Все оттенки красного

— Уж и ценный.

— И что-то там про убийство говорила. Что, мол, ее собирались убить. Я, кажется, догадываюсь, про кого это. Про богатую наследницу, да?

Валя зарумянилась под его внимательным взглядом. Хоть бы глаза отвел! Видит же, что смутил.

— Кто ж у нас, интересно, так прокололся? Уж не маман ли? А ты, значит, собралась промышлять шантажом. Мило.

— Да с чего это вы взяли?

— Можешь на ты. Эдиком зови. А ты девушка не промах, я таких люблю. Убить, видимо, не захотела, а вот по мелочи, это можно. Без риска для жизни. Но не своей, понимаешь? Шантаж — дело тонкое. Главное не слишком давить на педаль. Может, возьмешь в долю? Шучу. Мне своего хватит. Но твоя помощь может понадобиться. Значит, ты уколы делаешь, и в вену тоже, о лекарствах много чего знаешь, умеешь готовить и по хозяйству помочь. Незаменимый человек, а? Мне тебя прямо Бог послал. Или дьявол? Договоримся.

— О чем?

— Видишь ли, у меня скоро будет молодая жена. Девушка энергичная, шумная и хорошо было бы ее прибрать к рукам.

— О чем это вы?

— Ну-ну, Валентина! Не делай вид, что не понимаешь. То, что ты сейчас пыталась сделать, конечно, не высший пилотаж, но курс взят вполне уверенно.

Он подошел совсем близко и улыбнулся. Валя, не отрываясь, смотрела в темно-карие, почти черные глаза. Как он похож на киноартиста! Весь, словно сошедший с голубого экрана, с изысканными манерами, тонкими пальцами и взглядом, ради которого миллионы женщин приникают к телевизору, заслышав знакомую мелодию. Словно дудочка крысолова манит их в глубокий омут, вынырнуть откуда и выплыть уже невозможно.

— Мы договоримся, — уверенно сказал Эдик. — Думаю, тебе давно приелся серый быт, скулящие больные, ночные дежурства, деспот — главврач, муж, который только и знает, что, придя с работы лечь на диван перед телевизором и потребовать ужин. А усталость так и наваливается, и послать бы его к черту, но другого-то нет. И впереди никакого просвета.

Он знал про Валю все. Кроме последнего, что муж уже не приходит с работы, а просто лежит целый день на диване, но все равно требует, чтобы жена готовила еду, и убиралась в квартире, и стирала, и гладила, да еще и деньги зарабатывала. Но совершать ради него все эти подвиги, не много ли чести? Вот ради такого, как Эдик, дело другое. А почему бы нет, собственно? Если ее, Валю, приодеть, причесать, накрасить, из них с Эдиком получится неплохая пара. Воображение вмиг нарисовало его молодую жену, прикованную к постели, и парочку, припеваючи живущую на ее деньги. До поры до времени, пока можно будет обойтись и совсем без жены. А дальше… Дальше! Валя сладко вздохнула:

— Что я должна делать?

— Во-первых, скажи мне, кто просил тебя убить Марусю?

— Я все расскажу, только уж и вы… ты мне помоги.

Она заглядывала Эдику в глаза, и думала про себя — это не дом, а самая настоящая золотая жила! Теперь вперед, намывай золотой песок, откапывай самородки! Уж повезло, так повезло!

Валя решила прибраться в кабинете. Дело к вечеру, ужинать они вряд ли будут, если только чаю попьют, милиция вместе с прокуратурой уехали, тело хозяйки увезли в морг. Можно по-быстрому навести порядок, вихрем пронестись по дому, смахнуть пыль с мебели, шваброй-лентяйкой протереть пол в коридорах. А завтра встать пораньше, приготовить завтрак. В комнатке Ольги Сергеевны есть вторая кровать, там Вале и отвели место. Ничего, придет время, переселится в настоящие хоромы. Теперь все будет хорошо.

И Валя начала смахивать пыль со стола в кабинете. Глянула мельком на полустершийся меловый контур и не испугалась, навидалась на своем веку смертей, только подумала: надо бы завтра ковер почистить, а то нехорошо получается. И тут услышала за стенкой шум. Подняла голову — дверь в соседнее помещение была приоткрыта. Что там? Воры?

Она осторожно подошла к двери, открыла ее и заглянула:

— Эй! Кто здесь? Эй!

Стало не по себе: а вдруг и в самом деле воры? Что делать?

— Эй! — негромко повторила Валя.

По-моему, больше испугался этот человек, не она. Смутился, кашлянул, стал переминаться с ноги на ногу, а на них женские тапочки с пушистыми розовыми помпонами. Смешно!

— Простите, Бога ради. Я здесь… Кхе-кхе…

— Вы кто?

— Веригин. Эраст Валентинович Веригин.

— А-а-а… Родственник? Я вас в больнице не видела.

— Гость. Я в этом доме гость.

— А это что? — Валя кивнула на папку, которую Веригин неловко прижимал к себе.

— Это… кхе-кхе… Рисунки.

— Ваши?

— Я тут посмотреть хотел. Видите ли, покойный Эдуард Олегович был моим другом, и я… заинтересовался, так сказать.

— Я тут прибраться хотела. Надо?

— Что вы! Что вы! Здесь, в студии, никто ничего не трогает!

— Ну, как хотите.

Он все так же нервно переступал ногами в нелепых женских тапочках с розовыми помпонами. Валя пожала плечами и спросила:

— Чай пить будете?

— Чай?

— Ну, я не знаю, как в этом доме заведено. За одним ли столом собираются, или по одиночке на веранду ходят. Если хотите, то я…

— Нет, нет, не беспокойтесь! Бога ради не беспокойтесь! Я сам, все сам!

Валя вышла из студии, оглянувшись на пороге еще разок. Веригин прижимал к себе огромную папку, неловко моргал, но, кажется, ни за что на свете не решился бы с ней расстаться…

…— Эдик, постой!

— Чего тебе, Настя?

— Как ты груб!

— После того, что ты натворила? Груб?

— А что я натворила, что? Ведь это ты послал меня в кабинет, за пистолетом, ты!

— Но стрелять в отца я тебя не просил.

— Я стреляла? Я!?

— А кто?

Пауза.

— Тетя умерла. Что теперь делать?

— Ну, тебе теперь достанется хорошая трехкомнатная квартира, несколько картин знаменитого художника, куча всякой рухляди. Поздравляю. Не супер, но и не сказать, что совсем ничего. На первое время хватит.

— Да? А этот дом?

— Придется отсюда уехать. Ты теперь не член семьи.

— Ты же обещал на мне жениться! Обещал!

— Как я могу жениться на женщине, убившей моего родного отца? — Эдик с иронией вздернул брови. — Это неэтично. Я тебя прощаю, Настя, но любить отныне не могу.

— Ты… ты… Это не твои слова.

— Раз я их говорю, значит, теперь мои. Хватит, Настя. Дело сделано, и забудем об этом. Отблагодари шофера, он тебе алиби обеспечил.

— Вот значит как! Тетя Нелли мне говорила, а я не верила! Но ты забыл, что я была в студии, когда они с дядей ругались!

— Ну и что?

— А то. Тетя Нелли спросила: «Откуда у тебя этот пистолет?» И когда дядя ответил, знаешь, что она сказала?

— Что?

— «Мне знаком этот пистолет, я не в первый раз его вижу». Она все вспомнила про «Деринджер». И дядя начал рассказывать. Знаешь, о чем?

— Не может быть, чтобы это был тот самый пистолет! Просто не может быть! Таких совпадений просто не бывает!

— Каких совпадений?

— Так о чем они дальше говорили?

— А ты не догадываешься? Я не сразу ушла, только тогда, когда все поняла. Да, я была в гараже, была! Я сидела там и ревела! Они ужасные вещи говорили. О тебе и…

— Ну, все, все, хватит, Настя. Помолчи.

— Мне милиции это надо рассказать?

— Чего ты хочешь?

— Я хочу, чтобы все было, как раньше. Между мной и тобой.

— А ты знаешь, что у меня ничего нет кроме долгов? Огромных долгов, между прочим. А теперь, когда отец умер и надежд на наследство никаких… И что делать? Ты работать пойдешь? Или, быть может, я?

— Но есть же какой-то выход?

— Выход всегда есть. Я хочу жениться на Марусе.

— Да ты с ума сошел! Жениться на родной тетке!

— А если я не сын Георгия Эдуардовича Листова? Если у меня нашелся родной отец? После стольких лет, а? Как тебе?

— Что ты, Эдик?! Что ты?! Ты же так похож на деда!

— У меня есть подписанная папашей бумага. Он признает меня, Эдуарда Оболенского, законным сыном. Ну и маман не будет отрицать. Может, и поженю еще родителей. Шутка.