Нож винодела

— Больше не думайте… Мне нужен Анж Дютур.

— Анж?

— Да, мне надо сказать ему два слова.

Жену владельца гаража испугал мрачный взгляд смотрителя винного хранилища. Ей известно, что он был арестован командой Кюша… А что, если он сбежал?

— Он… Он… в мастерской.

Войдя в мастерскую, Андре увидел Анжа, который менял масло в двигателе «твинго». Вязкая жидкость стекала прямо в резервуар.

— Месье Андре?

— Я пришел кое-что выяснить с вами, Анж Дютур.

— Есть проблема?

— Я пришел заявить вам в лицо, что у меня нет привычки вмешиваться в чужие дела, и хотел бы, чтобы вы поступали точно так же.

— Я всего лишь сказал правду. Мне нужен был свидетель, и, так как мы с вами действительно встретились, я сказал им, что вы могли бы подтвердить, что я был один.

— Хочу сразу предупредить вас, мне не нравится, когда меня используют! Я ни для кого не желаю быть алиби.

— Нет, но это только…

— Не говорите больше ничего, надеюсь, вы меня поняли.

— Хорошо, я понял.

— На этот раз прощаю, но я не хочу больше слышать о вас, иначе в следующий раз могу рассердиться… Ясно?

— Ясно, ясно, только не стоит угрожать мне.

Мужчина повернулся к двери и увидел хозяйку, наблюдавшую всю сцену. Когда он проходил мимо, она прижалась к стене и закрыла лицо рукой.

— Удачного дня, мадам.

Сенатор Фабр сидел за большим письменным столом в просторной комнате с высоким потолком, меблированной в стиле Луи-Филиппа… На лице его застыла лицемерная хищная улыбка, секрет которой ведом лишь политическим деятелям.

— Здравствуйте, капитан. Садитесь.

Избранник указал на два широких и довольно низких кресла. Со своего места он доминирует. Полицейский угадал его настроение. Глаза Фабра сверкали. Им владело чувство победоносного могущества. Кюш, со своей стороны, казался зажатым в неудобной позе на низеньком кресле. Фабр был спокоен и безмятежен. Он находился на своей территории и словно купался в своей безнаказанности. Разговор начинался подобно партии в шахматы.

— Для начала… это вас мне следует благодарить за такую пачкотню?

Сенатор размахивал перед Кюшем номером «Сюд-Уэст», где было напечатано интервью Дютура.

Полицейский бросил рассеянный взгляд в знак притворного сочувствия:

— Мы живем в стране, где провозглашена свобода прессы. Тут я бессилен, ведь это вы принимаете законы, месье сенатор.

— Ладно, оставим… Что вас привело ко мне?

Кюш проявлял сдержанность. Он не мог атаковать в лоб. Для разговора с такими типами требовалась лесть. Их следовало просить поделиться своим опытом, обращаться за советом.

— Сенатор, я пришел к вам, так как нуждаюсь в вашем знании содружества и его членов.

— Прекрасно.

Стратегия, похоже, сработала. Жан Луи Фабр проникся к Кюшу доверием.

— Мы имеем связь между двумя убитыми, отцом Анисе и унтер-офицером Марьеттом, нападением на мэра и пропавшим Фернандо Барбозой.

— Содружество…

— Вот именно, мы не оставляем без внимания ни одной ниточки… Быть может, кто-то имеет зуб на ваше братство. Мне хотелось бы также вернуться к вопросу об исключении унтер-офицера Марьетта.

— А-а… вы наконец снова проявляете благоразумие.

Кюш — из хитрости — решил смириться и дать ему понять, чего он хочет.

— Каждый может сбиться с пути истинного, не так ли?

— Ладно, что вы хотите знать?

— Почему был исключен Марьетт?

Политик встал, затем, полагая, что он на трибуне, начал напыщенно говорить, словно преподнося урок:

— Спиртное, капитан, спиртное. Марьетт пил… Слишком большой напор, слишком много забот. И недостаточная твердость… Под крепкой внешностью он скрывал уязвимость, которую топил в вине. Он был очень привязан к своей службе, а бюджетные ограничения на содержание жандармерии привели к роспуску его бригады. Его это пошатнуло.

— Мне сказали, что вы решительно разошлись во мнениях с Эдмоном де Вомором.

— Да, верно. Вам известно, что я более двадцати лет был мэром Сент-Эмильона. Я знал Марьетта как начальника бригады, но и как человека тоже. На него можно было положиться. Поэтому я и предложил кооптировать его, ввести в круг рыцарей виноделия. Увы, профессиональная ситуация полностью выбила его из колеи. Затем я добивался, чтобы его не исключали из содружества. У каждого бывают в жизни минуты сомнения, и следовало сохранить по отношению к нему немного человечности. Это соответствовало бы ценностям содружества, но я не обладал правом принимать решения, а последствия вам известны.

— Понимаю.

Полицейский изображал простачка. Он вдруг представил себе Фабра в белом халате: «Месье Кюш, не надо ли мне чуть больше подстричь вам затылок?»

— У вас есть другие вопросы?

— Да, относительно приобретения земель семейства Дютур…

— И тут тоже была проявлена человечность в отношении одного из самых видных наших членов, Франсуа Дютура. По окончании моего выборного срока я поддержал его кандидатуру в мэрию.

— А между тем вы придерживались разных политических взглядов.

— Значение имеют лишь идеи, а не политический стяг.

Кюш подумал, что сенатор до конца останется лицемером. Какой талант — уметь таким образом охмурять людей!

— Его сын оказался не на высоте. Ни на что не годный, или, точнее, во всем никчемный. Хозяйство было по уши в долгах, и мы с профессором Шане решили выкупить его, обеспечив выплату неотложных долгов.

— Благородный жест.

Политик, похоже, не уловил иронии капитана:

— Звание рыцаря обязывает… Еще вчера я говорил об этом новому аббату.

— Да, я узнал, что вы были в городе. Вам следовало бы сказать об этом мне, и тогда мы смогли бы встретиться в Сент-Эмильоне.

— Моя записная книжка переполнена, и я не обратил внимания… — Внезапно депутат изменил тему: — Капитан, у вас есть новости о Фернандо Барбозе?

— До сих пор нет, хотя мы включили его в список разыскиваемых лиц.

— Могу я вам в этом помочь?

— К несчастью, нет.

— Фернандо Барбоза — достойный человек. Мало-помалу он сумел многого добиться. Это пример для всех нас. — Сенатор посмотрел на часы, словно давая понять Кюшу, что беседа окончена. — Что-нибудь еще, капитан?

— Нет… Спасибо, что уделили мне время.

— Я в вашем распоряжении.

«Несчастный идиот! — подумал Кюш. — Если ты хоть как-то причастен к этому, я доставлю себе удовольствие упечь тебя в тюрьму.»

Арчибальд Кинсли сидел напротив лейтенанта Маджер. Родословная клиента не произвела на Надю ни малейшего впечатления, и она начала без обиняков. В отсутствие Кюша заправляла всем она. Мартен всегда восторгался умением Нади владеть ситуацией, ее маленькими эффектами, постоянной переменой тактики. Она с большой ловкостью выводила из равновесия подозреваемых. Психология действительно была ее коньком. Мартен узнавал в ней отчасти Кюша. В душе он мечтал быть на ее месте, хотя еще не чувствовал себя готовым.

— Где вы были семнадцатого вечером?

— Я уже говорил это месье.

— Повторите еще раз мне. Возможно, на этот раз вы скажете правду.

— Я вас не понимаю.

— Отвечайте!

— Я был у себя, в Англии.

— У вас нет брата-близнеца, месье Кинсли?

В замешательстве он поднял правую бровь:

— Лорд! Нет, насколько мне известно.

— В таком случае объясните мне это, лорд!

Надя достала из картонной папки снимок водителя-лихача. И сразу же продолжила:

— В тот вечер вы ехали не по левой стороне, как в Англии.

Лицо британца не дрогнуло.

— Действительно. Возразить нечего.

— Хорошо, с этим мы покончили. Следовательно, вопреки вашему заявлению, вы были здесь в вечер убийства Анисе.

— Да, я думаю, что теперь это трудно отрицать.

— Почему вы его убили?

Кинсли невольно отпрянул:

— Помилуйте, о чем вы говорите?

— Зачем же тогда лгать? Это произошло около вашего дома.

— У двери, на улице, но не у меня!