Расплата

– В этом районе ведь есть публичная библиотека, правда? – спрашиваю я.

– На Сорок седьмой улице, к западу от Десятой, – отвечает продавец, зажав в зубах кучу булавок. – С северной стороны. У моего племянника на углу этой улицы кафе кошерной китайской пищи – «Шалом Хунан». Скажите ему, что вы от меня. Вам нужно подкрепиться, иначе брюки все время будут спадать.

Если верить вывеске, эта библиотека – филиал Библиотеки Клинтона. Снаружи это всего лишь два узких здания из песчаника, но внутри удивительно оживленная атмосфера: двадцать или тридцать человек всех возрастов работают за длинными столами, примерно половина из них сидит за компьютерами IBM или за ноутбуками. Охранник в форме останавливает меня у двери, угрюмо сообщая мне, что с кофе вход запрещен.

– Я пришел, чтобы увидеться с мистером Розье, – отвечаю я.

– Ваше имя? – спрашивает он, снимая трубку телефона.

– Питер Тайлер. Скажите ему, что я работал с его внучкой, Кейшей.

Через считанные секунды ко мне подходит пожилой негр в синем вязаном жилете, его глаза под кустистыми бровями обрамлены очками в черепаховой оправе.

– Мистер Тайлер, – приветствует он меня, протягивая мне руку. Ладонь у него мозолистая, как у каменщика – неожиданный контраст с его интеллигентным видом. – Приятно познакомиться.

– Аналогично, – отвечаю я. Он говорит с акцентом, но каким – я понять никак не могу.

– Я снова хочу выразить вам свою благодарность от имени детей и передать вам, как опечалена моя семья вашей трагедией. Вы были чрезвычайно добры, не забыв о нас даже во время вашей скорби.

– Спасибо, – говорю я. Я отправил ему полторы тысячи долларов через несколько недель после похорон. Моя игра с Теннисом в офисе кажется сейчас такой же далекой, как и Малая бейсбольная лига, в которой я играл в детстве. – Я получил фотографию, которую сделали дети. У Кейши все в порядке?

– О да. Она получила значительное повышение и очень этим взволнована.

– Хорошо. – Я рад узнать, что мое вмешательство в ее судьбу в результате принесло плоды. – Она это заслужила.

– Что я могу для вас сделать?

– Две вещи. Во-первых, я надеялся, что у вас, возможно, есть отдельная комната, где мне не будут мешать и где я смогу воспользоваться компьютером, подключенным к Интернету.

– Разумеется, – кивает мистер Розье. – И второе?

Я перекладываю чашку с кофе из одной руки в другую и выуживаю из кармана книжку Андрея.

– Эта книга принадлежит одному моему другу. Она написана на русском языке. Вы сможете сказать мне, что это за книга и есть ли у вас ее англоязычная версия?

Он вопросительно поднимает бровь, берет книгу, пролистывает ее и останавливается на фотографии на последней странице обложки.

– Толстой, – сразу же определяет мистер Розье. Он осторожно открывает книгу, его узловатые черные пальцы ласкают страницы. – Для романа – слишком коротко, для рассказа – слишком длинно. Вероятно, одно из философско-религиозных произведений, которые он писал. Пойдемте со мной. Это не займет много времени.

– Где я могу выбросить вот это? – спрашиваю я, поднимая свой кофе повыше.

– Вы можете взять его с собой наверх, если будете осторожны, – улыбается мистер Розье. – Мы стараемся идти навстречу друзьям нашей библиотеки.

Мистер Розье предоставляет мне потрепанное кресло в его кабинете без окон на втором этаже и уходит, чтобы поработать со справочной литературой. Древний ноутбук фирмы «Эппл» на его столе окружен тщательно рассортированной корреспонденцией и периодическими изданиями, на обложке каждого из которых прилеплен желтый стикер. Стены увешаны семейными фотографиями в пластмассовых рамках. Я вижу несколько фото Кейши: на одном она – высокий подросток на пони, на другом – в мантии выпускника, на третьем – под руку со своим женихом. Здесь еще есть фотография мистера Розье в колпаке Санта-Клауса и с младенцем на каждой руке, окаймленная веточками остролиста, символа Рождества. Дженна всегда хранила рождественские семейные фотографии, которые нам присылали. Она также вставляла фотографии с нашего отпуска в поздравительные открытки, после того как мы поженились, но несколько лет назад перестала делать это. Я так и не спросил ее почему.

– У вас чудесная семья, – говорю я мистеру Розье, когда он заходит в комнату, неся под мышкой парочку толстенных книг.

– Четверо детей, одиннадцать внуков и трое правнуков. Господь очень щедр ко мне. Вот. – Он протягивает мне чашку из пенопласта, наполненную кубиками льда, и небольшую пачку бумажных полотенец. – Вам необходимо приложить лед к ушибу на лице. Иначе у вас там будет синяк.

– Что это у вас? – спрашиваю я, помогая ему очистить пространство на столе для двух тяжелых томов.

– Русско-английский словарь и собрание сочинений Толстого. Мне понадобится пара минут, чтобы разобраться в кириллическом алфавите.

– Вам нужна моя помощь?

– Нет, – отказывается мистер Розье. – Я люблю отгадывать загадки. Я веду с детьми кружок по расшифровке кодов. В основном мы просто заменяем буквы цифрами, но нам нравится.

Я заворачиваю кубики льда в бумажное полотенце, а дедушка Кейши сосредоточенно изучает словарь, делая неразборчивым почерком пометки на обрывке бумаги.

– Так я и думал, – заявляет он, отрываясь от своего занятия. – Книга называется «Исповедь». Толстой написал ее – дайте-ка взглянуть… – Он открывает собрание сочинений и водит пальцем по титульной странице, – в тысяча восемьсот восемьдесят втором году.

– Вы ее читали?

– Много лет назад. Вам что-нибудь известно о Толстом?

– Вообще-то нет.

Мистер Розье прикладывает ко рту сложенные вместе ладони и задумывается.

– Толстой родился в русской аристократической семье в 1828 году. Прежде чем стать романистом, он служил в армии, а в юности был известным повесой, но в зрелые годы впал в депрессию. Первая половина «Исповеди» посвящена его борьбе с желанием покончить жизнь самоубийством. Вторая же описывает открытие им личной веры в Бога вне обрядов православной Церкви.

Никогда не знал, что Андрей религиозен. Поднимая книгу, я пролистываю страницы, пока не нахожу подчеркнутое и помеченное звездочкой предложение.

– Можете ли вы сказать мне, что здесь написано?

Мистер Розье одновременно просматривает английский и русский тексты, сравнивая названия глав и считая абзацы. Он снова обращается к своему словарю, а затем поворачивает ко мне русский вариант и отмечает предложение пальцем.

– «Есть ли в моей жизни смысл, который не будет разрушен неминуемой смертью?…»

У меня по спине бегут мурашки: зловещие слова почему-то вызывают в памяти дикие заявления Дэвиса о связи Андрея с террористами.

– И какой ответ предложил Толстой?

– Любовь к человечеству. Толстой отказался от богатства, высказывался против социального неравенства и стал выдающимся пацифистом. Произведения Толстого значительным образом повлияли на Ганди.

Я важно киваю, подозревая, что если я скажу мистеру Розье, что считаю подобные высказывания чушью, его отношение ко мне может измениться. Каждый отвечает за себя. Утопизм – философия для неудачников.

– Возможно, вы захотите взять это, – мистер Розье подталкивает книгу в мою сторону.

– Благодарю, но нет, я не очень интересуюсь религиозными текстами, – отвечаю я. Толстой никак не поможет мне разгадать тайну убийства Дженны. Я с большей пользой проведу время за файлами Андрея.

– Вероятно, основная идея здесь в том, что жизнь становится осмысленной только тогда, когда человек помогает другим, – говорит мистер Розье. – Например, жертвует деньги на библиотечные программы для детей, которых даже не знает.

– Хорошая мысль. – Мне не терпится продолжить свои исследования. – Я был бы вам благодарен, если бы вы показали мне, где я могу подключиться к Интернету.

– Разумеется. – Он встает. – Я здесь для того, чтобы помочь вам.

25

Мистер Розье отводит меня вниз по лестнице. Мы спускаемся на два пролета и оказываемся в плохо освещенном подвале, заполненном стеллажами с книгами. Здесь затхлый, но сухой и достаточно теплый воздух. В дальнем конце подвала, возле высокого решетчатого окна, стоит поцарапанный деревянный стол с компьютером и настольной лампой с потрескавшимся зеленым абажуром. Мистер Розье включает лампу, и на столешницу падает ромбовидное пятно желтоватого света.