Прогулки с Хальсом

Антон ухаживал за соседкой не потому, что она ему нравилась, а по долгу мужчины: подливал вино, предлагая закуски, передавал хлеб. Лица женщины он не запомнил, поэтому сильно удивился, когда после застолья Марик подвел к нему даму, увешанную драгоценностями.

— Познакомься, Вера, это мой друг Антон. Впрочем, ты его уже знаешь.

Дама протянула Антону надушенную руку, которую он почтительно поцеловал. А как же иначе, ведь она годилась ему в матери! Запястье дамы обхватывал тяжеленный золотой браслет с причудливым орнаментом и крупными матовыми камнями. Украшения с восточным колоритом тогда входили в моду, но еще ни разу Антон не видел столько золота и драгоценных камней на одной женщине.

— Твой друг очень хорошо воспитан, Маркуша, — прощебетала дама. — Я это заметила еще за столом.

Антон удивленно покосился на Марка. Тот понял правильно и шепнул, почти не шевеля губами:

— Дурак, вы сидели рядом.

Тут до Антона дошло, что Вера — та самая дама, за которой ему пришлось ухаживать. Он быстро сориентировался и сказал, указывая на браслет:

— Чудесная работа. Никогда такого не видел.

Дама кокетливо захихикала. Очень трудный случай, почти клинический. Разговаривать с такими тетками — сплошное мучение. Сами они слова в простоте не вымолвят, сплошное жеманство, намеки и аллегории. А еще такие тетки ждут и жаждут комплиментов. Хорошо, что эта дамочка обвешана украшениями, как новогодняя елка. Хоть какая-то тема для разговора.

— Это подарок моего отца, — сказала Вера. — А ему этот браслет подарила жена индийского магараджи. Он писал ее портрет.

Антон взглянул на даму с большим интересом.

— Ваш отец художник?

Марик расхохотался и хлопнул Антона по плечу.

— Святая простота! Не обижайся, Вера, он не нарочно.

Марик повернулся к Антону и назвал фамилию Федора Коневского — известнейшего советского художника и скульптура. Антон разинул рот, а Вера с Мариком снова расхохотались.

Не знать Федора Коневского было невозможно. Творец, признанный властью, — вот кто был отец Веры. Ради объективности нужно заметить, что талантом бог его не обидел. Федору Львовичу поручались самые значительные проекты того времени: оформление советских павильонов на престижных выставках за рубежом, создание скульптурных бюстов героев труда, партийных деятелей и космонавтов. А еще сильные мира сего выстраивались в очередь, чтобы Федор Львович написал их портреты. Коневский владел удивительным даром писать своих заказчиков в реалистической манере и при этом придавать значительность даже самым тусклым и невыразительным лицам.

Наверное, Федор Львович хорошо помнил древнее предание о трех греческих художниках, которым заказали мозаичное изображение Александра Македонского. Герой потерял в битве левый глаз, и это сильно осложняло дело. Один из художников — Зевкис — изобразил Александра как есть, с кривым глазом, тут же был обвинен в оскорблении величества и брошен в яму. Второй художник — Тимандр — решил польстить царю и изобразил его с двумя глазами. Лесть Александру не понравилась, потому что была слишком уж явной. Художник получил вместо гонорара десять ударов плетью и, почесывая бока, отправился сетовать на несправедливость судьбы. С честью вышел из трудного положения третий мастер. Апеллес изобразил Александра в профиль, здоровым глазом к зрителю. Такая находчивость очень понравилась царю и долгое время служила примером для всех художников, приближенных к тронам: вот как надо и душой не покривить, и правды не сказать!

Коневский мастерски владел даром нравиться высокопоставленным заказчикам. Он умел найти нужный ракурс, поворот головы, угол зрения, с которого лицо выглядело наилучшим образом. Говорят, многие заказчики не могли сдержать приятного изумления, увидев собственное изображение, и их благодарность не имела границ.

Коневский беспрерывно колесил по миру, писал королей, президентов, диктаторов, а также их жен и любовниц. Домой он возвращался с ворохом дорогих подарков. Советское правительство не могло допустить, чтобы признание в родной стране выглядело менее масштабным. Федору Коневскому выделили большую мастерскую в центре Москвы, дали огромную квартиру в престижной высотке на набережной, позволили ездить на иностранной машине и завалили званиями и премиями. Новая знакомая Антона была единственной дочерью человека, которому власть официально разрешила быть богатым. И он имел несчастье ей понравиться.

Вот так все началось. Сначала Антону пришлось пригласить Веру на танец, потом пришлось развлекать ее разговором. А в конце вечера Марик подошел к другу, сунул ему в руки сумочку, расшитую золотой нитью, и шепнул:

— Тетка хочет, чтобы ты ее проводил. Не теряйся, Антошка, тебе выпал шанс!

Антон даже не успел сообразить, о чем идет речь. Да этого и не требовалось. Все уже было решено за него.

Харлем, апрель 1617 года

Работа над ошибками

Дирк привел детей с прогулки и, увидев брата, остолбенел от удивления. Франс был одет в короткий плащ, на плече болтался легкий дорожный мешок.

— Ты уезжаешь? — спросил Дирк.

Франс молча кивнул.

Дирк велел детям бежать к Франсине и снова повернулся к брату:

— Куда собрался, если не секрет? Почему ты не предупредил меня заранее?

Вопрос вырвался сам собой, и Дирк испугался, не успев договорить. Франс мгновенно выходит из себя, когда кто-то пытается контролировать его жизнь или ограничивает его свободу. Поселившись в доме брата, Дирк все лучше понимал праведницу Анну Марию и все глубже проникался к ней запоздалым сочувствием. Нелегкая доля опекать Франса, но кому-то нужно это делать. Самостоятельно брат не выживет: забудет, что нужно есть, спать, зарабатывать деньги… Будет сутками торчать перед своими проклятыми холстами и таращиться на них, как на святые скрижали. Нет, без опеки Франса оставлять никак нельзя. Только нужно сделать так, чтобы он ее не заметил, иначе не миновать скандала.

Дирк съежился, ожидая гневного окрика, но Франс ответил на удивление спокойно:

— Я должен вернуться в рыбацкий поселок на остров Тексель.

Дирк растерянно заморгал.

— Что?.. На остров Тексель?.. Я правильно тебя понял?

— Правильно, — подтвердил Франс все с тем же удивительным спокойствием. — Пора исправлять свои ошибки. Я здорово опоздал, но, надеюсь, не окончательно. Пожелай мне удачи, брат.

Растроганный Дирк крепко обнял Франса и от всего сердца благословил его в дорогу. Постоял на крыльце, проводил глазами крепкую невысокую фигуру в развевающемся темном плаще. Когда Франс скрылся с глаз, Дирк задумчиво покачал головой и вошел в дом.

Значит, Франс решил исправить ошибки своей молодости. Что ж, лучше поздно, чем никогда, как говорит господин пастор. Правда, пастор Елизарий давно махнул рукой на Франса: в церковь тот не ходит, на исповеди не бывает, постов не соблюдает… Пропащий человек, одним словом! Пастор часто выговаривал Дирку за брата, тот принимал укоры, покорно склонив голову. С одной стороны, ему было стыдно за Франса, а с другой… Может, Франс и великий грешник, но он еще и великий труженик. Франсу нечего предложить Господу, потому что всю свою душу он вкладывает в работу. Это, конечно, грех, но почему-то Дирк был уверен: Господь гневается на брата гораздо меньше, чем пастор Елизарий. В конце концов, он сам создал Франса Хальса. Хороший или плохой — какой есть.

После отъезда Виллема Бейтевега Франс заметно изменился. Стал мягче, добрее, начал посещать воскресные службы, чаще возился с детьми. Как-то раз Франс ласково заговорил с Дирком, расспросил, не собирается ли брат жениться, предложил деньги на покупку дома… Дирк так перепугался, что чуть не расплакался. Неужели Франс хочет от него избавиться? Франс успокоил брата, объяснил, что хочет дать Дирку возможность устроить свою жизнь. Дирк удивился: да разве его жизнь не устроена? Разве он не доволен тем, что имеет? Разве стремится к большему? Нетнет, пускай все остается как есть, Дирк вполне доволен и счастлив! Франс кивал, слушая брата, но глаза у него были печальными. Дирк так и не понял, зачем он завел этот ненужный разговор. Может, хотел проявить родственную заботу? Несомненно одно: Франс стал гораздо внимательнее к своим близким. Не позабыл о первом причастии старшей дочери, купил все, что нужно для конфирмации, сам привел ее в церковь. Девочка выглядела прекрасно, словно ее наряжала заботливая материнская рука. Нет, Франс совсем неплохой человек. Просто он живет в другом мире — мире красок и нарисованных людей. Странно, что ненастоящий мир ему гораздо интереснее, чем тот, где живут его дети. Что же, каждому свое. Зато Франсу платят много денег, и он сможет оставить детям неплохое наследство. Конечно, если Дирк позаботится о том, чтобы деньги не уплыли в карманы друзей и знакомых