Купи себе Манхэттен (= Бабки на бочку)

Вот тогда-то он и получил свою кличку Манхэттен, которая прочно приросла к нему. Он прочитал какую-то книжку про Дикий Запад, ковбоев, первопроходцев и прочее, которая оставила неизгладимый след в его душе. Особенно его поразила одна история, классическая для Америки, о том, как Манхэттен в свое время был куплен у диких индейцев каким-то пройдохой всего за двадцать долларов. Это настолько потрясло бедного Алика, что он тут же раздобыл двадцатидолларовую купюру и зашил её в трусы, заявив, что у него всегда будет с собой двадцать долларов, чтобы не упустить шанс и при случае приобрести свой Манхэттен.

В один прекрасный день Алика арестовали за противозаконные валютные операции. Время было суровое, и он залетел всерьез и надолго. Главным свидетельством против него оказалась найденная в его трусах сложенная в несколько раз двадцатидолларовая купюра.

Как он потом рассказывал, ему относительно повезло: попал он в лагерь, где было много диссидентов, и это сделало его существование там вполне сносным. Но отсидел он порядком.

Вышел Алик через десять лет, с виду все такой же пройдоха и неунывающий аферист. Сразу позвонил мне, отметили его освобождение, и потом он напросился в экспедицию. Ездил с нами два года, но работать ему было тяжело: отсидка не прошла бесследно для здоровья. После окончания второго сезона, когда уже готовились к отъезду, он со вздохом сказал мне, что ездить больше не сможет. Что-то не так с легкими. А в степи жара, пыль, ветер. И скучновато для его деятельной натуры.

Мы с ним сидели на закрытом как и положено после раскопок кургане, откуда было извлечено немало удивительных находок, что само по себе явление нечастое. А в этот раз вдобавок ко всему мы нашли золото.

Мы сидели, смотрели на потрясающий закат, степь дышала осенью, хотя было ещё по южному тепло.

- Знаешь, - сказал он мне, - впервые в жизни я держал в руках золото, которое мне не хотелось положить в карман.

Внизу, вокруг наших палаток, шло веселье, раздавались гитарные переборы, смех. А мы сидели с ним и пили из горлышка сухое вино, чуть горьковатое, как этот ветерок из степи, доносивший запах полыни.

- Ну а как дела с твоим Манхэттеном? - спросил я вдруг. - Больше не мечтаешь купить его?

- Это как же?! - едва не подскочил он. - Я за этот долбаный Манхэттен почти одиннадцать лет отсидел! И чтобы я?!..

Он расстегнул брюки и показал зашитые у пояса двадцать долларов.

- Вот! Я всегда готов! У меня всегда будут при себе двадцать баксов на Манхэттен. И я его куплю, пусть он уже будет называться по-другому!

С тех пор я видел Алика редко. Он кое-как перебивался заработками журналиста, но неоконченное высшее ему сильно мешало. Он просиживал штаны в какой-то заводской малотиражке, получал гроши, попробовал спекулировать, как прежде, валютой, но его слишком хорошо знали, что весьма затрудняло ему жизнь. Позже он кое-что нажил, используя природные таланты афериста, но вот пришла перестройка, и вписаться в неё он никак не мог. В последнюю встречу он жаловался мне:

- Я знаю значительно больше сравнительно честных способов отобрать деньги у сограждан, чем знаменитый Бендер. Но у меня рука не поднимается отнимать кровные у тех, у кого и без меня все отняли. А выуживать из тех, у кого сегодня они есть - чревато. Они либо знают ещё больше способов, чем я, либо за свои деньги могут пристрелить не задумываясь.

Короче, он согласился ехать, не очень выспрашивая, что и как так же, как Дима. Видимо, и его допекла жизнь.

На следующее утро оба были у меня, уже собранные в дорогу. Дима с маленьким чемоданчиком, а Алик Манхэттен - с щегольским кейсом. Он остался верен себе.

- Далеко едем? - спросил Алик. Я плацкартом не поеду.

- Может, ты желаешь в мягком? - съязвил Дима.

Манхэттен поджал губы и промолчал, проигнорировав это замечание.

Мы сидели на кухне, пили кофе, и я рассказывал им, что со мной приключилось.

- Ну что же, - несколько неожиданно подвел итог Манхэттен. - Господа бандиты имеют денежки, и им требуется их отмыть, то бишь вложить во что-то. Разумно.

- Что ты хочешь этим сказать? - спросил Дима.

- Только то, что сказал, - пожал плечами Алик. - Нас посылают прокладывать Великий меховой путь.

- Возможно, - согласился я.

И тут в дверь позвонили. Я открыл. На пороге стоял лысый и с ним двое молодчиков с толстыми бритыми затылками. Лысый молча отодвинул меня и прошел в комнату. Сел на тахту и приказал своим качкам:

- Пригаси всех сюда.

Но из кухни уже сами вышли Дима и Манхэттен.

- Здравствуйте, господа бандиты! - радостно заорал Алик, вытягиваясь по стойке смирно.

И тут же получил сильный тычок в спину, отчего в прямом смысле прикусил язык, поскольку собирался ещё что-то добавить.

Дима развернулся к молодчикам, но лысый остановил всех:

- Все тихо! Сядьте! Ну-ка, сявки, быстро на место!

- Да это он сам, Череп... - забубнил тот, который толкнул Алика, но тут же замолчал и отошел к двери.

- Садитесь! - Череп резко махнул на нас рукой.

Он подождал, пока мы усядемся и быстро выложил то, что считал нужным. Суть сводилась к следующему.

Нам давали взаймы десять тысяч долларов на месяц, считая со дня возвращения в Москву. Без процентов. А мы за это должны были привезти им товара ещё на сто тысяч долларов, которые они нам доверяют. Мне было гарантировано бесплатное место на рынке и защита от залетных и милиции.

На вопрос, как мы доставим в Москву такую массу товара, Череп ответил, что, когда мы будем готовы к отправке, мы просто позвоним, и нам скажут, что делать дальше. Основная задача, как я понял, была найти оптовых продавцов, потенциальных серьезных поставщиков, на будущее.

Нам вручили билеты, деньги и дали адрес в ближайшем к Лабинску городе Курганинске, где я должен был передать письмо некоему Хлюсту. Деньги нас заставили пересчитать. Когда я заикнулся о расписке, Череп только усмехнулся.

- Не требуется. Надо будет - мы вернем себе свое, - он улыбнулся до ушей и добавил. - У нас не крадут.

Глава 2

Мы все сделали, как надо, правда, возня с закупкой товара заняла намного больше времени, чем мы предполагали. Сумма была огромной, товар действительно дешевым, словом, мы набегались и наломались. Помог Хлюст, который организовал хранение и дал машину.

Пока мы собрали товар, пока упаковали, прошло много времени. Мы позвонили по указанному телефону, и нам назвали номер поезда и вагона, в котором нам следовало ехать. Садились мы на поезд в Курганинске. Хлюст привел с собой пяток ребят, здоровенных, явно с темным прошлым. Грузовую машину с тюками шапок и шкурок загнали прямо на перрон. Подбежал было мент, но с ним отошел в сторонку Хлюст, и все уладилось, никто нас больше не тревожил. Погрузились мы в два купе почти пустого спального вагона, задержав поезд всего минут на пять-шесть.

Поезд шел через Украину, но таможенники и пограничники к нам в вагон даже не заглянули. Они обошли его, словно это был вагон-призрак. Дальше было неинтересно. Мы приехали в Москву, на перроне нас встретили Череп и квадратный во главе десятка братков, один здоровее другого. Они быстренько сгрузили тюки - опять же в машину, которая ожидала прямо на платформе.

- Ваш собственный товар помечен? - спросил Череп, подойдя к нам.

Я кивнул.

- Вечером его к вам привезут. Приготовь опись, что и почем куплено в наших тюках.

Манхэттен хотел было возразить что-то, но Дима удержал его за рукав. Вечером мы сидели у меня, Алик составил опись по всем правилам, он помнил все. Я только теперь понял, что напрасно беспокоился, когда он отказывался вести какие бы то ни было записи.

Алик говорил:

- Любая буква, написанная своей рукой - это шаг по дороге в тюрьму. Это - вещественное доказательство. Я и так ничего не забуду. "Все на страницах мозга моего".