Созвездие Девы, или Фортуна бьет наотмашь

Люська

Как это было

А было так.

Все началось, как всегда, с нелепой случайности. Именно случайности и разбивают в осколки то, что кажется нерушимым. В тот летний вечер человек, которого я любила и с которым прожила двадцать с лишним лет, выбросил меня из своей жизни – просто вышвырнул, так небрежно и не задумываясь, словно я была отслужившим половичком, о который уже даже не годится вытирать ноги, потому что он больше не вписывается в новый интерьер…

И я осталась совсем одна.

Хорошо помню этот день.

…Я рылась в сумке уже десять минут, затем, чертыхнувшись, вытряхнула ее содержимое прямо на мраморный подоконник в холле – ключи не находились! А в карман я их никогда не кладу – такая связка… Итого: если я, по своей вечной рассеянности, не обронила ключи бог знает где, оставалась последняя возможность – найти их в салоне машины. Для чего предстояло проделать обратный путь от запертой квартиры до подземного гаража.

Хорошо, что Борис еще не возвращался, наверное, возится с нашим джипом, щелкает замками, полирует зеркала – единственная хозяйственная работа, на которую еще способен мой муж. Но я была рада, что сейчас наверняка встречу его на полдороге. Перспектива спускаться вниз, идти гулкими полутемными коридорами, пугаясь звука собственных шагов, и затем таким же макаром возвращаться, ощущая на шее и спине холодные лапки трусливых мурашек, – это мне не улыбалось совершенно. В свои без пяти минут сорок лет я все еще ужасно боюсь темноты и больших неотапливаемых помещений.

Глубоко вздохнув, я прижала к себе сумку и двинулась вниз, подметая ступени подолом длинного, по моде этого лета, вечернего платья. Дом у нас большой, с широкими лестничными пролетами, мрамором на стенах и лепниной на потолке, из разряда тех, которые принято называть элитными. Мы переехали сюда совсем недавно.

Через анфиладу подвальных помещений из подземного гаража пробивался тускловатый свет. Второй час ночи – владельцы машин, выстроившихся здесь ровными рядами, уже наверняка видят десятый сон. Светились фары только нашей машины – Борис действительно не торопился закрывать «Мицубиси Аутлэндер», на мой взгляд, больше похожий на здоровый черный катафалк, чем на машину.

Муж не видел, как я подошла. Он стоял спиной ко входу в гараж, облокотившись на открытую дверцу авто, и разговаривал по мобильному телефону.

«Так поздно! С кем это?..» – успела я удивиться, прежде чем услышала его первую фразу:

– Я – очень! А ты?

Тон, с каким это говорилось, был исполнен ласки, какой я не слышала в его голосе вот уже лет пятнадцать… Я замерла.

– Ну, не надо дуться, котенок… Это было официальное мероприятие, туда я мог пойти только с женой. Я все компенсирую тебе, обещаю. Скоро. Нет, скоро. А угадай! Нет, котеночек, так не годится, иначе сюрприза не получится. И я тебя. И в лобик. И в глазки. И в шейку. И в грудки, в каждую по очереди. И ниже…

Он тихо рассмеялся и зашептал в телефон что-то уж совсем интимное. По-прежнему машинально прижимая к себе сумку, я прислонилась к стене, даже через жакет чувствуя, как сковывает меня подвальный холод. Или это был другой холод? Во всяком случае, цементный пол стал уплывать из-под ног, а сердце внезапно сжалось в ледяной кулак.

– Ну пока, моя хорошая. Завтра увидимся, обещаю. Думай обо мне сегодня. И я… Если ты мне приснишься, такая, какой я тебя люблю – голенькая и хорошенькая, – то с меня двойной подарочек… Ты уж постарайся, зайчик, приснись – я буду очень-очень ждать… Пока. Пока. Пока! Люблю тебя, котик мой сладкий…

Мой муж захлопнул крышку мобильника, коротко рассмеялся каким-то своим мыслям и обернулся, наверное, чисто инстинктивно. У него был вид вполне счастливого человека – счастливого еще и тем, что сумел нашкодить себе в удовольствие. Щелкнув брелком сигнализации, Борис, насвистывая, двинулся к выходу. И остановился, увидев меня.

Я смотрела прямо ему в глаза.

Мы молчали.

Если за время работы в бизнесе мой муж и научился чему-нибудь в совершенстве, так это быстро овладевать собой в неожиданных ситуациях. Взгляд его, встретившись с моим, сохранял растерянность всего лишь какую-то секунду. В следующее мгновение серые глаза приобрели стальной, холодноватый блеск и теперь смотрели надменно – таким я видела его, когда он беседовал с подчиненными, которых втайне научился презирать.

– Иди домой, – спокойно сказал он.

– С кем ты разговаривал?

– Тебе не надо было подслушивать.

– С кем ты разговаривал?!

Не отвечая, он спокойно прошел мимо меня и покинул гараж. Он спокойно прошел мимо, словно я была простой помехой, которую нужно было просто обойти – вроде камня или лужи на дороге!

За все время, понадобившееся нам, чтобы дойти до квартиры, Борис ни разу не оглянулся. Он неторопливо поднимался по лестнице, поигрывая брелоком от машины, и даже что-то насвистывал!

Когда мы вошли в квартиру, дверь захлопнулась за нами с каким-то особенно громким звуком. Так падает нож гильотины.

Он спокойно повесил на вешалку плащ, кашне и, приглаживая волосы, прошел в глубь квартиры, ни разу не посмотрев на меня и даже не оглянувшись. Я тоже сняла и зажала в руке косынку, хотя мне очень не хотелось этого делать – холод не отпускал меня, руки были совсем ледяными. И еще эта слабость…

Борис сидел в спальне на нашей общей кровати и стягивал через голову рубашку. Пиджак небрежно валялся рядом. Он все время разбрасывал вещи, совершенно не считаясь с тем, что именно мне, и никому другому, приходится подбирать все за ним и приводить в порядок. О том, чтобы нанять прислугу, у нас речи на заходило. Хотя, заведи Борис такой разговор, я бы наверняка высказалась за!

Но сейчас этот скомканный и брошенный пиджак и мятая рубашка, которую он швырнул сверху, совершенно уверенный, что все это я должна убрать еще до того, как начну сама раздеваться, вывели меня из себя. Отчасти это было хорошо, потому что моя заторможенность мгновенно исчезла, и я стала чувствовать приближение истерики, какой со мной не было уже давно, очень давно!

– Сейчас же встань и убери свои вещи! – закричала я, топая ногами. – И вообще, не смей раздеваться, когда я с тобой разговариваю! Немедленно встань и объясни мне!!!

– Что объяснить? – спросил он очень спокойно.

– Все! С кем ты сейчас разговаривал! И вообще, что происходит! Что с нами происходит, Борис?!

Сохраняя на лице выражение вежливого терпения, он хладнокровно пожал плечами:

– Извини, я думал, что ты и сама все поняла. Не вижу, о чем тут еще разговаривать.

– Что я поняла?!

– Что я люблю другую женщину. Извини.

И он отвернулся от меня, всем своим видом показывая, что разговор окончен. Я стояла окаменев. А он взял из шкафа полотенце и прошел в ванную, откуда вскоре донесся мерный шум льющейся воды.

Как была, в нелепом теперь уже вечернем наряде и с прижатой к животу сумкой, я сползла вниз по стене. Это был не обморок, но нечто очень на него похожее.

Сама не знаю, что было ужаснее: то, что я узнала, что у моего мужа есть любовница, или то унизительное положение, в которое он меня поставил, бросив посреди комнаты и даже не удосужившись каким-либо образом объясниться. В голове стоял плотный густой туман. Сквозь него пытались пробиться какие-то мысли, они горохом стучали о мою черепную коробку, мне казалось, что я слышу этот настойчивый стук, какие-то смутные голоса… Состояние этой странной отрешенности, когда я все видела, все слышала, но ничего не понимала, продлилось недолго – всего несколько минут.

Потом я встала. Поплелась в свою комнату, сняла наконец платье, туфли, комбинацию. Все это я делала машинально, ощущая страшную тяжесть в руках и ногах – мне стоило огромных усилий стащить с шеи даже ювелирные украшения. Примятые волосы лежали влажной, спутанной паутиной – зеркало в моей комнате отразило и это, и темные круги под глазами – наверное, это потекла тушь… Я отрешенно смотрела на свое отражение, на свое тело, которое до сегодняшнего дня имела претензию считать соблазнительным, и ничего утешительного не находила в этом зрелище. Когда тебе под сорок и этот возраст как бы вычерчен у тебя на лбу двумя глубокими морщинками, и та же каинова печать проставлена вокруг глаз, рта и на шее – вообще не приходится надеяться на то, что муж будет любить тебя с той же пылкостью, что и двадцать лет назад.