки. – Почему вы на меня так смотрите?

Портье молчал.

– Да отвечайте! – прикрикнул я, не сдержавшись.

Портье вздрогнул и торопливо ответил:

– Наталья Ивановна утонула месяц назад.

Я машинально сел на высокий стул возле полукруглой стойки.

– Что?..

Портье осторожно шагнул вперед. Наверное, у меня было такое лицо, что он испугался обморока. Честно говоря, я был близок к обмороку, как никогда в жизни.

– Она утонула, – повторил портье. – Месяц назад. Об этом в газете писали.

Я снова поднял руки и стиснул виски. Мир реальный и мир вымышленный начали мешаться у меня в голове, границы между ними, которые и раньше были не слишком четкими, размыло яростной летней грозой.

– Как это произошло? – спросил я глупо.

– Она ныряла с пирса, – ответил портье и приблизился ко мне еще на один шаг. Видимо, убедился, что я не буйный. – Там табличка висела, что нырять запрещено, а она не обратила внимания. Под пирсом есть место, где полно подводных камней. Она прыгнула в воду, ударилась головой, потеряла сознание и захлебнулась.

Он замолчал. Я смотрел на него во все глаза.

– Месяц назад? – услышал я свой собственный голос, показавшийся мне чужим.

Портье что-то прикинул в уме.

– Месяц назад, – повторил он уверенно. – Можно уточнить дату по записям. Но четыре дня назад в этом номере уже жили другие люди. Я удивился, когда увидел, что вы поднялись наверх, а ключ у меня на стойке висит. Не было никого в номере. Потом я подумал, что вы решили хозяев наверху дождаться.

Я снова поднял руки и помассировал занывший висок. В памяти возникла полутемная комната, черная свеча, источающая сладкий ванильный запах, почему-то ассоциирующийся у меня с трупным, белокожая женщина, сидящая в кресле… Примерещилось?

– Вы ее видели? – спросил портье шепотом.

Я поднял голову и посмотрел в его испуганные и любопытные глаза.

– Не знаю, – ответил я тоже шепотом. – По-моему, да.

Портье украдкой перекрестился.

– Говорят, она здесь ходит, – шепнул он снова.

– Где? – не понял я.

– В номере!

Он оглянулся через плечо, следом за ним вокруг посмотрел и я. Холл был пуст, и кроме скучающих охранников нам никого увидеть не удалось. Портье пригнул голову к стойке, я подвинулся к нему вплотную. Мы почти соприкасались лбами. Смешно. Наверное, со стороны мы выглядели как два заговорщика.

– В номере, – повторил портье шепотом. – Горничные говорят, там иногда мокрые следы появляются. Причем, появляются тогда, когда в номере пусто.

Я вспомнил, как поскользнулся на мокром паркете. По рукам поползла ледяная дрожь, я чуть отодвинулся от собеседника.

– Ее муж забрал, – продолжал портье таким же испуганным шепотом. – Представляете, каково мужику? Сам жене путевку на тот свет организовал, можно сказать…

– Он же этого не знал, когда путевку покупал, – возразил я вяло.

– Не знал, – согласился портье. – Только ему, наверное, от этого не легче. Вы говорите, она вам что-то дала?

Я вспомнил сверток, который вынес из номера. Сверток был совершенно реальный и осязаемый. Настоящий.

– Да, – ответил я больным голосом. – Она мне дала кое-какие документы…

– Какие? – спросил портье трепетным шепотом.

Я посмотрел ему в глаза, и понял, что не смогу ничего рассказать.

– Извините, – сказал я. – Мне пора.

Неуклюже слез с высокого стула, повернулся и повторил:

– Извините…

Пошел к дверям санатория, за которыми продолжала свирепствовать яростная непогода. Портье и охранник проводили меня долгим взглядом.

Я шел сквозь потоки воды к моей старенькой «ниве», и в голове у меня царил полный хаос.

Больше всего меня пугало то, что я не мог отличить границ мира реального от мира своих фантазий. Это означало, что в моем мозгу сместились логические цепочки, отвечающие за человеческую адекватность. Проще говоря, я перестал нормально соображать.

Это еще не сумасшествие, нет. Я прошерстил такое количество научной и околонаучной литературы на тему безумия, что мог с уверенностью поставить себе диагноз. Это не сумасшествие. Это состояние, называемое психологами «пограничным».

Я дошел до машины, открыл дверцу и упал на сиденье. Сил не было. Мыслей не было. Чувств не было. Ничего не было. Вот они меня и достал, бумеранг, брошенный прадедом в начале двадцатого века. Бумеранг под названием «безумие». Я уложил голову на руль, обхватил его двумя руками и просидел в такой позе очень долго. Так долго, что утратил представление о времени.

Кто-то постучал в окно слева от меня. Я вздрогнул и оторвал голову от руля. За окном виднелась темная фигура, размытая проливным дождем.

Я приоткрыл окно и увидел тревожные глаза охранника.

– Вам плохо? – спросил он.

– Нет, – ответил я. – Мне хорошо.

– Тогда езжайте, – велел охранник. – Здесь не общественная стоянка.

– Хорошо, – сказал я кротко. – Еду.

Охранник кивнул и побежал в будку, стоявшую на въезде в санаторий. Я включил зажигание и тронул машину с места. Выехал со стоянки и очень медленно пополз по пустой автомобильной трассе. Меня мучил один вопрос. Куда ехать?

Можно, конечно, поехать в городскую квартиру. Там тихо, тепло, уютно. Там мой кабинет, обставленный мебелью, которая мне не нравится. Там ноутбук, который глядит на меня сверху вниз, и который я ненавижу от всей души. Впрочем, как и он меня…

Там Оля, которую придется расспрашивать о текущих делах, а потом выслушивать ее ответы, которые мне совершенно не интересны…

Я остановил машину перед каким-то рестораном и откинулся на спинку сиденья. Получается, что ехать мне некуда.

Хотя нет. Есть еще Сашка.

Раньше Сашка жила в огромной шестикомнатной коммуналке, которую новые русские не торопились расселять, несмотря на то, что расположена она была в центре. Дом, в котором жила Сашка, считался одним из самых старых в Городе. По-моему, он был построен еще в эпоху Александра III, отца последнего российского императора. Удобства в доме были на том же довоенном уровне, последний капитальный ремонт производили в пятидесятые годы прошлого века. Новые русские посчитали расходы, поняли, что дешевле будет построить новый небоскреб, и выбросили старый двухэтажный особняк из сферы собственных интересов. Так дом и рассыпается на составные части по сей день.

Я как-то раз посетил Сашку на дому, пришел в ужас от увиденного и велел ей немедленно искать себе нормальную квартиру в нормальном доме. Сашка нашла симпатичную двухкомнатную квартирку в новом доме с видом на море, я оплатил ее стоимость, а так же отделочные работы и новую мебель. Сашка против всего этого ничуть не возражала, да и я не считал ее чем-то обязанной. В конце концов, в статусе любовницы есть множество неприятных моментов, и я надеялся, что некоторые материальные затраты немного успокоят мою совесть. Поехать к Сашке?

Я протянул руку к ключу зажигания и тут же снова опустил ее на колено. Это значит, что весь остаток дня мы будем говорить о ее новом романе. Я стану выслушивать сомнения по поводу сюжета, давать компетентные советы относительно характеров героев, просматривать отрывки и наброски, как-то их комментировать… Лучше умереть! Все равно впоследствии мне придется этот роман читать, переписывать и впаривать издателю под видом Сашкиной работы! Хотя издатель старый матерый волк и наверняка обо всем догадается…