Петербургское дело

Александр Борисович дернул кончиком губ:

— И ты, естественно, вспомнил обо мне.

— О тебе естественно вспомнил другой человек. — Меркулов многозначительно поднял палец к потолку.

— Значит, это мне его благодарить?

— Именно, — кивнул Меркулов. — Можешь послать ему открытку, адрес я продиктую.

— Спасибо, лучше передай ему мою благодарность устно. Когда вылетать?

— Вчера.

— Ясно. — Турецкий сладко потянулся, хрустнув суставами: — Эх! А хорошо сейчас, наверно, в Питере!

— Скоро узнаешь. Кого думаешь включить в группу?

Турецкий стал загибать пальцы:

— Во-первых…

— «Во-первых» я знаю. Это заместитель директора Департамента утро МВД генерал Грязнов. Начинай сразу с «во-вторых».

— Все-то вы, Константин Дмитриевич, знаете. Мысли, наверное, читать умеете?

— Умею, умею.

— Страшный вы человек! — насмешливо сказал Турецкий. — Ладно. Значит, так. Вторым у нас будет Володя Поремский. Он сейчас, по-моему, не сильно загружен. Из оперсостава можно задействовать Володю Яковлева и Галю Романову.

Меркулов подумал и кивнул:

— Согласен. — Затем пододвинул к Турецкому стопку бумаг. — Здесь все, что ты должен знать. С подробностями и нюансами ознакомишься непосредственно в Питере.

Александр Борисович посмотрел на стопку и вопросительно поднял брови:

— Я могу это забрать к себе в кабинет?

— Можешь. И собери своих протеже — пускай тоже ознакомятся.

— Слушаюсь. — Турецкий взял стопку и выровнял ее, постучав торцом по столу. — Прикажете выполнять?

— Валяй, — кивнул Меркулов.

2

— В Питер?

Ирина опустила ложку в суп и нахмурила тонкие брови. Александр Борисович, напротив, зачерпнул своей ложкой побольше супа и спросил:

— Мне показалось или я услышал в твоем голосе нотки недовольства?

— Показалось, — ответила Ирина. — Напротив, я очень довольна. Отправлю Нинку жить к бабке, а себе устрою праздник непослушания.

На этот раз пришел черед Турецкого забыть о супе. Он с напускной подозрительностью прищурился на жену:

— Что-то я не понял. Что это еще за праздник? Можно огласить весь список праздничных мероприятий?

— Пожалуйста, — пожала плечами Ирина. — Во-первых, сбор подруг. Они, я думаю, будут не против отдохнуть от своих занудных мужей.

— Те, у кого они есть, — заметил Турецкий.

— Те, у кого их нет, нуждаются в отдыхе не меньше, — парировала Ирина.

Турецкий задумчиво поскреб подбородок.

— Боюсь, последний аргумент мне не постичь. — Он вздохнул. — Женская логика. Что же будет во-вторых?

— Во-вторых, будут разные вкусные и интересные напитки.

Турецкий улыбнулся:

— Могу посоветовать пару-тройку интересных напитков: чай, кофе, молоко. Еще неплохой напиток — кефир. Но он для вас крепковат.

— Молоко оставь себе и Грязнову, — строго сказала Ирина и тонко усмехнулась: — Будет чем опохмелиться. А наш список пооригинальней. Вино, шампанское, коньяк… Список длинен, но тенденцию ты понял.

— Так-так. Мадам решила пуститься во все тяжкие? И что же будет, когда вы напьетесь?

Ирина мечтательно закатила глаза:

— В Москве есть неплохой клуб. Называется «Красная шапочка». Давно мечтаю в него попасть.

— Что-то я про него слышал… — наморщил лоб Турецкий. — Уж не тот ли это клуб, где по сцене разгуливают толстые, потные, противные мужики? А пьяные бабы суют им червонцы в семейные трусы.

На лице Ирины появилась игривая улыбка.

— Тот, но с маленькой поправкой. На сцене танцуют стройные, мускулистые красавцы. Настоящие жеребчики! А семейным трусам они предпочитают трусики-стрингеры.

— М-да. Поправка существенная, но все равно — жуткое, должно быть, зрелище.

— Для кого как.

— Это конец праздничной программы? Или что-то еще?

— А вот это уже смотря по ситуации, — сказала Ирина.

— Так, жена. А теперь послушай меня. Три дня назад на стрельбищах я выбил восемьдесят пять очков из ста. А о моей привычке неожиданно являться домой ты давно знаешь. Так что подумай сама, стоит ли тебе… или лучше выпить стакан теплого молока, почитать на ночь Жюля Верна и лечь спать.

Ирина удрученно вздохнула:

— Нет ничего опасней, чем быть замужем за ковбоем.

— Вот это уже в самую точку, — самодовольно улыбнулся Александр Борисович. — Теперь я за тебя спокоен. Можешь идти и собирать мне вещи.

Ирина, однако, была не в восторге от этого предложения.

— А если серьезно, — вновь нахмурилась она, — как вы думаете остановить все эти ужасы? Ведь воюют, по сути, мальчишки. А мальчишки редко слушают, что говорят им взрослые.

— Солнце мое, не забивай себе этим голову.

— И все-таки у меня на душе тревожно. — Ирина вздохнула. — Наверно, это потому, что ты уезжаешь.

Турецкий встал, вытер рот салфеткой, обошел стол и, наклонившись, обнял Ирину за плечи:

— Не волнуйся. Считай, что я уезжаю в отпуск.

— Вот уж нет. В отпуск бы я тебя ни за что одного не отпустила!

Турецкий улыбнулся и поцеловал жену в щеку:

— Вот за эту непреклонность я тебя и люблю.

3

Как ни странно, но в Питер весна пришла раньше, чем в Москву. Снега на улицах почти совсем не осталось. Теплый ветер разогнал тучи, и солнце наяривало так, словно его только что помыли.

Александр Борисович Турецкий и Вячеслав Иванович Грязнов успели прогуляться по Невскому, поглазеть на изобилие мостов, лошадок и львов, на колонны Казанского собора, на маковки Спаса на Крови. Они прибыли в Питер сегодня утром. Володя Поремский приехать не смог — у него заболела мать, и он взял отпуск. Галю Романову решили вызвать, если возникнет необходимость, поэтому оперсостав представлял один лишь Володя Яковлев. После утренней встречи с местными операми он рыскал — по их наводке — по городу, время от времени позванивая Грязнову на мобильник и докладывая обстановку.

Щурясь на солнце, Вячеслав Иванович поглядел по сторонам и покачал головой:

— Все время удивляюсь, как они тут живут?

— А что тебе не нравится? — удивился Турецкий.

— Мне-то как раз все нравится. Но чувствую себя так, словно по музею хожу! Все время хочется надеть тапочки.

— Скорей уж галоши, — с улыбкой заметил Турецкий.

Прогулка по городу закончилась обедом в кафе «Крылатый лев», куда их пригласил начальник питерского утро полковник Гоголев.

Полковник поджидал их за столом и был бледен и хмур. С коллегами поздоровался сухо, как будто был недоволен их приездом.

Грязнов и Турецкий переглянулись.

Александр Борисович откашлялся в кулак и сказал:

— Виктор Петрович, мы понимаем, что вторгаемся на вашу территорию, но…

Гоголев махнул рукой:

— Бросьте. Я не помещик, чтоб запрещать вам охотиться в своем лесу. Да и вы на помещиков не слишком похожи. Так что обойдемся без извинений.

— Вот видишь, Саня, — посмотрел на Турецкого Грязнов. — Я тебе говорил, Витя наш человек. А то, что хмурый, так это, наверно, от авитаминоза.

— А, вот вы о чем, — отозвался Виктор Петрович. — Не обращайте внимания, просто спал сегодня плохо. Всю ночь зуб болел.

— Вылечил?

Гоголев ухмыльнулся:

— Ни фига. С утра собрался в поликлинику, а зуб, как назло, прошел. Я с дуру решил поход к дантисту отложить. А теперь чую, что следующая ночь будет не лучше прежней.

Грязнов и Турецкий сочувственно покивали головами.

Когда принесли обед, Гоголев заметно воспрял духом. На губах его наконец-то появилось какое-то подобие улыбки. Глаза уже не были затянуты туманом. А когда речь зашла о деле, ради которого приехали московские сыщики, он и вовсе оживился.

— Столкновения происходят в глухих районах, — объяснял он. — Либо в такое время, когда нормальные люди еще спят.

— Или уже спят, — добавил Грязнов.

Виктор Петрович кивнул:

— Именно. И потом, люди предпочитают не связываться с молодыми отморозками. Все знают, что этих зверенышей ничто не остановит.