Ловцы душ. Исповедь

Даже не знаю — где я. Вокруг — горы, внизу — узкое бездонное ущелье с гремящим потоком. От одного взгляда вниз кружится голова и сосет под ложечкой. Я сижу на самом краю, но еще не там, не на дне его, наверно, потому, что не лишилась последней надежды.

Вчера, дождавшись, пока Андрей с Женей уедут, а Маша с Галей займутся огородом, мы с Данилой пробрались к дому. Он говорил, что сумеет отвлечь Диму и даст мне возможность потихоньку увести Вадика. Умолял плюнуть на вещи, взять лишь то, что будет под рукой. Я бы, конечно, так и сделала, но вышло по-другому…

Едва завидев меня, Вадик попятился назад и замахал руками.

— Иди скорее к маме, солнышко мое, — шептала я. — Скорее.

— Я останусь с папой, — сказал он вдруг дрожащим голосом, и мне показалось, что он очень чем-то напуган.

— Ты ведь мамин сынок. Как же ты будешь без мамы? — говорила я ласково, не совсем еще понимая, что происходит, и подбирая по пути к нему его кофточку, теплые штанишки и курточку. — Ну же, иди скорее!

Вадик отступал и отступал от меня назад, пока не уперся в стену. И тогда он закричал. И я тут же услышала, как метнулся с крыльца в дом Дима.

— Сама пришла! Здорово! Не нужно будет бегать по лесу. — Он смотрел на меня с отвращением.

Похоже, здесь уже решили мою судьбу. Я выпрямилась, взяла за руку Вадю и потащила к двери. Он упирался, господи, с такой силой упирался, словно я тащила его на эшафот. Упирался и кричал, в проеме двери я заметила белое как мел лицо Маши и плачущую Галю, закрывшую рот ладонями.

— Отпусти ребенка, — приказал Дима. — Он никуда не пойдет. Он будет ждать отца.

— Да, папу, — всхлипывал Вадя. — Папу, папу…

В отчаянии я выпустила его руку и хотела выйти, но Димка преградил мне путь.

— Даже не думай. Тебе тоже придется…

Закончить он не успел, потому что я кинулась на него и вцепилась ногтями в лицо…

Пришла в себя уже здесь. Помню, конечно, как мы с Данилой долго бежали вдоль реки, помню, как я плакала у подножия гор, как хотела вернуться назад.

От того, чтобы ступить вниз и позабыть весь этот кошмар, в который превратилась моя жизнь, меня удерживает надежда. В конце концов, никто не в силах разлучить меня с сыном навсегда. Все произошло слишком неожиданно.

Он просто испугался.

Пройдет несколько дней, он успокоится. И я повторю свою попытку. Обязательно повторю!

Глава 15

Выслушивая на консультации своих пациентов, Санников быстро схватывал суть ситуации и почти сразу же находил довольно простой выход. Но он отдавал себе отчет, что видит этот выход только потому, что не является участником событий: не связан предвзятым отношением, не опутан эмоциональными связями, не роется в кладовых памяти. Теперь же он сам стал участником странных событий и выхода не видел. Хотя, скорее всего, выход как всегда был прост, нужно только отрешиться от личных переживаний, подняться над ситуацией или взглянуть на нее под другим углом. Только вот как? Ему не удавалось представить Ларису обычной клиенткой. Она была для него одной-единственной…

Оставив машину на стоянке, он шел к Василию и понимал, что совсем не хочет, чтобы Малахова оправдали.

Конечно, он был за справедливость и не желал никому зла, но, если сейчас Василий скажет ему, что Малахова отпустили по каким-то причинам, ему, Санникову, будет очень плохо. Потому что Малахов почти наверняка встретится с Ларисой. И тогда он, а не Санников, станет заниматься ее проблемами с летучими мышами и фальшивыми родителями. А Косте этого совсем бы не хотелось…

Василий стоял на пороге сонный, в полосатом халате и шлепанцах.

— Я уж не надеялся, — бросил он, забирая у Кости ключи.

— Как там наш общий друг?

— Малахов? Он-то молчит. А вот с дочкой мы сегодня полдня бились.

— И что?

— Знает что-то, но не говорит, стерва. Глазенки злые бегают. И все повторяет: «А при чем тут я?» Знаешь, такая, из самых вредных.

— Вредная?

— Ой, самый неприятный тип! Вся такая модная, в побрякушках. Скажи ей, что завтра в моде будут зеленые волосы, она сегодня вечером перекрасится. Чего только на себя не нацепила: и кольцо с брильянтом, и фенечки дешевые из бисера, и татуировки… Сплошная эклектика. И в голове у нее такая же каша…

— Ты сказал — татуировки? — Санников перестал дышать.

— Ага. Декольте до пупа, поэтому я и заметил. Явно для мальчиков сделано, не для меня.

— И что это было?

— Гадость какая-то на плече цветная, не разобрал. Крыло и морда противная.

— Летучая мышь? — уточнил Санников.

— Очень может быть. — Василий сразу насторожился. — Ты знаком с дочкой Малахова? — перешел он на официальный тон.

— Нет.

Санников погрузился в свои мысли.

— Слушай, Костя, не темни! Неужели ты не понимаешь, как это важно?!

— Для меня это тоже важно. Так что…

— Даже не думай! Никакой самодеятельности!

Костя удивленно поднял брови. Похоже, он перегнул с серьезностью.

— Ничего такого, не волнуйся. Будут новости — позвоню. Пока.

Отец терпеливо дожидался его возвращения. Костя разогрел ужин и виновато вошел к Николаю Петровичу.

— Пап, я совсем совесть потерял, извини. Больше не буду отлучаться надолго.

— Отлучайся сколько нужно, — быстро бросил отец. — Но только… Рассказывай мне, старику, хоть что-нибудь… А то телевизор — это такая скукотища.

— У Ларисы родители нашлись, — жуя, сообщил Костя.

— Да ну? — Отец даже ложку бросил. — И ты так спокойно об этом говоришь?! Она, наверно, без ума от радости!

— Не-а…

И Костя рассказал Николаю Петровичу о посещении загородного домика. Выслушав, отец засыпал Костю вопросами. Но, похоже, его ответы не внесли ясности…

— Ничего не понимаю, — развел руками Николай Петрович.

— Вот и мы тоже. Я обещал помочь Ларисе разобраться во всем этом.

— Конечно, — с пониманием поддержал отец, — ты просто обязан ей помочь…

Поговорив еще немного с отцом и позабавив его рассказом о том, как Петя шарахнул его табуреткой, Санников нехотя поплелся мыть посуду. Мысли его сейчас были далеки от кухни. Роль, отведенная ему случаем в ситуации с Малаховым, нравилась Косте все меньше и меньше. Конечно, было бы до чертиков благородно, если бы он сумел что-то сделать для Малахова и вернуть его Ларисе. Однако в этой ситуации рассчитывать на благодарность не приходилось. Костя представлял как Малахов — небритый, с печальными, словно у оленя, глазами — выходит на свободу, приезжает к Ларисе, и она… А что она? Бросается ему на шею, конечно. Что же еще? От этих мыслей ужин казался безвкусным, чай — холодным, хлеб — черствым.

В постели Санников ворочался долго. Что может скрывать дочка Малахова? Папа, мама и мамин ухажер — сколько раз ему приходилось сталкиваться на консультациях с подобным. Хорошо, папы нет, он в другом городе. Остаются мама, дочка и мамин мужчина. Что может случиться?

Костя подпрыгнул и сел в кровати. Он знал, что случается в таких ситуациях. Дочка очень похожа на мать. Но она свежее и моложе. Одним словом — все то же самое, но без признаков увядания. Боже мой! Последний шар лег в лузу, и вся игра была как на ладони. «Он настоящий мужик», — вспоминал Костя слова Васи, восстанавливая в памяти лицо Малахова. Настоящий мужик — это как кодекс. Настоящий мужик если любит, то уходит из семьи. Настоящий мужик не мечется между двумя огнями и, конечно же, не стреляет в того, кто подобрал брошенную им женщину и утер ее слезы.

Но вот если горячо любимая доченька… Ведь именно она звонила ему в Архангельск, сообщить, что мама… Совсем не это она ему сообщила! «Мамин дружок лезет ко мне под юбку» — вот что она сказала. Это же просто хрестоматийный вариант, как же он раньше не догадался! Тогда он идет и стреляет… Нет, тогда настоящий мужик бьет морду. А стреляет он, когда все уже случилось! «Он меня изнасиловал!» — говорит любимая дочь, и отец стреляет. Потому что настоящий мужик не может оставить этого так просто. Он не пойдет в милицию, а свершит свой суд сам, даже если это будет стоить ему жизни. Ай да Костя, ай да сукин сын!