В воскресенье рабби остался дома

— Если хорошенько подумать, — медленно произнес Нуссбаум, — это просто справедливо.

Бреннерман внезапно расхохотался.

— Ей-Богу, Нуссбаум, вы правы, рабби придумал идеальное решение!

Все посмотрели на него.

— Вы что, не поняли, мальчики? Передние ряды для ихэс [38], задние — для тухэс [39]. Выбирайте! — Он заметил Горфинкля и, все еще громко хохоча, пошел поделиться с ним новостью.

Рабби окликнул Паффа и провел его в боковой коридор. Когда они отошли достаточно далеко, он сказал:

— Я читал ваше заявление в полиции, мистер Пафф. Судя по именам людей, которых вы указали как своих партнеров по коммерческой сделке, я подозреваю, что вы интересовались Хиллсон-Хаус в качестве возможного места для нового храма.

Пафф усмехнулся.

— Правильно, рабби, но теперь об этом, конечно, и речи быть не может. Мы оставили это дело. Я вообще-то собирался сообщить вам, но Беккер сказал, что вас это все равно не заинтересует.

— Все в порядке, — поспешил заверить его рабби. — Меня это не интересовало и не интересует. Я просто хочу разобраться в некоторых деталях самого происшествия. Вы заявили в полиции, что снизили скорость, когда подъехали к Хиллсон-Хаус, и затем поехали дальше. Это правильно?

— А что?

— Вы не останавливались?

Пафф задумался.

— Может, и остановился на мгновение.

— Вы абсолютно уверены, что не останавливались намного больше, чем на мгновение?

— К чему вы клоните, рабби?

— Я предполагаю, что вы останавливались на длительное время, возможно, на пятнадцать-двадцать минут или даже больше.

— Почему вы так считаете?

— Потому что при существующем положении вещей ваше заявление выглядит неправдоподобно. Сегодня утром по дороге к храму я проехал мимо Хиллсон-Хаус. Там прямой отрезок дороги, никаких поворотов, ничто не закрывает обзор. Даже в грозу, задолго до того, как вы подъехали к Хиллсон-Хаус, с какой бы стороны вы ни приближались, вы могли увидеть, ждет там кто-нибудь или нет. Следовательно, вам не было никакой нужды снижать скорость. И так как вы собирались встретиться там с кем-то, я полагаю, что вы ждали хотя бы пятнадцать минут.

— Хорошо, предположим, я ждал?

— Тогда полицию может заинтересовать, почему за это время вы не вошли в дом.

— Я не входил. Клянусь, что не делал этого, рабби.

— Почему?

Пафф выглядел потерянным.

— Сам не знаю, если честно. Я был там несколько раз, днем все это место выглядело страшно привлекательным. А в тот раз было темно, шел дождь, и мне просто не хотелось входить одному.

— Тогда почему вы не сказали в полиции правду?

— Все просто, рабби. Я уже слышал, что там нашли Муза. Он у меня работал, значит, я его знал. Если бы я сказал, что стоял возле дома около получаса, начались бы вопросы: Слышал ли я что-нибудь? Видел ли я что-нибудь? Почему я не вошел? Нет-нет, я не хотел оказаться замешанным.

— Вот как раз теперь-то вы и замешаны, должен сказать. На вашем месте я бы пошел в полицию и сказал, что вы хотите изменить свое заявление.

— Но это означает, что я лгал, и будет выглядеть подозрительно.

— Будет выглядеть намного подозрительнее, когда они сами все узнают.

Пафф вздохнул.

— Думаю, что вы правы, рабби.

Глава LVI

Дома рабби застал Лэнигана.

— Я думал, что эти ваши утренние молитвы длятся примерно полчаса, — пожаловался шеф полиции.

— Потом было угощение, — сказал рабби, — а потом я зашел навестить больного — заповедь милосердия. Сожалею, что вам пришлось ждать. Вы по делу или чисто по-дружески?

Лэниган усмехнулся.

— Пожалуй, в моих визитах всегда есть немного и того, и другого. Я так понимаю, рабби, что организуется комитет защиты Дженкинса. Вы что-нибудь об этом знаете?

— Да, я знаю об этом. А вы что, против?

— Оно конечно, каждый человек имеет право… Да, я против! Я знаю этого Донохью. Он наделает много шума и, вполне возможно, создаст в городе обстановку, которую мы будем расхлебывать много лет. А Дженкинсу это ничего не прибавит. Будет просто куча громких слов насчет социальной справедливости, прав неимущих и Бог знает чего там еще. И при этом они никак не повлияют на судебное разбирательство, потому что Дженкинса будут судить справедливо, вне зависимости от того, черный он, белый или зеленый в желтую крапинку.

— Не уверен. Разве вы отнеслись к нему беспристрастно? Мне кажется, вы уже приняли решение, что он виновен…

— Не я решаю, виновен он или нет. Это дело судьи и присяжных. Но у меня, естественно, есть свое мнение. Я вел себя с ним честно во всех отношениях. Вы присутствовали, когда я допрашивал его. Я его запугивал? Я почти умолял его взять адвоката. Он не захотел.

— Но вы непроизвольно приняли то, что указывает на его виновность, за истину, а то, что предполагает его возможную невиновность, за кучу лжи.

— Из доступного материала всегда приходится выбирать, чему верить, а чему нет. Это вы понимаете. Возьмем утверждение Дженкинса, будто на той стороне дороги примерно двадцать минут стояла какая-то машина…

— Это правда.

— Что вы хотите этим сказать?

Рабби пересказал свою беседу с Паффом.

Лэниган зашагал по комнате, рассуждая вслух:

— Это значит, что Пафф мог видеть, как Дженкинс входит в дом, и ждать, чем все это кончится. Дженкинс не выходит, и он уезжает. То есть у него транспорт, чтобы вернуться, полное отсутствие алиби, и он снова в поле нашего зрения… — Он решительно потряс головой. — Нет, я не верю в это, рабби. Вы не стали бы просто так отдавать на съедение члена вашей конгрегации. У вас на уме должно быть что-то еще.

— Я просто предполагаю, что существуют другие возможности. Вы же предлагали Горфинкля и Джейкобса. Дело в том, что Дженкинс не единственный, чьи действия подозрительны; к тому же в ваших доказательствах против него полно слабых мест.

— Например?

— Например, смерть того человека в Бостоне. Как туда вписывается Дженкинс?

— Я не говорю, что он имел какое-либо отношение к этому. Его смерть и связь с Музом — чистое совпадение.

— Совпадения случаются, но не часто. Но самый большой недостаток в ваших доводах против Дженкинса — тот ближайший сосед, этот…

— Мистер Бегг?

— Да, мистер Бегг. Он увидел свет. И поэтому позвонил в полицию.

Мгновение Лэниган выглядел озадаченным, затем лицо его прояснилось.

— А, понимаю, что вы имеете в виду — что кто-то пришел в дом после ухода Дженкинса, этот кто-то включил свет и этот кто-то, вероятно, убил Муза — возможно, ваш мистер Пафф, кстати. Хорошая подача, рабби, но ее я отобью. Дженкинс сказал, что он задернул шторы и портьеры прежде, чем включил фонарик. Правильно?

— Правильно.

— Тут у него не было никаких причин лгать.

— Согласен.

— Таким образом, если бы кто-то, Пафф или таинственный незнакомец, включил свет, его не было бы видно.

— Вот именно. Тогда как Бегг смог увидеть свет?

— Что?

— Вся молодежь сходится в том, что они не включали свет. Дженкинс зажигал фонарик, но только после того, как опустил портьеры…

— Тогда как Бегг смог увидеть свет в доме?

— Это был мой вопрос, — многозначительно сказал рабби. — И могу предложить ответ. Единственный способ увидеть свет, когда все окна зашторены, — это самому оказаться в доме и включить его.

— Вы думаете…

— Я думаю, что он вошел в дом после ухода Дженкинса. Поскольку он присматривает за домом, у него должен быть ключ, и запертая дверь не представляла для него проблемы. Он включил свет при входе и затем прошел по всем комнатам. Я предполагаю, что он накрыл голову мальчика краем накидки, и затем, оставив свет включенным как повод для звонка в полицию, быстренько вернулся домой, к телефону.

— И забыл закрыть парадную дверь?

— Нет, думаю, он намеренно оставил ее приоткрытой, в расчете на то, что ее заметит патрульный автомобиль, — и тогда он не был бы замешан даже как информатор, — или, возможно, чтобы тут же не встал вопрос о том, как убийца вошел в дом.