Бокал шамбертена

Немедленного ответа на приглашение не последовало. Плантаторы казались несколько смущенными. Первым нарушил молчание Вилмердинг.

— Конечно, мы отведаем вашей стряпни.

— Отлично, — сказал Верниер. — Я обещаю вам незабываемый банкет. Как насчет жаркого с мадерой и грибным соусом? Я беру на себя винный соус, если здесь поблизости найдется кабанчик. И сам его подстрелю, если кто-нибудь одолжит мне ружье.

— Я подстрелю вам свинью, — сказал Доран. — Не люблю отдавать мое ружье в чужие руки.

Наследующее утро Верниер спустился по реке до Таньонг Мамар и наведался к управляющему.

— Мистер Корт, — сказал он, — я хочу, чтобы консул Соединенных Штатов в Батавии доставил мне кое-что на пароходе. Консул знает один хороший погребок в Батавии. Я хочу, чтобы он достал мне немного шамбертена того урожая, которым он угощал меня в прошлый раз. Еще мне понадобятся другие вина и повар. Пусть наймет для меня повара из «Hotel de Indes» и отправит его на судне с полным наборов деликатесов. И лед. Еще нам нужен лед…

— Хорошо, — сказал управляющий. — Если вы дадите двадцать пять гульденов и заплатите за сообщение, я прослежу, чтобы оно сразу ушло. В то же время я рад, что вы здесь. Если бы вы не приехали, сегодня днем я бы отправился за вами. Вы должны оставаться у меня, пока не придет ваш пароход.

— Но почему?

— Потому что ваша жизнь на плантации более не в безопасности. Ваш подопечный наверняка убьет вас до прибытия парохода.

— О нет, — улыбаясь, ответил Верниер. — Мы все теперь добрые друзья. Я даю этот обед в знак того, что между нами нет недоразумений. И потом, мне следует вернуться на плантацию, ведь все зависит от того, буду ли я там.

— Ну ладно, поступайте, как знаете.

— Будем считать, что я предупрежден. И прошу вас, поторопите наш «SOS» о продуктах, вине и льде.

Когда Верниер вернулся на каучуковую плантацию, дружеские отношения, казалось, были восстановлены. Трое плантаторов не выказывали открытого недоверия, но детектив все же ощущал оттенок подозрительности. Он чувствовал, что один из этой тройки копил в себе недобрые чувства по отношению к нему или, по меньшей мере, не давал им угаснуть. И по этой причине Верниер спал чутко и держал заряженным свой автоматический пистолет.

В течение всей недели, предшествовавшей прибытию парохода, Верниер определил меню и распорядился насчет вин к каждой перемене блюд — в особенности шамбертена, короля красных бургундских вин, крепкого, ароматного, пьянящего, любимого вина Наполеона.

— Любой шамбертен превосходен, — говорил плантаторам Вернир. — Но шамбертен 1911 года вне всякого сравнения. Он превосходит все вина. Бургундия произвела настоящий нектар в том году. Вы оцените сами.

За три дня до прибытия парохода снова возник вопрос о кабане. Все трое решили пойти охотиться.

— Пойдемте с нами, — предложил Прейл Верниеру.

— У меня нет ружья, — ответил Верниер, с надеждой глядя на Дорана. Доран молча отвернулся.

В последнюю минуту, однако, Вилмердинг обнаружил, что укладка просмоленного крепа для отправки на следующем судне идет недостаточно быстро и требует его надзора.

Прейл и Доран сопровождали Верниера в джунгли за границы плантации. Верниер случайно отметил, что только его солнцезащитный шлем был белым. Его спутники надели шлемы цвета хаки.

Диспозиция была такой: Верниеру полагалось идти прямо, в то время как Прейл и Доран должны были двигаться под углом вправо и влево. Нескольких малайцев послали вперед.

В действительности же, как только эти двое скрылись из виду в доходивших до груди зарослях, Верниер остановился. Он хотел, чтобы его спутники оказались впереди него, а не сзади. Джером Стикс не знал жалости…

Детектив снял свой белый тропический шлем и установил его на верхушке куста лантаны. Затем он отошел на несколько шагов и присел на корточки в сырых зарослях, опустив винтовку между коленями. Его шлем — белое пятно в густой зелени — был хорошо виден.

В течение двадцати минут он ждал, отгоняя мух и насекомых. Затем он услышал выстрел, за ним еще два, потом еще, а затем его шлем, крутясь, подпрыгнул вверх, ударился о дерево и подкатился прямо к его ногам. Джером Стикс стрелял метко. Который же из них? Верниер поднял шлем. Пришел выстрел слева — от Прейла или справа — от Дорана? Он рассмотрел отверстия. Выстрел был сделан не слева и не справа. Пуля пришла сзади. Одному из этой пары удалось обойти его и зайти за спину, несмотря на его меры предосторожности. Но кому?

Надев шлем, Верниер двинулся назад к имению. Он добрался до бунгало, никого не встретив. Полчаса спустя вернулись Прейл и Доран с малайцами, несшими убитого поросенка.

Корабль пришел хмурым, душным днем. Доставленный из Батавии повар прибыл на берег в сампане, груженном корзинами, коробками и огромным куском льда, завернутым в джутовую ткань. Он немедленно направился в бунгало герра Корта, где загнал своего китайского предшественника в угол и начал священнодействовать. Принимая во внимание преимущества кухни управляющего и время, которое ушло бы на доставку припасов вверх по реке, трое плантаторов согласились спуститься к управляющему.

По голландской колониальной традиции, обеду предшествовало несколько порций джина на веранде. Верниер гордо извлек меню, написанное на французском, которое он передал по кругу, наблюдая за выражением лиц трех американцев по мере того, как те читали.

Глаза голландского управляющего и капитана парохода, который также был приглашен, расширились и оживились, когда они просмотрели меню. В глазах же трех американцев не промелькнуло и намека на понимание.

Тем не менее, плантаторы одобрительно чмокали губами над гусиной печенкой в желе с портвейном и шумно вдохнули в унисон, когда появились омары, источая ароматы белого вина, бренди, мякоти томатов.

Пол Верниер, как председательствовавший за столом, сверкавшем хрустальной посудой и столовыми приборами из Батавии, казалось, был полностью доволен собой. Временами он мог быть таким же шумливым, как и трое американцев. Однако когда он заговорил о винах, то благоговейно понижал голос.

— Это монтраше, — сказал он, наливая ароматное золотистое вино, подававшееся к омарам, — превосходит любое другое вино в мире. Не может оно сравниться только с шамбертеном.

Плантаторы кивали в знак одобрения и пили много белого крепкого вина. Они вряд ли до конца оценили трюфели, запеченные в картофеле на тлеющих углях. Надо было только соскрести обуглившийся картофель, чтобы найти сочнейший трюфель…

Затем подошла очередь поросенка, плававшего в розово-лиловом винном соусе с грибами и источавшего чудесный аромат.

— А сейчас, — объявил Верниер, — король вин. Никогда не было вина лучше шамбертена, и никогда не было шамбертена лучше шамбертена 1911 года. Взгляните сюда!

Аккуратно уложенная в специальную корзинку, бутылка передавалась по кругу. Верниер обратил внимание на паутину на бутылке. Затем он налил немного в свой стакан, держа его так, чтобы им можно было полюбоваться.

— Посмотрите на его цвет! — сказал он. — Рубин. Чистое, искрящееся пламя. Зарево пяти тысяч закатов. А букет! Только понюхайте. Настоящая поэзия! Вот вино для вас — шамбертен!

Он поднес стакан к носу каждого из гостей, наблюдая, как они вдыхали хмельной аромат.

— А сейчас передайте мне ваши большие бокалы для вина, пожалуйста. Благодарю.

Чуть двигая бутылкой, он наполнил каждый бокал на три четверти. Его проницательный глаз бросал быстрые взгляды на стол. Затем он нырнул ложкой в блюдо с колотым льдом и со звоном стал класть прозрачные кусочки в каждый бокал с красным вином.

Вилмердинг, сидевший как раз напротив Верниера, мгновенно приподнялся со своего стула с открытым ртом, как будто он стал свидетелем чего-то ужасного.

— Боже мой! Не кладите лед в шамбертен, — сказал он тихим, потрясенным голосом.

Верниер выронил ложку, нырнул к себе в карман и перегнулся через стол до того, как Вилмердинг успел снова сесть. Послышался металлический щелчок, вздох — и пара наручников заблестела на запястьях Вилмердинга.