Вычеркнутая из жизни (СИ)

Денис обескуражено молчал. Потом выдавил:

– Я ничего не знал.

– Да успокойся ты, сейчас уже все в прошлом. Перегорело. Переболело. А тогда… Чего я только не делала. Однажды даже чуть замуж не вышла, чтобы разом разрубить все. За Радика Суворова, может, помните?

Кира нахмурилась и промолчала. Радика и связанную с ним некрасивую историю она помнила. Тихий, очень симпатичный мальчик, учился в Питере, в какой-то военной академии. Любил Элку до сумасшествия. Письма из Петербурга писал каждый день, а когда на каникулы приезжал, ходил за ней по пятам, заваливал цветами и подарками. В итоге она согласилась выйти за него. Радик прямо светился от счастья. Дату назначили, в августе, кажется. Приглашения разослали. Она даже платье купила. Шикарное, цвета шампанского, Кира видела. А потом раз – и передумала. Никто даже не удивился особо: Элка, что с нее взять! Семь, нет, восемь пятниц на неделе. Бедный Радик с разбитым сердцем уехал зализывать раны, и больше они его никогда не видели.

– Знаете, почему я свадьбу отменила? – продолжила Элка, глядя на Дениса. – Да потому что возомнила, что у тебя ко мне тоже что-то есть. Помнишь, мы с тобой на практику в какой-то колхоз в начале лета ездили? На несколько дней? Миля у себя ее проходила, Ленька на кафедре что-то мудрил, Кира болела. Мы несколько дней вместе были, бок о бок.

– Помню, – хрипло ответил Денис.

На самом деле воспоминания пришли довольно смутные. Лето, жара, автобус, который, натужно рыча, полз по пыльной дороге. Смех, шуточки, вечера у костра, купание в мелкой речонке. Ничего особенного.

– Я себе бог весть что навоображала. Мне казалось, дело сдвинулось с мертвой точки. Ты и смотреть на меня стал по-особому, и говорить. Приехала домой – летаю, порхаю. А тут Радик звонит, про свадьбу заливается. Мне одновременно тошно и радостно. Потом спохватилась – мама дорогая! Задержка! Да не пугайся ты, ничего у нас с тобой не было, – успокоила она побледневшего Дениса.

У того на лице отразились все его страхи: было дело, пили на природе… Так кто знает, вдруг чего-то поутру не помнил?!

– Ребенок был от Радика. Это-то и оказалось для меня самым ужасным. Я же надеялась на роман с тобой! Беременность от другого сюда не вписывалась. Я возненавидела этого ребенка и его отца. Радику сразу сказала: не люблю, противен, убирайся. Прогнала, обидела и не задумалась. А он меня так любил, как никто не любил ни до него, ни после. Нельзя предавать любовь, я после где-то прочитала, что это страшный грех. Вышла бы за него, родила, может, и не сидела бы тут, с вами, – в голосе Элки звучала острая тоска.

– А ребенок? – робко выговорила Кира.

– Ребенок… Второй мой грех, – Элкино лицо прорезали морщины, она прикусила губу и судорожно вздохнула.

– Может, хватит? Зря я спросила…

– Нет уж, исповедоваться – так до конца. Никому этого не рассказывала. Ребенка я сама убила.

– Аборт? – понимающе спросила Кира, которая сама всю жизнь казнилась и мучилась из-за ошибки (греха) своей юности.

– Хуже, – отрубила Элка. Вскинула голову и с лихорадочным сухим блеском в глазах продолжила:

– Я боялась делать аборт и сама его убивала. Три дня подряд.

Денис и Кира, вытаращив глаза, слушали.

– Хотела, чтобы выкидыш случился. Ноги парила в горчице, пока они чуть не сварились. Напилась какой-то дряни и в ванне горячей лежала. Потом гири Гарика тягала, по лестнице носилась. Таблетки какие-то глотала. Помню, – Элка запнулась, но договорила, – бью себя кулаком в живот и ору: «Умри, сволочь, сдохни!» Червяком мерзким называла. Ребеночка своего… В Бога не верила, но молилась – убей эту тварь, пусть уберется из меня. Вот что я творила. Правильно, что Бог меня потом наказал. Даже мало. Детей не дал больше. Разве таким, как я, можно?! – голос ее сорвался. – Если бы вы только знали, как я потом хотела родить! Каждая задержка – и я надеюсь, как сумасшедшая: неужели?! А как увижу, что опять ничего не получилось, опять я пустая – скорлупа одна… Хоть в окно прыгай. Такая тоска нападает, что…

Элка спрятала лицо в ладони и даже не зарыдала – завыла. Ей было так больно, что Кира и Денис физически ощущали эту боль.

У Киры закололо сердце, задрожали руки. Она вспомнила, как Элка вчера рассказывала про «провалы», которые произошли с ней за эти полгода. Самым страшным потрясением была внезапно исчезнувшая долгожданная беременность. Представить невозможно, что пережила тогда несчастная Эля! Еще вчера была вне себя от радости, что наконец-то ей даровано счастье стать матерью, а утром встала – никакого ребенка нет! Только теперь Кире открылась вся глубина Элкиного горя. Подруга заглянула в такую бездну, которая способна свести с ума. Убить.

– Три дня прошли – бесполезно, выкидыша нет. – Элка кое-как сумела взять себя в руки и договорить. – А ночью проснулась – больно. Живот прямо разрывает. Смотрю – кровь. Родители в Нижнем были. Гарик перепугался, ничего не поймет, мечется. «Скорую» вызвал, меня увезли. Выскоблили. И все. А потом лето кончилось, и пошло как раньше, – она жалко улыбнулась. – Эля и Денис – лучшие друзья. Ты нам все уши прожужжал про москвичку, с которой в Крыму познакомился и закрутил. Чуть не женился. Правда, что-то у вас не сложилось: видать, замерзла южная любовь под северным солнцем. Ты с какой-то Верочкой, помню, встречаться начал. Денис же у нас горячий мачо – никогда один не скучал. А я всех твоих «Верочек» до сих пор помню. Ну, мне тоже пришлось найти кого-то. Чтоб никто ничего не заметил… Короче, зря мечтала.

Она замолчала. Выдохлась. Кира обняла ее за плечи, прижала к себе. Та плакала, не скрываясь.

– Прости меня, – выговорил Денис, – пожалуйста, прости, если сможешь.

– Да что ты, – слабо махнула рукой Эля. – Не в тебе дело. Я тебя никогда не винила, честно. И не обижалась. Моя бессмертная любовь постепенно сошла на нет. Засохла без полива, извини за банальность. Любовь пропала, а грехи остались.

– Я виноват… – начал было Денис.

– Нет, нет, сказала же! – горячо проговорила она. – Это все я, мой дурной характер. Была бы сильной, мудрой, понимала бы, что ничего у нас не может быть. И надо радоваться тому, что даровано. Не хотела жить с Радиком, и не жила бы. Ребенок-то чем был виноват? Он просто хотел появиться на свет. А я ему не позволила… И все, хватит об этом. Поговорили.

Элка быстро приподнялась, потянулась за бутылкой. Привычным движением плеснула по рюмкам.

– Выпьем за помин души малыша не рожденного. Она ведь уже была у него? Душа-то? И моей души заодно.

– Перестань, Эля, – мучительно выкрикнул Денис. – Зачем рвать себя на части?! Думаешь, ты одна грешила? Да в каждом есть такое, что волосы дыбом встанут. Что, не так?

– Так, – согласилась Кира.

– Если на то пошло, давай и мы с Кирой тоже… исповедуемся. Самое время. Может, нам и вправду немного осталось.

Кира была не готова к этому неожиданному повороту. Но в голосе Дениса звучало такое отчаяние, а Элкин рассказ настолько перевернул все в ее душе, что и она вдруг решила – а почему нет?

– Только тогда уж я начну, – заявила Кира и без всякого перехода, чтобы не передумать, рубанула:

– Хочу вам признаться в двух вещах. Во-первых, на мне тот же грех, что и на Элке. Аборт. Сделала на первом курсе. Влюбилась в парня, тоже Сашу, и… А теперь, скорее всего, именно из-за аборта у нас с моим Сашей никак не получается ребенок. Я почти уверена. А Саша ничего про это не знает. Вот такая я стерва.

– Ты тогда на аборт у меня занимала, – полувопросительно сказала Элка, нетвердо выговаривая слова.

– Да. Не к кому было обратиться. Родители ни за что бы ни поняли, просто не представляю себе их реакцию. Такое бы началось! Сейчас мне кажется, могла бы сказать сестре, Ирине, но тогда… В общем, не решилась. О том, чтобы оставить ребенка, даже не думала. Зато сейчас точно знаю, что надо было рожать. Может, это был мой единственный шанс стать матерью. А я от него отказалась.

Кира тяжело вздохнула, хотела на этом закончить, но все же решилась договорить.