Созвездие Девы, или Фортуна бьет наотмашь

– Я сейчас, Владик, живу одна, совсем, совсем одна… Ты поживи у меня сколько хочешь…

Квартира ее была в соседнем доме – роскошное трехкомнатное жилище с лепниной на потолке и высокими французскими окнами в полстены. Натертый паркет отсвечивал в солнечных лучах бриллиантовыми вспышками.

– Неплохо вы устроились… То есть ты. Одна, говоришь, живешь? Родители-то надолго уехали?

– На три года. В Сирию… Папа там строительство одно финансирует, мост какой-то, и параллельно еще фирму открывает… А мама с ним…

Лера говорила это, совершая пунктирные пробежки по главной комнате – гостиной, в которой расположился Владик, по коридору до кухни и обратно. Вскоре небольшой стеклянный столик возле кожаного дивана оказался заставлен закусками и крохотными чашечками с дымящимся кофе.

– Да сядь ты, – похлопал Владик по прохладной коже дивана рядом с собой. – Сядь, поговорим нормально, не могу я, когда перед глазами мельтешение сплошное, не посмотрел даже на тебя толком. Так я у тебя правда, что ль, надолго смогу поселиться?

– Правда, только… А что случилось?

Она робко, словно проситель в кабинете большого начальника, присела на краешек диванной подушки. В ее серых глазах в рамке красноватых век со слабым намеком на реснички просвечивала готовность поверить всему, что ей скажут.

– Да понимаешь… Лера… Э-э-э… Из дому меня выгнали, – неожиданно для самого себя ляпнул Владик.

– Ка-ак?!

– Да. Вот представь. Выгнали. Мать и этот… отчим. Помешал я им. Они вдвоем хотят жить, любовью своей наслаждаться, а тут я – получается, обуза. И потом, мать, видите ли, не желает, чтобы люди видели, что у нее такой взрослый сын. Они давно меня из дома выживали, только все сначала как бы не прямо было: намеки, попреки. А сегодня мне, вишь, восемнадцать исполнилось – у меня день рождения сегодня, да! – так отчим прямо сказал: иди-ка ты, Владислав, на все четыре стороны, живи как хочешь, ты нас не знаешь, мы тебя не знаем. И даже не копейки денег не дали, я хотел паспорт взять – дверь прямо перед носом захлопнули, чуть не пришибли. Да. Вот такие дела, Лера.

– Ужас какой! – Лера приоткрыла рот с шершавой малиновой полосой вокруг губ («И где она умудрилась губы-то обветрить в такую жару», – неприязненно подумал Владик), и затеребила тощую косицу. Совсем как в детстве.

– Так что я, Леркин-валеркин, поживу у тебя немного. Пока на работу не устроюсь. А ты сама-то чем занимаешься? Летом?

– К экзаменам готовлюсь. В МГУ.

– Везет! Образование получишь. А я, наверное, в грузчики…

Давно отрепетированным донжуановским жестом Владик, запустив в волосы все пять пальцев, откинул со лба пышную шевелюру. Рассказанная им жалостливая история, помноженная на давнюю и детскую влюбленность Леры в мальчика в матросском костюмчике оказала желанное действие: девушка, хоть и глядела на него с сочувствием, дышала глубоко и прерывисто. На ее висках и верхней губе проступили крошечные бисеринки пота.

А Владик, получивший свой первый сексуальный опыт еще четыре года тому назад, во время вечеринки с компанией разбитных одноклассниц, смотрел на плоские, «картонные» Лерины прелести, на нескладные руки и выступающие из-под легкого платья ключицы, и понимал, что за право обосноваться в этом доме надолго ему придется во многом себя пересиливать.

Внезапно руки и грудь девушки покрылись «гусиной кожей». Курица ты мороженая, жалостливо подумал Владик. И спросил, вздохнув с изрядной долей обреченности:

– Слушай, у тебя вина нет? Хотя бы и начатой бутылки… Мне так – стресс снять…

«Выпью – может, что-нибудь и получится», – решил он, когда Лера метнулась в кухню.

И в принципе не ошибся.

Мать нашла его на третий день – Галина Семеновна пешком обошла все близлежащие кварталы, пока не увидела у Лериного подъезда такой знакомый красный «Харлей». Преодолевая колотье в груди и обеими руками придерживая уже очень заметный живот, поднялась на четвертый этаж. Прежде чем позвонить в массивную, добротно обитую дверь, женщина долго отдыхала, перевесившись через перила и хватая широко открытым ртом густой подъездный воздух.

Леры дома не было – она уехала на консультацию в университет.

– Сынок… Ты что же это, сынок… – выдохнула Галина Семеновна, и слезы сразу же потекли из ее воспаленных глаз – три бессонные ночи давали о себе знать! – Зачем же ты так со мной, Владик… Вернись домой, вернись, я тебя жду, я же все глаза проглядела, и Иван Гаврилович тоже волнуется, что ж это такое, мальчик мой… Владик…

Сын стоял перед ней в новой шелковой рубашке заграничного производства и супермодных джинсах – Лерины родители не скупились на переводы в валюте для будущей студентки, а Лера не поскупилась для Владика. На связке ключей от «Харлея» у Владика уже болталось несколько дорогих брелоков и золоченая «зипповская» зажигалка – и это было еще только начало!

– Иди домой, мать… – хмуро сказал Владик, не пропуская женщину дальше прихожей. – Иди, слышишь?

«Еще родит тут», – подумал он, с опаской глядя на нездоровые пятна, проступившие на материнских щеках.

– Да как же ты здесь будешь, сынок?! У чужих людей?!

– Ничего.

– Да как же это…

Все-таки она была его матерью – и острая жалость полоснула Владика по сердцу. Он неловко взял Галину Семеновну за руку и постарался придать своему голосу как можно больше убедительности:

– Мама! Ты иди домой! Мне тут лучше. Ей-богу, лучше. Дома у нас скоро будет шумно, и вообще… Мне готовиться надо. Я в университет поступаю. В МГУ.

– Сыно-ок?! – выдохнула Галина, расцветая на глазах. Будучи простой портнихой без связей, она и подумать не могла, что Владикова судьба может обернуться настолько счастливо. В МГУ! До сих пор она в лучшем случае рассчитывала на какой-нибудь рыбный или строительный…

– Да. Представь себе. Конечно, пока еще ничего не ясно, и вообще, может, ничего и не получится, но я готовлюсь. И буду жить здесь – мне тишина нужна, понятно?

– Понятно… Понятно, сыночек! В университет, ну надо же… Ты учись, Владик, учись… Мы с отцом тебе помогать будем, сколько сможем…

«Сколько вы там сможете-то!» – насмешливо подумал Владик, кое-как выпроводив осчастливленную мать.

И был не прав – с этого дня все, что удавалось «заколотить» Галине Семеновне надомной работой за старой швейной машинкой, принадлежало Владику. Женщина умудрялась строчить ночами даже тогда, когда у нее родился второй сын, Илюша. Иван Гаврилович, взявший на себя бульшую часть будничных забот, радовался первенцу безмерно, но Владик – Владик оставался у матери на первом месте.

И, между прочим, упоминая о том, что он, возможно, скоро станет студентом, Владик мать не обманывал. Идея о поступлении юноши в университет – и именно в МГУ – была высказана Лерой. Она заговорила об этом на следующее утро после их первой ночи.

…Владик проснулся от странной, щекочущей ласки. Приоткрыв глаза, он увидел, что Лера, припав к нему, с каким-то почти священным трепетом покрывает его тело тихими поцелуями. Распущенные волосы неровной волной летали по его груди – от этого легкого скользящего прикосновения он и проснулся.

«Сейчас она спросит: «Милый, ты меня любишь?» – подумал Владик, поспешно закрывая веки. И поморщился, потому что врать он вообще-то не любил – вчерашний день не в счет.

Но Лера ничего такого не спросила. Забегая вперед, можно сказать, что она вообще никогда не задавала Владику этого вопроса. Возможно, в глубине души она знала, какой может последовать ответ.

Она сказала другое:

– Милый… А ты правда собрался в грузчики?

– Куда? – удивился Владик совершенно искренне.

– На работу устраиваться, в грузчики? Вчера говорил…

– Вчера? Ах да! Конечно, собрался.

– Но почему именно в грузчики?

– А куда? – усмехнулся он, не открывая глаз. – Кому я нужен? У меня десять классов образования.

– Тебе надо учиться, Владик. – Узкая рука скользнула с груди на его смуглый живот. – Тебе нельзя в грузчики… Ты такой… красивый. И добрый. И… умный… Тебя обязательно ждет большое будущее…