Проповедник

~ ~ ~

— Ты не можешь появляться на людях в таком виде.

— Я ношу то, что мне нравится, а ты хоть обосрись.

Мелани посмотрела на своего папу, папа поглядел на нее. Лаялись они по хорошо знакомому обоим поводу: как много или, точнее сказать, как мало она надела на себя. Но вообще-то — и Мелани это признавала — на ней надето действительно не так уж и много, но ей это нравилось, она считала, что это клево, и все знакомые мочалки одевались точно так же. И ваще, ей уже типа семнадцать, она не какая-нибудь там мелкота и носит то, что хочет. Мелани с омерзением оглядела своего папашу, который, гавкая на нее, похоже, здорово разозлился: у него не только рожа покраснела, но и шея тоже. Весь запущенный какой-то, старый и облезлый. Антикварные шорты фирмы «Адидас», купленные лет пятнадцать назад, блестят и сверкают, как начищенные яйца. Сверху натянута какая-то хреновина вроде распашонки с короткими рукавами. Судя по всему, последние несколько лет папахен собирался рожать Геркулеса и потому пребывал в состоянии постоянной беременности. Как она знала из опыта, залетел папаша, сидя перед телевизором, подсыпая очередную порцию чипсов в мисочку размером с таз. И, судя по пуговкам на рубашонке, которые едва не отрывались, роды приближались. Венчали весь этот ужас пластиковые купальные шлепки. Мелани откровенно стыдилась своего отца и старалась на людях с ним не появляться, да и вообще сейчас она ненавидела все: и этот дом на колесах, и кемпинг, и все вокруг, не говоря уже о папаше.

Когда она была маленькой, ей нравилось кататься по разным кемпингам в доме на колесах. Вокруг всегда гомонила куча детей, они играли, гоняли между домиками, бегали вместе купаться. Но теперь она девочка центровая, у нее пол-Ёнчёпинга — закадыки. Самое главное — у нее был Тобби, а теперь, когда Тобби — там, а она вынуждена торчать здесь, он небось опять кувыркается с этой шалавой Мадде, которая всегда на него вешалась. И уже за одно это Мелани ненавидела своих родителей и считала, что они обгадили всю ее жизнь. Сидеть запертой, как бобик, в четырех стенах в кемпинге в Греббестаде — ей что, пять лет? Нет, ей уже семнадцать. Она гордо выпрямила шею и поправила топик размером, надо признаться, едва ли больше двух почтовых марок. На попку она натянула обрезанные из джинсов шортики, они, блин, резали что задницу, что промежность со страшной силой, и было дико неудобно, но парни пялились. Плюс туфли на десятисантиметровом каблуке, которые неплохо поднимали ее метр шестьдесят.

— До тех пор пока мы кормим тебя и ты живешь в нашем доме, ты должна слушаться нас, мы желаем тебе только добра и…

Мораль папаши прервал уверенный стук в дверь, и Мелани поскакала открывать. За дверью стоял темноволосый мужик лет тридцати пяти, как она прикинула, и отработанным движением Мелани выпятила бюст. На ее вкус, немножко староват, но вполне ничего, тем более есть повод позлить папашу.

— Меня зовут Патрик Хедстрём, я из полиции. Нельзя ли зайти к вам ненадолго? Это насчет Ени.

Мелани чуть сдвинулась, чтобы впустить его внутрь, но так, чтобы ему пришлось протискиваться вплотную к ней. Полицейский поздоровался с ее отцом, и они сели за узкий столик.

— Мне позвать жену, она там, на пляже?

— Нет, совсем не обязательно, в первую очередь мне нужна Мелани, я бы хотел поговорить с ней. Как вы, наверное, знаете, Бу и Чёштин Мёллер заявили, что их дочь Ени исчезла. Они сказали, что вы собирались встретиться вчера, чтобы ехать во Фьельбаку, это верно?

Мелани неприметно оттянула пониже свой топик и надула губки, прежде чем ответить. Полицейский определенно показался ей сексуальным.

— Да, мы договорились прийти на автобусную остановку около семи. Автобус уезжал в девятнадцать десять. Мы встретили парней и собирались поехать на Танумстранд. Примерно так, но в общем-то определенных планов у нас не было.

— А что, Ени так и не пришла?

— Нет, вот дерьмо, очень странно. Ени мне не то чтобы подружка, но она всегда приходила, когда обещала, так что я удивилась, когда она, типа, не появилась. Не могу сказать, что я, типа, ошизела, она за меня держалась, не я за нее, но такая лажа: мне одной пришлось ехать с этими двумя козлами, Микки и Фредди, — парнями с Танумстранд.

— Мелани, что ты говоришь?

Отец смотрел на нее шокированно и неприязненно и тут же получил такой же взгляд в ответ.

— А что я должна была думать? Я прикинула, что она, типа, где-нибудь оттягивается. Мне отдуваться, что ли, теперь, раз она пропала, я в этом не виновата. Да она, наверное, сделала ноги обратно в Карлстад. Она трындела, что у нее там парниша и ей, типа, это житье в кемпинге что гвоздик в стуле. Ей к нему обратно приспичило.

— И думать про это не смей, только попробуй выкинуть такую штуку, этот твой Тобби…

Патрик решил, что пора прекращать перепалку между отцом и дочерью, и легонько помахал рукой, чтобы привлечь внимание. Слава богу, они поутихли.

— Значит, ты не имеешь ни малейшего понятия, почему она не появилась?

— Не-а, ни сном ни духом.

— А ты не знаешь, с кем она еще общалась здесь, в кемпинге, ну если не дружила, то хотя бы разговаривала?

Как бы случайно Мелани украдкой дотронулась под столом своей голой ногой до Патрика и с удовольствием увидела, как он вздрогнул. Парни все такие примитивные, и не имеет никакого значения, сколько им лет, у них у всех на уме одно и то же. И умеючи ими можно вертеть как угодно. Она опять дотронулась до его ноги и с восторгом заметила, как на его верхней губе выступил пот, хотя, надо признать, в доме на колесах было чертовски душно. Мелани немного подумала, прежде чем ответить:

— Да есть тут один такой занюханный малый, их семьи сюда каждый год ездят, поэтому они с детства знакомы. Сморчок полный, но я уже сказала, что она и сама-то не красавица, так что клевая из них получилась парочка.

— Ты знаешь, как его зовут или, может быть, где его можно найти?

— Фургон его родителей стоит через два ряда, у него тент в коричневую и белую полоску, и снаружи на крючках эти пеларгонии вонючие навешаны.

Патрик поблагодарил за помощь и с порозовевшими щеками протиснулся наружу мимо Мелани. Мелани изобразила, стоя в дверях, тщательно отработанную позу и весьма театрально помахала рукой, прощаясь с полицейским. Папаша, конечно, опять будет бухтеть, но, как обычно, она пропустит это все мимо ушей. Он никогда не говорил ничего стоящего.

Вспотевший — и не только от давящей жары — Патрик быстрыми шагами пошел искать фургон. Он почувствовал огромное облегчение, когда выбрался из маленького тесного домика на колесах на простор. Патрик сам себе показался каким-то педофилом, когда эта девчонка демонстрировала ему свой хилый бюст, а потом, когда она начала свои штучки ногой под столом, просто не знал, куда деваться — настолько неловко он себя чувствовал. К тому же надето на ней, прямо скажем, было совсем немного. Если сложить все вместе, так примерно носовой платок получится. Патрик моментально представил себе, что у него есть дочь семнадцати лет, которая одевается таким макаром и бегает за парнями постарше. Он пришел в ужас от подобной перспективы и искренне понадеялся, что у них с Эрикой будет сын. По крайней мере, он по своему опыту знал, что такое быть мальчиком-подростком и что творится у них в голове. А когда он глядел на Мелани, она казалась ему пришельцем из космоса, раскрашенная, как пасхальное яйцо, и обвешанная кучей побрякушек. Естественно, Патрик не мог не обратить внимание на кольцо у нее в пупке. Наверное, он становится слишком старым. Потому что не считает это сексуальным, скорее думает о возможных инфекциях, рубцах — в общем, ничего хорошего. Но, как говорится, кто не был глуп, тот не был молод. Патрик до сих пор с точностью до деталей помнил, какую выволочку устроила ему мама, когда он заявился домой с серьгой в ухе. А ему тогда все-таки уже стукнуло девятнадцать. Идея насчет серьги осенила его внезапно, и, насколько Патрик помнил, это, пожалуй, осталось самым экстравагантным, что он позволил себе в плане внешности.