Кандибобер (Смерть Анфертьева)

- У него длинные руки и жестокий нрав, тебе не совладать с ним, Анфертьев. Он расправится с тобой.

- Думаешь, дотянется?

- На него работает много людей. Оглянись - это все его служители, нам не спрятаться от них.

"При обыске у Луниной нашли авиабилет в Запорожье. По времени он совпадает с вашей командировкой. Как это понимать?" - Следователь приготовился записывать.

- Где твой билет? - спросил Анфертьев.

- В сумочке. А что?

- Дай мне его.

- Зачем? Заметаешь следы? Не надо, Вадим. Мне некого опасаться. Я оставлю его себе на память.

- Смотри, - обронил он.

- У меня так мало вещей, оставленных на память. Программка какого-то спектакля, бубновый король - я нашла его на улице, и теперь вот будет билет.

Шофер поначалу настороженно прислушивался к их разговору, но потом, отказавшись от попыток что-либо понять, все внимание обратил на дорогу. И они пронеслись сквозь город, сквозь его огни, дома, толпы, сквозь его прошлое и будущее, пронеслись, оставляя за собой след из опасности и недолговечности, след из несбыточных надежд и грядущих разочарований. Что-то сгорало в них в эти минуты, перегорало, и прохожих, которым пришлось вдохнуть след, оставляемый их такси, охватывало беспокойство, они бросались звонить своим близким, друзьям, любимым, затерявшимся в сутолоке дней и забот. Анфертьев и Света проносились, оставляя за собой очереди у телефонов-автоматов.

Они вышли у гостиницы, где Анфертьеву невероятными усилиями удалось выбить номер для Светы. И её прописали на два дня, хотя люди, знакомые с гостиничными порядками, не поверят в это. Света вошла в первый в своей жизни гостиничный номер, и взгляд её тут же остановился на кровати. И о чем бы они ни говорили в этот вечер, как бы причудливо ни петляли их шутки, темы, розыгрыши, оба неизменно возвращались в мыслях к этой рассохшейся кровати с деревянными спинками.

- Я никогда не останавливалась в гостинице, - сказала Света.

- Вот и остановилась. Как тебе здесь?

- Прекрасно. А где твоя комната?

- Рядом. Мы можем по ночам перестукиваться.

- И ходить друг к другу в гости?

- Думаю, мы просто обязаны это делать, - с преувеличенной уверенностью сказал Анфертьев. Мысли о Сейфе и мысли о Свете переплетались в его сознании, снова разделялись, шли рядом, одновременно. Мир вокруг расцветал возможностями и соблазнами, в лицо дул свежий ветер, насыщенный запахами трав, и морские волны разбивались о прибрежные скалы, и пылающие кометы проносились по ночному небу, и вулканы грохотали, сотрясая материки. А главное - его отношения со Светой наполнились надеждами, тайнами и срамными мечтами, как это бывает, когда человек влюбляется. И здесь, в номере запорожской гостиницы, когда они стояли ещё в плащах и обменивались двусмысленностями, Света прочла его мысли, ничего хитрого в этом не было, прочла легко, будто все они были написаны шариковой ручкой на его лбу. И ужаснулась, и восхитилась тем, что в этот миг открылось перед ней.

- Вадим, - сказала она ошарашенно, - иногда мне кажется, что я совершенно тебя не знаю. Будто передо мной стоишь не ты, а незнакомый человек, которого я никогда не видела. Да и человек ли...

- Это бывает, - согласился Анфертьев. - Скажу тебе больше. Иногда я сам сомневаюсь в том, что я именно тот, за кого себя выдаю. Ну, вот как если бы вселилось в меня другое существо, чужое мне, чуждое. Вселилось и пользуется моим телом, что-то делает от моего имени, проворачивает свои делишки, а я где-то в другом месте... То ли жду, пока освободится мое тело, то ли я сам живу в ком-то... Временно снимая помещение... Вроде этой гостиницы...

- Тебе надо встряхнуться.

- Знаешь, наверно, нет человека, которому не требовалось бы встряхнуться, сменить на время одежды, привычки, убеждения...

- Убеждения? - Света вскинула брови.

- Ну, хорошо, не сменить, нет. Но хотя бы забыть на время о них. А потом снова вернуться к прежним своим убеждениям, чтобы ещё раз убедиться в их истинности.

- Не уверена, - Света покачала головой и повторила:

- Не уверена, Вадим.

- Ладно, не будем об этом. Раздевайся. - Анфертьев сделал паузу, понимая рискованность своего предложения. - И пойдем поужинаем.

- Это далеко? - спросила Света, и в её голосе было облегчение.

- Здесь, в ресторане, на первом этаже.

- Ты разоришься. И тебя посадят в долговую яму. Я буду носить тебе передачи. Биточки из нашего буфета. А однажды принесу тебе в яму увеличитель, и ты сможешь потихоньку погашать свои долги.

- А тебе не пришло в голову принести вместо увеличителя веревочную лестницу?

- Анфертьев! - шутливо ужаснулась Света. - У тебя преступный образ мышления.

"Скажите, Светлана Николаевна, - медленно проговорил Следователь, - вы подозреваете кого-нибудь?"

"Нет. Никого".

"Не торопитесь так отвечать. Вы полагаете, что подозревать - это низко, подло, и потому даже думать об этом не хотите. Напрасно. Ведь Сейф-то пуст.

Пятьдесят тысяч ахнулись. Значит, для подозрений есть основания. Отвечать вам. И скамья подсудимых дожидается вас. Мне говорили, что вы были достаточно близки с этим фотографом... Как его... Анфертьевым, верно?"

"У нас и сейчас неплохие отношения".

"Вы не замечали за ним..."

"Нет".

"Понимаю. Вы сказали бы нет, даже увидев его с деньгами у Сейфа".

"Да".

"У вас не было с Анфертьевым разговора о том, что неплохо бы начать новую жизнь, что неплохо бы..."

"Нет".

"О чем же вы говорили?"

"Ни о чем". "Молчали?" "Нет, мы говорили ни о чем".

- Там играет музыка, и мы сможем потанцевать. Должен же я где-то блеснуть своим новым галстуком. В Запорожье такого нет ни у кого. Ко мне подходили прямо на улице и предлагали за него большие деньги. А один просил хотя бы на вечер. Я могу сдавать его в аренду.

- Но это будут нетрудовые доходы. Конституция против. И потом, я не хочу видеть этот галстук на чужой шее. Она осквернит его.

Этот разговор может показаться игривым и пустым, но это не так. Они говорили серьезно, ни тени улыбки не промелькнуло на их лицах. Главное заключалось не в словах, им важно было преодолеть отчужденность, вызванную казенными запахами гостиничного номера, нужно было погасить преступность самой встречи, за которой раскачивалась тень предательства и измены.