Слёзы Рублёвки (СИ)

Зарплата начисляется в соответствии с Трудовым кодексом, — продолжил он. — Но самое главное — он формально к конкретным операциям не причастен. Оставил за собой, так сказать, общее стратегическое руководство, а непосредственными делами руководит генеральный директор. Тоже человек, Серебрякову преданный, поднятый почти со дна и всем ему обязанный. Впрочем, — пожал плечами Логовенко, — главный бухгалтер почти наверняка осуществляет над ним наблюдение и информирует шефа.

— И всё же, и всё же… — раздумчиво произнес Алиев. — Вот здесь у него может быть слабое звено. Если аккуратненько с человеком поработать…

— А может, в прошлом его порыться? — подал идею Нагонченков, не отказавшийся, видно, от мыслей об использовании дубинки закона. — Все мы знаем, что такое бизнес девяностых — он же тогда начинал? Вон, Мишку за 'Апатиты' закрыли. Хотя он почти что зайчиком был, по сравнению со всем другим…

— Прокачивали, — кивнул головой Логовенко. — Общая мелочь: посредничество, мелкая обналичка. Ни одного мошенничества, ни злоупотребления доверием, ни обманного приобретения собственности. Можно сказать, честный человек, — почему-то усмехнулся он. — Кроме того, повторюсь, имеет хорошую защиту. В личных друзьях — депутаты, один сенатор, заместитель генпрокурора, замначальника Петербургского главка ФСБ. Кстати, курирующего экономические вопросы. Есть два однокурсника в Администрации президента. Широкий круг знакомств среди журналистов.

В прошлом — был в 'горячих точках', с некоторыми сослуживцами связан до сих пор, помогает им. Видимо, отсюда имеет связь с казаками. Из серьёзных, — уточнил Логовенко. — Отмечены случаи использования казаков в качестве охраны.

— О! — поднял палец Догилевич. — Охрана?

— Имелось в виду — для сопровождения груза, — ответил начальник службы безопасности. — Сам охраной не пользуется. Правда, есть водитель, обученный приёмам рукопашного боя и прошедший конфликт в Приднестровье.

— Ксенофобия, национализм, экстремизм? — ухватился неугомонный юрист.

Логовенко пожал плечами:

— Вряд ли. То, что нам известно, — в пределах нормы. Антисемитизм — не выше анекдота. Кавказцев… — Алиев поднял голову — …в общем, не любит после службы в Карабахе. Но в действиях этого не проявляет.

— Спасибо, Анатолий, это исчерпывающе, — поблагодарил Владимирский. — Так что, господа правление, что решать будем?

— Есть предложение, — сказал Вайнштейн, последние несколько минут не слушавший разговор, а что-то сосредоточенно рисовавший на своем листке. — Мы не можем — пока что — подчеркнул он, — затронуть центр организации. Но! — повернул он листок так, чтобы всем была видна схема.

На схеме был изображен большой овал — больше похожий на огурец — в центре, а от него на тонких лучиках улетали шарики. В шариках значились цифры. За шариками значились какие-то волны.

Пикассо удавился бы, мелькнуло у Владимирского.

— Но! — продолжал финансист. — У этой центральной структуры есть связи, без которых она существовать не может. Нет, я, конечно, Америки не открываю, но у нашего Серебрякова есть поставщики и есть оптовики. Поставщики, в свою очередь, связаны с производителями, — он указал на волны по левой стороне схемы, — а оптовики — с конечными потребителями, — карандаш указал на волны справа.

Серебряков обезопасил себя, имея и своё производство, и свою собственную сеть сбыта. Но на фоне его оборотов этого далеко не достаточно для полной безопасности. Значит, если мы перекрываем ему кислород вот здесь, — Вайнштейн перечеркнул 'лучи' слева, — и здесь, — та же участь постигла 'лучи' справа, — то центральная его структура, не будучи повреждена сама, и даже сохраняя долю жизнеспособности за счёт собственного производства и продаж, тем не менее, будет весьма сурово поколеблена и вынуждена обратиться к внешним источникам помощи. В том числе и финансовой.

Но это — полдела. Полный успех может быть достигнут в том случае, если мы не просто перерезаем ему связи, но заменяем его контрагентов своими или даже собой!

Вайнштейн, победно глядя на собравшихся, торжественно зачеркнул все цифры и заменил их логотипом их банка, представлявшим собой вензель из букв СМС.

— Теперь конкретно, — продолжил Вайнштейн. — На Коростеньском заводе у него доля, было тут сказано? Отлично, но ведь может быть выкуплена другая! Небольшой блокирующий пакет — и, как говаривали в старину, 'кровавая рука голода' задушит нашего Серебрякова.

То же самое — с другими его производствами.

Ещё проще — если кто-то из его поставщиков имеет долги. Долги мы можем купить.

Он выдержал паузу.

Все молчали. Заинтересованно. Хотя, в общем, действительно ничего принципиально нового тот не предлагал. Но в видах применения на практике эта не оригинальная схема становилась небесполезными намётками к плану действий.

Вайнштейн продолжил:

— Теперь его покупатели. Публику мы не трогаем, не можем. Но есть оптовики, магазины, аффиляты, торговые партнёры и так далее. Тут лично я вижу вообще необозримое поле возможностей. Всё та же покупка контрольного пакета, если это будет целесообразно с финансовой точки зрения. Это всё та же скупка долгов. Это — люди хотят всегда чуть больше того, что имеют — помощь им в развитии. При одновременном развитии нашего контроля над ними. В частности, через канал кредитования. Это, например, приобретение контроля над побочными бизнесами затронутых структур. Не живут же они на одном серебряковском фарфоре, на самом-то деле!

Что мы видим в итоге? В итоге мы видим следующее. Постепенно — а я бы советовал: очень и очень небыстро, чтобы он подольше не мог связать концы с концами и выйти на причину событий… Постепенно места в серебряковской структуре занимают наши производные элементы. Которые, например, вдруг перестают принимать у него товар по его цене. Или требуют значительно больших скидок и бонусов. Или просто перепрофилируются на другие бизнесы. Или… да всё, что угодно!

Результат: продажи падают, центральную фирму захлёстывает кризис сбыта… это я уже не говорю о такой невинной вещице как задержки платежей! Не будет же он гонять по судам по всей стране из-за недоплаченных ему одной-двух тысяч долларов!

На левой же стороне — все виды материального и морального давления. Под давлением акционеров меняется состав правления. Оно поднимает цену готовой продукции. И всё! Иди, товарищ Серебряков, наклеивай свои деколи на фарфор, который уже не будут в состоянии купить твои массовые быдла!

Казалось, голос его звенел под конец речи. Хотя быть такого не могло — Вайнштейн от природы обладал довольно глухим тембром.

— Да-а, — протянул Алиев. — Это ведь может сработать! Я, честно говоря, не представляю, что я мог бы этому противопоставить.

— Но важно не переборщить, — добавил скептичный Догилевич. — Нужно внимательно просчитать наиболее эффективные в этом смысле точки и по ним уже бить. А то подорвём ему весь спрос — потом самим придется ситуацию восстанавливать. Или вот ты, Игорёк, про повышение цены производства сказал. Так мы его просто разорим, и тем дело успокоится. То есть я на чём хочу заострить… Надо просчитать всё так, чтобы его только придушить, а не задушить. Чтобы дышал потом под нашим контролем, а не трупом лежал.

Я фигурально, фигурально! — воскликнул он, видя недовольное движение Владимирского.

— Что ж… — после паузы проговорил он.

Но его задумчиво прервал Алиев:

— А мне вот ещё какая фраза из головы не идет. Помните, Анатолий сказал про бухгалтершу его? 'Влюблена, как кошка'? Ну, там ладно — старый женщин, последняя романтика.

А вот что у Серебрякова с семьей? С женой у него всё нормально?..

Х.9.

— …Что мне делать, Антон?!

Обычно разговор двух супругов после вскрытия измены превращается в поток взаимных обвинений. Причём строятся они не на базе здравого рассудка — о чём уж тут говорить в таких условиях! Нет, бал правит обида. Ощущение предательства. 'Нож в спину' — только так можно описать это состояние. Конструктив, разумеется, при этом никак не выстраивается.