Казнить нельзя помиловать

Мысленно нарисовал себе радужные картины моего будущего: я самостоятельно веду расследование, изобличаю парня с усиками в совершении многочисленных эпизодов разбоев и грабежей, заодно привлекаю его за незаконное ношение оружия и за хулиганское поведение в общественном транспорте, маршрутное такси, — несомненно, общественный транспорт. И меня награждают почетным орденом, самым важным орденом, какие существуют в России. Стрельников, осознав, кого он потерял в моем лице, а потерял он самого верного и преданного товарища майора Петрова, лобызает меня, с трудом приколов орден на лацкан кителя.

Естественно, к тому времени я уже не стажер, а самый настоящий офицер. Ковалев, посрамленный и раздавленный моим успехом, смущенно пожимает мне руку. Потом, не сдержав эмоций, с рыданиями бросается мне на грудь, дескать, прости засранца.

В этом месте я устыдился своих фантазий и отправился на фирму, где меня встретила улыбчивая секретарша. Мы долго выясняли с ней проблемы инфляции, несомненно, возникшие из-за инцидента в Ираке, потом перешли к обстоятельному разговору о сложностях в шоу-бизнесе, отсутствии настоящих косметических средств, и я окончательно забыл о сложном и странном мире взрослых, о Юле и даже о парне с усиками, за поимку которого мне положен орден.

Запрограммировав пару-другую незамысловатых игрушек в компьютер секретарши, отпив горячего чая со странным названием «Пу Эр», я лишь на мгновение вспомнил о Ковалеве.

Но, посмотрев на часы, висевшие в приемной у миловидной секретарши, понял, что рабочий день давно закончился и Ковалев уже отбыл из отдела восвояси.

Никакого расследования в этот день не состоялось. Обычные холодные котлеты, ставшие в последнее время моим основным питанием, выветрили последнее романтическое настроение, навеянное улыбчивой секретаршей.

Я сразу уснул, и мне приснился страшный сон.

В этом странном и страшном сне Ковалев занимался любовью с воздушной Юлей, а она была почему-то беременная. Вдруг Ковалев повернулся, взглянул мне в глаза, от чего у меня волосы встали дыбом, и я не мог понять, почему я вижу, как мои собственные волосы поднимаются вверх, такого не может быть в реальности.

И Ковалев спросил громким голосом:

— Ты почему не вернулся? Я ждал тебя!

Он не сипел, не хрипел, он просто громко разговаривал, задавал простые вопросы, дескать, я тебя ждал-ждал, а ты не пришел.

А Юля помахала мне воздушной рукой, и, пока она махала, рука окончательно растаяла. Так она и осталась без одной руки. Второй же рукой она крепко сжимала Ковалева в своих воздушных объятиях.

— Ты хочешь узнать, кто я такой?

Из-за спины Ковалева отделился парень с усиками, тот самый, из «Мерседеса». А мне все казалось, что это Ковалев раздвоился пополам, иначе как мог оказаться в его теле еще один, этот самый парень из «мерса».

Мне пришлось сделать усилие, чтобы проснуться, и я проснулся. Но парень с усиками погрозил мне кулаком, и тогда я понял, что я еще сплю и мне продолжает сниться страшный сон. И еще я понял, что никогда не проснусь, так и останусь в этом странном и страшном сне. И в этот миг окончательно проснулся.

Холодный липкий пот выступил у меня на лбу, на шее, спине, обволакивая все тело влажной паутиной. Пришлось долго изучать в темноте потолок, чтобы обрести сознание.

Как там чай назывался? «Пу Эр», кажется, китайский, энергетический. Наверное, от избытка танина или еще чего-нибудь мне кошмарики снятся. Да ладно, сейчас все пройдет.

Мне бы громко заплакать, как в детстве, и тогда прибежит мама, положит свою мягкую ладонь на мой мокрый лоб, и я снова усну, не ведая страхов и снов.

Но плакать мне нельзя, ведь я давно живу этой странной взрослой жизнью, где никто никого не понимает.

Так я и пялился в потолок, разглядывая сумеречные тени предрассветного весеннего утра. Утром я погладил Матильду и, не завтракая, выбежал на лестничную площадку. Мне не хотелось встречаться с родителями, мне все казалось, они догадаются, что ночью мне приснился странный и страшный сон.

Глава 8

И мне ничего не оставалось делать, как заняться собственным расследованием. Совсем неважно, что я сам себе его придумал. Ну кто, спросит иной, будет искать незнакомого парня из случайного такси? На это пойдет разве только чудак ростом с коломенскую версту, тот, кого в отделе зачислили во внутренние враги. Они ждут приезда тети Гали, чтобы вышвырнуть меня вон из стажеров, без нее этот процесс совершиться не может. Она моя опекунша, с нее и спрашивать будут, — дескать, почему и зачем подсунула в ряды милиции внутреннего врага. А пока я рисовал картинки в диаграммах, считал цифры роста преступности, увеличивающиеся опять в количественную сторону, и уже потом, не дожидаясь, пока придет с совещания Ковалев, принялся разрабатывать план собственного расследования.

Вообще-то до сих пор я не знал, что составление плана требует глобальной работы мысленного аппарата. Я долго вычерчивал график по часам, дням, месяцам и кварталам. Почему-то я решил, что расследование займет только квартальную часть года, на оставшиеся месяцы фантазия у меня не работала.

Да и в отделе не будут держать дармоеда, вполне интеллигентно заключил я, проводя ровные линии в блокноте; как только приедет тетя Галя, меня переведут в патрульно-постовую службу. И охранять я буду американское консульство.

Для ведения расследования я раздобыл новый блокнот, а как же иначе, это как в первый раз — в первый класс. Потом я нанес легкие штрихи тонким острием карандаша, здесь будут проставлены поэтапные мероприятия. Пунктом первым я обозначил — «пробить» номер «мерса». Вторым пунктом — «установить данные фигуранта», а третьим — «установить законность ношения оружия». На этом моя фантазия усохла, превратившись из бурной реки в тоненький ручеек. Я даже почувствовал, как фантазия высыхает в моем мозгу, превращаясь в металлический слиток, нечто вроде сплава из низкосортного железа.

Стрельников выставил меня из кабинета чужими руками, а это означает, что весь отдел копает новую версию.

Знаете, как картошку копают? Так и Стрельников пытается пополнить закрома родины невиданным урожаем. Пусть копают, я им мешать не буду.

Парень с усиками и пистолетом — опасный тип, и его надо установить, изобличить во всяких пакостях, мелких и крупных, задержать, избавив, таким образом, общество от психа. Если же парень окажется милашкой и дурашкой, Масяней и приколистом, тогда я извинюсь перед ним.

Мне нужно занять себя чем-то, иначе я сдвинусь в этом отделе, думал я, напрягая остатки извилин.

Но мои усилия не увенчались успехом, я так и застыл в глубоком раздумье, бесплодно чиркая карандашом по разграфленной бумаге. Когда мои попытки превратились в жестокую пытку, я вспомнил наставление тети Гали, кажется, она говорила что-то вроде этого: «Если тебе лень жить и думать, тогда живи по намеченному плану. Тупо выполни один пункт, потом второй, и, глядишь, незаметно для тебя появится третий пункт. И все, смотришь, жизнь пошла-поехала! Крутится карусель жизни, втягивая тебя в свои сети».

Мне стало легко и весело; зачем изобретать велосипед, если есть целых три пункта плана. Пусть нереального плана, придуманного от глубокой безысходности. Надо их выполнить, и незаметно появится третий…

Хорошо тете Гале, она знает, как надо жить. Что нужно делать. Как думать. Неужели она вообще не знает сомнений?

«Пробить» номер «мерса» проще простого: надо залезть в базу данных УГИБДД и снять все данные на этот номер. Через пять минут из принтера змеей выполз лист, плотно забитый фамилиями и номерами. Парень с усиками — явный нарушитель правил дорожного движения, это видно из распечатки. «Так, что мы имеем?» — пробормотал я, рассматривая листок.

А имели мы вот что — под госзнаком 0777РУ зарегистрировано несколько автомобилей — «Рено», «Вольво», «БМВ» и «Мерседес». «Мерседес» появился недавно, а хозяином числился некто Биркин Эдуард Семенович. «Мерседес» нарушал правила дорожного движения довольно часто, наверное, Биркин был задиристым парнем. Я долго смотрел на буквы и вдруг потерял ощущение реальности. Вероятно, так теряют почву под ногами все великие ученые. Буквы расплылись, теряя смысл, пряча неведомого мне Биркина за чувством чего-то знакомого и близкого. Еще чуть-чуть — и я ухвачу удачу за хвост. Я в первый раз испытывал сладостный зуд открытия. Но ощущение оставалось лишь ощущением, открытие не приходило. Озарение скользило по поверхности воды, еще мгновение — и оно исчезнет, а я останусь вдвоем с бесполезным Биркиным. Один на один со своей бедой. Всем чужой, внутренний враг, отстраненный от общих дел, погруженный в единоличный поединок с какой-то гриндой. Кто она такая, эта гринда? Что ей от меня нужно? Я разозлился, и разозлился настолько сильно, что даже зубы стиснул, мне показалось, что я заскрипел всей челюстью. И в этот момент в моем мозгу сверкнула молния, но она не исчезла, она осталась пустой мыслишкой, настолько пустой и никчемной, что я даже удивился. Мыслишка прочно осела в голове, превратившись в цемент, и я засмеялся. Почему она так долго не появлялась? Где болталась?