Черная акула

— Что такое, товарищ полковник? — встревожился водитель.

— Да нет, Паша, все в порядке. Думаю просто, думаю. Размышляю.

— А то я решил, что укачало вас.

— Да нет, все в порядке. Ты за дорогой смотри. «А может быть, — продолжал размышлять Максим, — именно из-за этой формы и похитили тело? Может быть, нужна была не подписанная форма, а как раз форма с отсутствием всяких подписей, чтобы не возникало вопросов? Этих самых вопросов: „Почему на форме нет фамилии и инициалов?“ Правда, куртка подписана, но кто теперь скажет точно, сколько этой куртке лет? Полгода, год, два? Возможно, Юрий Герасимович Шалимов давным-давно ушел на дембель и преспокойненько проживает в каком-нибудь Урюпинске вместе с женой и двумя детишками. Что-то во всем этом было. — Максим откинулся на сиденье. — Допустим, что отсутствие фамилии, инициалов и номера военного билета на личной одежде обусловлено тем, что кому-то не хочется, чтобы солдата могли опознать. Хотя солдат ведь может опознать себя и сам. Если только он… Ну да, если только он не будет лежать в жидкой зимней грязи, разбросав руки крестом, с раздавленной ногой и пулей в голове. Итак, что же происходит? Некто, занимающий определенное положение в военной епархии и обладающий достаточной властью, использует в своих интересах солдат срочной службы. При этом солдаты обезличены для всех, кроме самих себя. Вывод напрашивается однозначный: скорее всего ребят используют в откровенно незаконных целях, а использовав, уберут, как отработанный материал. Отсюда вытекают два вопроса. Первый: для какой работы задействовали солдат? Второй: каким образом будут прикрывать их смерть? Строительство в самом деле отпадает. Что еще? Какие-то секретные работы? Какие? — Максим, как ни старался, не мог отыскать ничего подходящего. — Ну действительно, не на урановые же рудники их загоняют? А это вариант, — подумал Максим. — Солдат могут использовать для погрузки и транспортировки чего-то, что представляет либо физическую опасность, либо строжайшую тайну. Что это может быть? Оружие? Ну, допустим. Автоматы, гранатометы, пистолеты, и все тоннами. Но опять-таки и здесь не обязательно убивать людей. Достаточно замазать маркировку на ящиках, погрузить их на машины или в вагоны, и отправляй себе спокойненько в любую точку необъятной Родины моей. Три года никто не хватится. А может быть, и все пять. То есть какому-нибудь психопату, конечно, могло прийти в голову скрывать подобный секрет полишинеля путем убийства десятка солдат. Но соотношение „риск — выгода“ здесь слишком неравное. Риск получается неоправданным. И потом психопат, если бы и сумел толково организовать такое масштабное дело, то уж с фальшивыми документами — слишком умно. Тут работали не сумасшедшие, а сноровистые, хитрые ребята, просчитывающие каждый шаг. Только вот с трупом у них накладочка вышла почему-то. Ладно, над этим подумаем позже, а пока пойдем дальше. Если допустить, что солдат все же используют при погрузке, то грузят что-то такое, что невозможно скрыть, где не обойтись только замазыванием надписей и цифр на фанерках. Что же там грузят-то? Танки, что ли? — Максим подумал. — Хотя, возможно, тут дело вовсе и не в оружии, а в чем-то другом. Может быть, солдат используют для транспортировки наркотиков? Многовато наркотиков получается. Да и понадежнее способы есть. Однако и этот вариант нельзя исключать. Что еще? Думай, думай». Максим вздохнул, достал сигарету и закурил. Шофер посмотрел на него с недоумением. Шеф не имел привычки курить в машине. Не замечая удивления солдата, Максим затянулся и, не отрываясь, как зачарованный остановил взгляд на огоньке сигареты. «А может быть, какие-то стратегические металлы? Тоже не похоже. Это добро сейчас возят без всякой охраны, даже не особенно заботясь о тайне. Да и неоткуда тут металлы возить. Еще версии есть? Нет? Значит, пока остановимся на оружии и наркотиках. Причем первое имеет приоритет за большей правдоподобностью. Вопрос второй: каким образом надеются скрыть трупы? Самым простым и четким ходом было бы сослаться либо на ту же дедовщину, либо на боевые действия. Взять хотя бы Чечню. Или афгано-таджикскую границу. Но на границе трупы достаточно легко учесть. Так что скорее всего Чечня. Полномасштабные боевые действия. В сущности, при проведении подобных боевых операций очень легко спрятать в бумажках десяток-другой погибших солдат». Все, что он придумал, внешне выглядело вполне логично, если не считать нескольких оговорок. Во-первых, солдат, может быть, вовсе и не собирались убивать. Второе: возможно, все происходящее не имело никакого отношения ни к каким тайным операциям. Но другого объяснения уже известным фактам у него пока не было. «Ну, допустим, что я прав и кто-то пытается спрятать концы в воду. Солдат выполнял какую-то черновую работу. Предположительно занимался погрузкой чего-либо. Произошел несчастный случай — парню переехали ногу краном, бульдозером или тем же танком. Допустим. Примем на веру то, что сказал Епифанов. Если вся эта операция строго засекречена, то получается, что солдата нельзя везти в больницу. А здесь требуется именно хирургическое вмешательство. Сразу возникнут вопросы: откуда парень, почему пострадал? Так или иначе сведения о несчастном случае попали бы в прокуратуру. И вся секретность лопнула бы как мыльный пузырь. Человек, который разработал, а теперь и успешно осуществляет аферу, несомненно, должен был предвидеть подобный ход дела. — Следующий вопрос представлялся Максиму уже не в виде громадной кирпичной стены, а лишь в образе соломенной оградки. — Почему в таком случае солдата убили не там же, не в части? Да очень просто, — ответил он сам себе. — Нужно было сделать вид, что раненого все-таки отвезли в больницу. Иначе солдаты запросто могли бы взбунтоваться. Кому же приятно смотреть, как товарищ истекает кровью? Вероятнее всего, искалеченного парня положили на носилки, погрузили в машину и „отправили в больницу“. По дороге парня добили. Может быть, он почувствовал неладное и попытался выпрыгнуть из машины, в этот-то момент убийца и нажал на курок. Тело вывалилось на мостовую, но останавливаться убийцы не стали, посчитав, что дешевле выкрасть труп из морга, чем „светиться“ на дороге. В этом варианте получают объяснение кража и сверхбыстрая осведомленность преступников. Они попетляли по городу и вернулись на место происшествия, когда тело обследовали опергруппа и эксперты. Возможно, кто-нибудь окликнул Парфенова по имени-отчеству, кто-то по фамилии, а выяснить телефон не составляет большой проблемы. Логично? Вполне. Да только все это домыслы. Фантазии, похожие на правду, но не имеющие к правде ни малейшего отношения». Огонек сигареты обжег ему пальцы. Максим встрепенулся и с удивлением увидел, что держит в руке крохотный огарок. Раздавив окурок в пепельнице, он посмотрел в окно. До дома оставалось три минуты езды. Новый микрорайон, из тех, что принято называть «спальными». Максим вновь задумался. Что-то он упустил. Была еще какая-то мелочь, которую он не учел. Какая же именно? «Волга» въехала во двор, разбрызгивая колесами мокрую снежную жижу, и притормозила у подъезда.

— Товарищ полковник, — напомнил о себе водитель, — я вам больше не понадоблюсь сегодня? Максим посмотрел на него и покачал головой.

— Нет, Паш, спасибо.

— Завтра как обычно?

— Да, подъезжай к восьми. Он распахнул дверцу и начал выбираться из машины, с раздражением подумав о том, что дворники, видимо, в городе перевелись. Ботинок на треть погрузился в хлюпающую жижу. И вдруг его осенило. Он не мог бы сказать точно, что именно заставило его задать шоферу простой, совершенно обыденный вопрос.

— Паш, — прищурился Максим, — а ты домой часто пишешь? Тот пожал плечами.

— Да как сказать, товарищ полковник… Как время свободное выдастся.

— Ну, в среднем? — спросил Максим.

— Ну, раз-то в две недели точно. Иногда чаще. В армии писать особенно не о чем. Дни-то все похожи один на другой. Вы же знаете, — усмехнулся он. — У нас еще ничего, а вот в войсках, приятель мне написал, вообще скучища смертная. Их, срочников, там сейчас всего несколько человек. Остальные контрактники да офицеры. Пишет: ходят, хреном груши околачивают. Извините, товарищ полковник.