Дмитровское шоссе

— Почему же вы ждали почти три недели, Олег Степанович, и только сейчас сообщили нам об угрожающей опасности? — спросил он.

— Во-первых, товарищ майор, вам отлично известно, что Поляков бежал из места заключения, — спокойно заметил Ростов, — и меня удивляет, что вам потребовалось столько времени, чтобы решить, предупреждать меня об опасности или нет. Итак, бежал Поляков из лагеря?

— Бежал, — согласился майор.

— Целых три недели назад?

— Нет. Побег произошел только двадцать шестого апреля, и мы считали, что беспокоить вас не следует.

Олег Степанович посмотрел на майора и задумался. Итак, пятнадцатого апреля Поляков был еще в лагере. Тогда кто звонил ему? Трудно предположить, что сообщники Полякова настолько глупы, что предупредили Олега Степановича за одиннадцать дней до намеченного побега. А что если бы он тут же поехал бы в милицию, как и следовало поступить при обычных обстоятельствах? Еще при первой встрече Олег Степанович понял, что этот пожилой майор с худым болезненным лицом не верит его рассказу о том, что произошло тем темным осенним вечером, а последующая встреча с Марком Захаровичем и упоминание о фотографии, на которой запечатлена длинная царапина на стволе ели, лишь подтвердила это подозрение. Собственно, выбирать приходилось из двух возможностей: если звонил ему не Поляков, то кто-то из сотрудников милиции, надеясь, что он начнет беспокоиться и наделает глупостей.

— Я этого не знал, — заметил, наконец, Олег Степанович. — Предполагал, что звонил именно Поляков. Но угрозы мелкого хулигана — даже сумевшего обзавестись пистолетом — меня не слишком пугают.

Майор тоже заметил, что каждый из них недоговаривает, и решил умолчать, что после побега и убийства конвоира Поляков сразу перешел из категории «мелкого хулигана» в разряд бандита-рецидивиста, единственным приговором которому — после ареста — будет расстрел. Даже если Полякову попадется милосердный судья и он получит пятнадцать лет — что весьма и весьма сомнительно, — охрана любого из лагерей найдет повод, чтобы отомстить за смерть конвоира. Майор знал, что убийца одного из служащих постоянного состава — так называли тех, кто охраняет заключенных, в отличие от временного состава, то есть самих зэков — не проживет и месяца. Прикончат сами при попытке к бегству или найдут способ так воздействовать на заключенных, что те порешат его чтобы угодить охране.

— Но теперь передо мной возникла сложная проблема, — продолжал Олег Степанович. — В ближайшие несколько дней я уезжаю в зарубежную командировку. — Он намеренно не сообщил майору, что улетит в Париж уже в воскресенье. — И меня беспокоит безопасность моей семьи. Поэтому я и обратился к вам с этим заявлением. Не сомневаюсь, что вы разберетесь, кто из сообщников Полякова звонил мне пятнадцатого апреля. А чтобы вы не колебались слишком долго, я уже передал копию заявления в областное управление внутренних дел. Признаюсь, что поведение сообщников Полякова кажется мне странным. Если бы я сообщил вам о телефонном разговоре раньше, разве вы не поручили бы начальнику лагеря усилить наблюдение за Поляковым, готовяшимся к побегу?

— Да, конечно, — согласился Филатов. — Но не следует считать преступников слишком уж умными.

— Я и не считаю, — впервые улыбнулся Олег Степанович. Но одновременно не считают их и феноменально глупыми, хотя в данном случае все указывает именно на это. Ну что ж, — он встал, — если у вас не вопросов…

— Мы благодарны вам за сообщение о телефонном звонке, — майор поднялся из-за стола. — Можете не сомневаться, что мы примем все меры по розыску преступника, а также постараемся защитить вашу семью. Вы долго предполагаете пробыть за рубежом?

— Думаю, около месяца.

— Поезжайте и ни о чем не беспокойтесь. Да и вообще угрозам преступников не следует придавать значения.

— Вы правы. Теперь у меня стало спокойнее на душе, особенно когда знаю, что этим делом займетесь вы, Владимир Борисович. Полковник Устинов хорошо отзывается о вас. До свиданья.

Хлопнула дверь.

— Чертовы политорганы, — проворчал майор. — Интересно, как ловили преступников до революции, без политкомиссаров?

— А вы знаете, Владимир Борисович, — впервые заговорил Кулик, — мне кажется что у этого Ростова поехала крыша.

— Ошибаешься, друг Саша. Ростов нормальнее и умнее нас с тобой.

Кулик, услышав грустный голос начальника, посмотрел на него с удивлением.

— Владимир Борисович, да стоит ли расстраиваться из-за этого, — бодро заметил он. — Переживали неприятности раньше — переживем и теперь.

— Да ведь я не из-за этого глупого звонка расстраиваюсь, друг Саша, покачал головой майор. — Мне Ростова жалко. Он очень несчастен.

— Это Ростов-то несчастен? С трехкомнатной квартирой в Москве, огромной дачей, зарплатой намного больше нашей, машиной и всем остальным?

— Эх, Саша, Саша. Да разве вещи могут сделать человека счастливым? Человек счастлив лишь когда делает любимое дело. А вот Ростов занимается не тем делом, которое любит, а тем, которое у него лучше получается. Жизнь жестоко обошлась с ним, и он начал мстить ей. И неважно, как обстоит все на самом деле. Ростов считает — и это самое главное, — что его обидели, ему страшно, что может стать еще хуже, поэтому он отбивается изо всех сил, хлещет направо и налево. И нужно сказать, что в его борьбе есть какая-то справедливость.

— Да что вы, Владимир Борисович! Ведь он убил мальчишку! Вернее, убил его пес, но по закону это не имеет никакого значения, раз он натравил такого свирепого пса на пацана!

— Если мы начнем копать по-настоящему, друг Саша, то узнаем о Ростове немало такого, что у нормального человека волосы дыбом встанут, я уверен в этом. И все-таки Ростов — человек глубоко несчастный, хотя сам и не подозревает об этом. И давай бросим эту философию. Ты ведь знаешь меня. Ростов нарушил закон и понесет за это суровое наказание. Но никто не запретит мне жалеть его.

В это время «шестерка» Олега Степановича удачно проскочила переезд у Лобни и уже подъезжала к посту ГАИ на развилке Дмитровского шоссе. Ему предстояло еще многое сделать, и Ростов спешил домой.

Самолет в Париж вылетал в 9.15 из аэропорта Шереметьево-1. Здание нового, намного более привлекательного и современного аэропорта Шереметьево-2 уже виднелось на противоположной стороне огромного летного поля. Его обещали открыть к Олимпийским Играм 1980 года. Но пока западно-германская строительная фирма продолжала работу, стараясь успеть в срок.

К субботе Олег Степанович сделал многое. Он уговорил Сашу-милиционера, который зимой работал охранником в соседнем генеральском поселке, поселиться у него в сторожке и жить до его приезда. Олег Степанович был знаком с Сашей и доверял ему — Саша не пил и на него можно было положиться. За это он обещал платить ему триста рублей в месяц. Разумеется, Олег Степанович объяснил Саше, почему потребовалась его помощь. Милиционер поморщился и презрительно заметил, что еще ни разу не слышал, чтобы преступники убегали из лагеря лишь затем, чтобы отомстить свидетелю, который опроверг версию происшедшего. Олег Степанович не был уверен, что Саша подружится с собаками, но, к счастью, и это обошлось. Овчарки с рычанием бросились на Сашу, Олег Степанович резким окриком остановил их и приказал обнюхать милиционера. Рэд и Рада подошли к Саше, ощетинившись и ворча, и вдруг он заговорил с ними тихим, ласковым голосом. Олег Степанович не расслышал слов, но овчарки внезапно завиляли хвостами. Саша погладил их, погладил грозных овчарок, которых видел впервые! — и они не тронули его.

— Ну, вот и отлично, — заметил Олег Степанович. — Но почему они не тронули вас, Саша?

— Собаки не кусают меня, — коротко ответил сержант.

Эти парни из транспортной милиции какие-то странные, подумал Олег Степанович. С раннего утра до ночи они сопровождают электрички по Савеловской дороге — вот уже несколько лет пассажирские поезда ездят с милицейской охраной. На этом направлении произошло столько преступлений, что транспортной милиции пришлось прибегнуть к такому радикальному средству. В прошлом году на перегоне между Катуаром и Трудовой, весной, когда растаял снег, было найдено мертвое тело девушки — ее выбросили на ходу из поезда. А что милиционеры действительно странные люди, Олег Степанович убедился двумя годами раньше. Тот самый академик, который приезжал к Ростовым встречать Новый год, однажды попросил найти мужчину, чтобы тот спилил огромную ель, нависшую над его дачей. Тогда в охране генеральского поселка подрабатывал молодой сержант транспортной милиции Костя, и Олег Степанович предложил ему заработать стольник. Парень согласился и с удовольствием принялся за работу. Он исполнил все быстро и аккуратно, даже распилил толстенный ствол, поколол его и сложил в поленницу. А спустя два дня, находясь на дежурстве, прошел на площадку первого вагона, прямо за кабиной машинистов электропоезда, достал пистолет и выстрелил себе в рот. Потом прошел слух, что у него были семейные неурядицы, но Олег Степанович не мог забыть, что всего два дня назад парень улыбался и был, судя по всему, в отличном настроении.