Тарантул

- Не пью, - огорчил начальство.

- Плохо, - резюмировал Дыбенко и, ухнув в себя стакан, занюхал дребезжащей связкой ключей. Серьезно подумал. - Берем с испытательным сроком - месяц.

- И на том спасибо.

- У нас, голубь мой, своя специфика, - озорно подмигнул. - Времечко знаешь какое? Тяжкое, как кузнечный пресс. А кушать всем хотца-ца-ца!.. Ежели понравишься начальству, пойдешь на повышение...

- Куда выше?

- Есть-есть куда, - заговорщически подмигнул.

- Буду стараться, - пожал плечами.

- И хорошо, - сказал бывший военрук, вливая в себя очередной стакан. Чем меньше вопросов, тем выше доверие. А чем выше доверие, тем больше благо-го-го-госостояние народа! За русский народ во всем его много-го-го-гобразии!..

И я начал трудовую деятельность. Специфику мне объяснили бойцы ВОХРа Козлов и Федяшкин, два выносливо пьющих дядька, похожие своими краснознаменными пропойными рожами на братьев-близняшек.

Территория фабрики была обнесена новым бетонным забором, поверх которого извивалась колючая проволока под током. Напряжение слабенькое: убить - не убьет, но протрезвит шальную головушку. Раньше, до капитализма, куда было проще - и забор дырявый, и ВОХР вечно на бровях, а нынче директор Серов, как князь в вотчине, правит непоколебимой дланью. Что, впрочем, не мешает людям жить по социалистическим законам, то есть тяпать фабричную продукцию на сторону.

- Ковры? - удивился я.

Охранники посмеялись - на "Розе" коллектив бабский, тянут тетки полуфабрикаты - нитки там, шерсть, краску. Хитрожопые бестии, чего того не удумают, чтобы растащить свою же собственность, поскольку являются членами акционерного общества "Русь-ковер". Не понимают своей выгоды и вместо того, чтобы ждать дивидендов на свою бумажную акцию, тащат все материальное, что под руку подпадет.

- Да, - затужился я. - И что, мне с бабами колотиться?

- Зачем? - удивились Козлов и Федяшкин. - Баба на то и баба, чтобы с ней полюбовно обговориться. Молодкам ВОХРу дать, аль в роток взять дело житейское. А с бабок своя такса - сорокоградусная. И всем в полном удовлетворении, ха-ха... Так что, выпьем за любовь!..

- Я не пью, - и потянулся к грязному окну и, глядя из затхлой и прокуренной проходной на фабричные строения и складские помещения, на странную сторожевую вышку, охранявшую какую-то спецзону "А", на загружаемые ковровыми рулонами машины, на асфальтированное, оплавленное солнцем пространство, по которому ходили умаянные безнадежностью и отчаянием люди, понял, что среди них скоро буду и я.

Испытательный срок мной был пройдет с трудом - я не пил водку, тискаемую бабульками, и не пытался решить вопросы полюбовно с боевыми и веселыми молодками. Реквизировал краденное и отпускал воришек на все стороны. Почему-то такое положение вещей никого не устраивало. Коллектив ВОХРа во главе с майором в отставке Дыбенко посчитал, что я хочу выглядеть лучше, чем есть на самом деле, и своим поведением дискредитирую службу охраны. Женский коллектив фабрики тоже проявлял недовольство - срывать коммерцию из-за одного принципиального импотентного болвана? И потом, удивлялся Дыбенко, ты, сукин сын, не понимаешь своего интереса, будь активнее и прямым ходом в охрану зоны "А". На мой вопрос, что это за потайная зона такая, о которой мало, что известно, майор скроил многозначительную рожу и ответил: это есть государственная, ик, тайна. Тогда я спросил у своих подельников.

- А хрен его знает, - ответил Федяшкин. - Туда сам хозяин набирает охрану.

- А я солдатиков видел, - вспомнил Козлов. - А по ночам вроде как танки заводятся.

- То не про нашу честь, - сказал Федяшкин. - У нас свой фронт работы...

- Интересно, - покачал я головой. - Может, какая коммерция? СС-20 выпускают или танки.

- Кому сейчас нужны эти короба, Чеченец, - оскалился Козлов. - Небось, ковры налево плывут.

- Ладно вам чесать языки, - перебил товарища Федяшкин. - Не наше это дело.

- А вот Лехе все одно надо стараться, - заметил Козлов. - Молодой еще... Мы-то ладно, мы - к пёз... ам, а ему к звездам!

- Хорошо, - согласился я, - пристрелю какую-нибудь старушку.

Надо. Надо было вбиваться в общий молекулярный ряд. И чувствовал, что совсем скоро это случится. Если уж разлагаться в кислоте повседневности, то вместе со всеми.

... Я стоял в очереди в гастрономический отдел как все. Терпеливо и спокойно. Слушал, как частит раздрызганный кассовый аппарат: бой-баба с иезуитской невозмутимостью рассчитывала наши судьбы.

- Алеша, - услышал знакомый голос и оглянулся.

Полина, девочка из прошлой жизни, которая когда-то мне нравилась. Повзрослела, смотрела внимательно и недоверчиво, словно боясь, что я припомню свой первый день после возвращения.

- Я стою за пельменями, - признался. - Тебе нужны пельмени?

- Нет, - ответила она. - Я их не люблю, они такие липкие, как пластилин.

- Надо жрать, как и жить, с закрытыми глазами, - пошутил. - Я так и делаю.

- Да? - посмотрела, и в её взгляде заметил жалость. Ко мне, стоящему в общей очереди?

- Что-то не так?

- Я тебя не узнала, - ответила.

- Меня трудно узнать, - был вынужден согласиться. - А где твое колечко?

- Я его потеряла. Куда-то укатилось.

- Укатилось, - повторил я.

Как наши судьбы, промолчал, закатываются под шкаф, где всегда пыльно и темно.

Мы вышли из магазина, где я все-таки купил пачку пельменей, поговорили на автобусной остановке о ковровой фабрике, куда направили работать Полину, и разошлись. Девочка тиснулась в старенький, потрепанный, переполненный автобус, а я отправился домой давиться клейкими пельменями. С закрытыми глазами.

В первый осенний день, подернутый прохладной дымкой будущих холодов, я вернулся на войну.

После дежурства привычно и скучно брел вдоль бетонного забора, когда услышал визг тормозов. Малолитражка и джип, похожий на катафалк, заблокировали крытый брезентом грузовичок, выкатившийся из ворот фабрики. Из автомобильчиков быстро десантировались молоденькие хлопчики в пятнистой форме. Некоторые мне были знакомы - это была команда "марсиан". Ходили слухи, что они держат под своим контролем "Розу Люкс", однако молва молвой, а тут я мог убедиться собственными глазами об их чересчур активной социальной позиции.