Тарантул

- Сам сказал - бить всех! - передернул плечом.

- Ты весь в крови, - сказала Алиса.

- Это чужая кровь, - сказал я.

- Пошли, аника-воин, - взяла меня за руку и повела, как мать ребенка.

- Куда?

- Не бойся, - засмеялась, - если я и кусаюсь, то не больно.

... По угадываемой в лунных лопухах тропинке мы продрались к баньке. Это я понял по теплому парному запаху, исходящему из дверей. Алиса зажгла свечу, и наши тени четко отпечатались на бревнах. На лавке отдыхали березовые веники.

- Сейчас мы все грехи... венечком... - стащила с меня рубашку. - Вот какой у нас солдатик... пораненный...

- Алиса...

- Тсс, пошли, - у неё были уверенные и быстрые руки, - а то бабайка прийдет, жар унесет...

И я шагнул в жаркое и протопленное, чувствуя, как моя воля расплавляется от жары и целеустремленной чужой страсти.

И уже потом, тешимый искусной и любострастной женщиной, понял, что вновь вернулся в жизнь.

На следующий день я и Алиса уехали из Стрелково. Деревня приходила в себя после столь буйного торжества - все мужское население, опохмеляясь, ходило в героях и кровоподтеках. Бабы кляли новобрачную Зинку последними словами. Побитые Петюха-супружник со товарищами залегли в Залипухино до лучших времен. Праздники заканчивались - начинались будни с вечерней дойкой, прополкой и уборкой урожая.

- весело у нас? - поинтересовался на прощание Иван, когда мы ждали поезд. - Приезжайте ещо?

- Не знаю, - усмехнулась Алиса. - У меня муж строгой...

- Энто точно, - Иван крякнул и выразительно посмотрел на меня.

- Не гляди ты так, - засмеялась Алиса. - Лешенька полюбовник мой молодой. Что нельзя?

- Можна, - хекнул Иван. - Токо я телеграмму половине пришлю, чтобы повстречал...

- А я уже послала, - усмехнулась. - Хотя тебе, Ваньку, уши надо бы надрать, - пригрозила. - И кое-чего оторвать!..

- Леха, бережи честю смолоду!.. - хохотал Иван, защищаясь от агрессии тетки, пытающейся исполнить свою первую угрозу. А, возможно, и вторую?

К счастью племянника, прибывал утомленный дальним пробегом состав, пропахший уссурийским кедром, байкальским ветром и гарью сибирских пожаров. Притормозил на минутку, словно желая перевести дух, а затем продолжил свой настойчивый и энергичный ход.

Мы успели отмахнуть Ивану в окошко - он остался на мусорном перроне и в прошлом. Так дети забывают давнишние игрушки, когда появляются новые. Они кажутся красивыми и с ними интересно играть.

Из-за суматошной посадки я не обратил внимания, в какой вагон мы имели честь вскарабкаться. Когда зашли в купе, понял и засмеялся. Вагон был спальным и купе, естественно, на двоих. На окнах вяли фирменные занавесочки. На столе крахмалилась салфетка. В стены были впаяны полосы зеркал.

- Ты что, Лешка? - удивилась Алиса. - Молодец я?

- Нет слов.

- Приятное с полезным, - прихлопнув дверь, заперла её. - Все, ты мой пленник. На восемь часов.

- А что потом?

- Свобода, Леша, - усмехнувшись, села напротив. Подогнула ноги под себя, закурила. Была похожа на Вирджинию, мою первую женщину. - Что-то не так?

- Зачем тебе все это?

- Что?

- Я.

- Алеша, ты ребенок, - щурилась от дыма. - Я - жадная, все хочу сама попробовать. Тебе со мной плохо?

- Хорошо.

- Тогда какие проблемы?

- Нет проблем, - развел руками.

- Кроме одной, - погрозила пальчиком. - Чтобы стоял, как штык. Все четыреста восемьдесят минут!

- Мама родная! - сказал я. - Не доживу до утра.

- Выживешь, - плотоядно облизнувшись, потянулась ко мне. - Ты же герой, прошел огонь, воду и медные трубы.

- Алиса...

- Тссс, где тут наш боец-молодец со штыком?

- Уже на посту, - признался я. - Стой, стрелять буду!

- А я пароль знаю.

- И какой пароль?

- Пенза, - смеялась. - А отзыв, товарищ часовой?

- Хер-р-р-сон!..

Стада огромных, смутных по очертанию животных брели к солнцу, восход которого угадывался за туманной стеной.

Откуда у нас мамонты, ахнул я и бездыханно рухнул в яму небытия, как, должно быть, часовой до конца выполнивший свой воинский долг. По охране материальных ценностей.

... Меня разбудили требовательные руки - Алиса была в строгом костюме, смотрелась в зеркало: активная, состоятельная, красивая дама света.

- Стой, стрелять буду, - сказал я.

- Все, Алешенька, - скосила изумрудный по цвету, напряженный глаз. Подъезжаем к столице нашей Родины.

- И что?

- Ничего. Кроме того, что меня встречает Арсений.

- Кто?

- Муж.

- Шутишь?

- Сейчас нет.

Я сел, заматываясь в простынь, - в зеркалах, казалось, отражались наши нагие, неистовые, беззаветные в любовной утехи тела.

- Смешно, - сказал, но не смеялся, чувствуя, как петля усталости затягивает меня. - Занавесочки с рюшечками...

- Дурачок, - наклонилась ко мне и я увидел её вспухшие, многоопытные, инициативные губы, мазанные в цвет крови. - Будь проще, Лешка, и будешь в шоколаде.

- Я не люблю шоколад.

- Все-все, целую, - осторожно прикоснулась к моей щеке. - Подозреваю, что мы ещё встретимся в этой жизни. Ты у меня боец!..

- Алиса...

- Будь умницей, Чеченец! - и, отмахнув невесомой рукой, исчезла.

Дверь лязгнула, как сталелитейный нож гильотины, и я остался в купе один. С фантомами прошедшей ночи, отражающиеся в зеркалах. И тенью, на щеке которой крововавили два исламских полумесяца.

Потом были холодный утренний перрон, зловонный запах сопрелых тел в ангаре вокзала, заспанные лица обреченных на бескровную и бессрочную жизнь, выдавливаемые из электричек в беспощадный мегаполис.

Когда поток пригородных пассажиров схлынул, я зашел в вагон электропоезда. Он был совершенно пуст, храня лишь на лавочках изношенные куски душ, так похожие на истрепанные в давке газеты.

К радостному удивлению мамы я занял активную социальную позицию. Выражалась она в том, что приткнулся в ВОХР нашей знаменитой ковровой фабрики имени Розы Люксембург. Бывший военрук нашей школы, майор в отставке Дыбенко принял меня с необыкновенной душевностью.

- Нам такие герои нужны, - сказал он в маленьком казенном кабинете, которые прошли огонь, воды и медные трубы... - И удивился. - Ты чего скалишься, Иванов?

- Это так, Семен Семенович, нервное. Контузия.

- Ой, гляди, солдат, у нас служба строгая. А нервы лечить надобно. - И выудил из тумбочки ополовиненную бутылку водки. - Что ни на есть лучшее лекарство.