Шальные деньги

Подали электричку. Хорхе вошел. Мрадо за ним, в соседний вагон.

Снова набрал Ратко. Велел выдвигаться в центр.

На каждой остановке выглядывал из дверей. Хорхе оставался внутри.

Поезд замедлил ход. Черепахой вполз на Центральный вокзал.

Остановился. Мрадо выглянул. Увидел выходящего чилийца.

Группа индейцев дудела на панфлейтах и дубасила в барабан. У колонны какая-то иеговистка во френче втюхивала прохожим «Сторожевую башню».

Хорхе пошел в метро. Мрадо следом. На почтительном расстоянии.

Хорхе сел на поезд в сторону Мербю. Мрадо поехал с ним, в другом вагоне.

Полупустой вагон. Из пассажиров здесь затесались два гопника в кепках и ветровках, потенциальные бойцы войска Мрадова. Кемарили, задрав ноги на соседние сидухи. Да какой-то приблудный мажор: белобрысый, плащ до колен, узкие джинсики и зализанная челочка: походу, попутал метро с «Гранд-отелем». Слушал плеер.

Хорхе сошел на «Технологическом институте». Мрадо тоже.

Выйдя за турникет, Хорхе задержался перед расписанием автобусных рейсов. Потом заглянул в газетный киоск. Что-то купил. Авоськи-то на вид того, тяжелые. Пошел на автобусную остановку. О, и тот мажор из метро туда же. Совпадение, однако.

Мрадо посмотрел: автобус номер шестьсот двадцать. Не иначе, чилиец собрался с экскурсией любоваться окрестностями Нортелье.

Мрадо позвонил Ратко. Приказал:

— Выдвигайся к «Техноложке».

Подрулил 620-й. Ратко не видать. Мрадо зашагал прочь, к ларьку с хотдогами на Валгальском проезде. Рядом с ларьком вереница таксомоторов.

Хорхе сел. Автобус тронулся.

Мрадо — таксисту:

— Ехай за этим автобусом.

Ехали минут тридцать. Мрадо не находил себе места. Хорхе палец в рот не клади. Всегда настороже. Может засечь, что какое-то такси упало на хвост, держась на две-три машины позади.

Вызвал Ратко.

Пересел в его тачку в Окерсберге.

Пристроились где-то сзади. Вряд ли заподозрит. За автобусом тянулся длинный шлейф машин. Автобус же ехал почти без остановок.

Чилиец точно еще там.

Вот доехали до какого-то Дювика. Автобус остановился. Выпустил Хорхе.

Мажор следом. Чудно, ну да Мрадо недосуг ребусы разгадывать.

Крикнул Ратко:

— Поворачивай, бля!

Ратко повернул машину вслед Хорхе. Мрадо распластался по заднему сиденью. Проехали-то всего в трех метрах от Хорхе. Ехали еле-еле. Будто дороги не знали. Между тем следили за чилийцем в зеркало. Так с минуту. Дольше нельзя было — почует неладное. Нехотя прибавили газу. Оставили Хорхе далеко позади.

Остановились. Вышли из машины. Мрадо пошел в рощицу, спрятался среди деревьев. С дороги не видать. Ратко зашагал обратно. Навстречу Хорхе.

Через две минуты позвонил:

— До него метров сто, идет по дороге. В твою сторону. А вдруг меня признает, что тогда делать? Если очканет да побежит?

— Иди навстречу. Виду не подавай. Как только скроется, поворачивай оглобли и иди за ним. А уж я его приму.

Мрадо ждал. Вокруг ни домов, ни людей, ни проблем.

Мобила на изготовку. Номер Ратко высвечивается на экране. Для звонка достаточно нажать на зеленую кнопку.

Вот показался Хорхе. Руки отвисли под тяжестью авосек. Вид измочаленный. Дистанция двадцать метров. Мрадо набрал Ратко. Шепотом велел мчаться вдогонку.

Злобным Шреком выступил из-за деревьев.

Хорхе с ходу почуял недоброе. Заметно меньжанул. Поставил на землю авоськи. Оглянулся. Увидал летевшего на всех парах Ратко. Понял, что дело табак. Дернулся — поздняк метаться. Мрадо хап его за куртку.

Югославский реванш. Крах легенды.

Мрадо со всего маху пнул чилийца под дых. Хорхе согнулся пополам. Упал. Набежавший сзади Ратко схватил его и на пару с Мрадо оттащил к деревьям. Подальше от дороги. Авоськи Мрадо отнес туда же. Хорхе вывернуло. Разнеслась едкая вонь. Блеванул прямо Мрадо на ботинки, свинота! Мрадо протянул чилийца дубинкой поперек спины. Хорхе рухнул ничком. Встал на карачки. На еще, на, на. Хорхе выл. Так, главное — не изувечить его. Чтоб ни переломов, ни крови. Не забить до смерти. Чтоб не угодил в больницу. Били одной дубинкой. По ляжкам, по рукам. Охаживали по спине, по шее, по пузу. Лупили. Пороли. Метелили.

Хорхе попытался привстать на колени. Сложился. Закрыл голову руками. Съежился.

А Мрадо не унимался. Дубинка горохом сыпала по телу чилийца.

В итоге от Хорхе осталось мокрое место. Мочалка. Полумертвое тело.

Мрадо нагнулся к нему:

— Алё, слышь меня, рванина гребаная?

Ноль реакции.

Мрадо схватил его за волосы, приподнял голову:

— Если слышишь, мигни.

Чилиец мигнул.

— Ну, тогда мотай на ус. Ты хоть знаешь, кого хотел на понт взять, а? Каких людей? Ты очень, очень огорчил Радована таким поведением. Так что того… не обессудь. Ты, блядь, кем себя возомнил, а? Чтоб отжимать лаве у Радо? Запомни: мы тебя везде достанем. На зоне ли, в бегах ли, без разницы. Хоть у мамы из-под юбки. И предъявим за все. И придется отвечать. Вякнешь про нас хоть кому-нибудь, в следующий раз вообще урою.

Мрадо разжал пятерню. Голова Хорхе упала на землю.

— Да, и еще. — Мрадо вытащил мобильник. Отыскал изображение. Сунул под нос чилийцу. — Узнаешь деваху? А я ее про тебя расспрашивал. Ты уж сам присмотри за ней, чтоб помалкивала. Я ж про нее все знаю. Где живет. Где учится. Расписание занятий. Смотри, как бы чего не вышло. Жаль будет губить такую-то красоту.

Хорхе между явью и забытьём. Болтался где-то посредине.

Как больно! Просто безумно!

Закрыл глаза. Ждал, что будет дальше. Услышал удаляющиеся шаги. Треск ветвей. Наступила тишина. А Хорхе все ждал. Вслушивался.

Ушли.

Оставили его одного, растерзанного. Он не мог пошевелиться. Ног не чуял, будто отнялись. Рук тоже. Боль пронзила спину — отключился.

Прочухался. Где-то по дороге проехала машина. Услышал, как стучит его сердце. Хотел пошевелить пальцами. Как же больно!

Вывернуло.

Так и лежал как есть, в блевотине.

Голова ясная: Хорхелито, ты в лесу. Раздавлен. Опущен. Сломан. Ты думал, ты король, да? Наивняк. Они вышли на сестренку. Господи, лишь бы не тронули. Не обесчестили. Как только выкарабкаюсь, надо сразу позвонить. Как только смогу подняться. Сестренка, лучшая в мире сестренка.

Погрузился во мрак.

Паола всегда принимала брата таким, какой он есть, со всеми его запилами. Когда ему было четырнадцать, он принес из школы письмо: «Настоящим довожу до Вашего сведения, что Хорхе Салинас Баррио отстраняется от занятий в Туребергской районной школе сроком на шесть недель, начиная с 15 марта с. г. Основание для принятия такой меры — его трудновоспитуемость и негативное воздействие на других учащихся и учебный процесс. Я, подписавшийся, неоднократно обсуждал проблемы Хорхе с Вами. Кроме того, мы консультировались с куратором школы г-жой Ингой-Бритт Линдблум, как помочь Хорхе осознать всю асоциальность его поведения. Увы, за последнее полугодие оно стало только хуже, о чем я также беседовал с ним в Вашем присутствии 3 февраля с. г. Школа не видит иного выхода, кроме как отстранить Хорхе от занятий на вышеуказанный срок. Муниципалитет гор. Соллентуна предлагает перевести его на домашнее обучение. Если у Вас возникнут вопросы, прошу обращаться ко мне. Директор школы Ян Линд».Матушка расплакалась. Родригес выпорол. Хорхе еще подумал: был бы ты родной батя, увез бы домой, в Чили. И только Паола не рассердилась, не отошла с равнодушным видом. Не спрятала глаза. Была с ним ласкова. Одна нашла нужные слова. Он любил задушевные беседы, несмотря на строптивый нрав. Она сказала: «Ты — наш принц, мой и мамин. Помни об этом. Всегда. Что бы ни натворил. Ты — наш принц!»

Кто-то в лесу окликнул Хорхе. Тот притих, хотя и так лежал тише мыши. Неужто сербы вернулись по его душу?

Но нет, никого.

Сколько пролежал тут? Десять минут? Два часа?

Как же несет блевотиной!

Облажался. Южки-то вышли похитрей его. Смотрел-смотрел, а просмотрел ты, Хорхелито. С бодуна, верно. Когда ж они на хвост сели, Мрадо с приятелем-то своим? В автобус не садились. В вагоне метро их тоже не было. И на «Технологическом», на остановке тоже. Может, на машине, так не заметил, чтоб какая-то машина за автобусом увязалась. Они что, его от самой Соллентуны пасли? Откуда прознали, что он у Вадима? Никак это он, падлюка русская, сдал его? Или кто другой, может, в кабаке запалили этой ночью? И как только узнали? Бляди!