Жена Майкла

— Сюда. Я чуть подальше припарковалась. Так долго добираться пришлось из-за этих баррикад!

— Каких баррикад?

— Да ты разве не слыхала новостей? Губернатор утром вызвал национальную гвардию!

— Из-за студенческих беспорядков?

— Ну да! В Темпи не протолкнешься.

Майра остановилась у красной спортивной машины с открытым верхом.

— Вот и пришли! Как тебе машинка?

— О, у тебя новая? Красивая какая:!

— Еще бы! Только она — твоя! Прибыла вчера. Но за руль тебе пока нельзя, сначала надо лицензию получить.

— Моя?!

— Подарок тебе от мужа! Немножко шикарная для езды по магазинам. И как мы весь твой багаж сюда втиснем, не представляю! Но я бы тоже не отказалась от такого подарочка! — Майра умудрилась запихать сумки в маленький кузов и повернулась, хохоча, к Лорел.

— Потрогать-то, так и быть, разрешается!

— Майкл объяснил — почему?

— Мужчина дарит тебе новехонький «ягуар», а тебе еще расскажи, что да как! — Майра закатила глаза. — Мой тебе совет — бери и заткнись.

Накалившаяся на солнце черная обивка обжигала голые ноги. От машины пахло новой краской и настоящей кожей. Мотор мощно рокотал. Лорел даже не верилось. Что это нашло на Майкла?

Неловкое молчание опустилось по пути домой. Лорел приходилось придерживать волосы, пока «ягуар» мчался в потоке городского транспорта, мимо оросительных каналов и через Глендейл. Каждая минута приближала ее к Джимми.

— Лорел, позволь извиниться, — Майре приходилось перекрикивать рев мотора. — Если б я знала тебя… твои проблемы… так не стала бы взвинчивать тебя… тот наш разговор о Майкле. Надеюсь, не я причина… О, Лорел, я так себя погано чувствовала, когда ты попала в больницу е..

— Майра, ты тут ни при чем. Все началось давным-давно. — И Лорел почти против воли пустилась в объяснения — может, оттого, что голос Майры срывался, или из-за бледности ее круглых щечек. Они остались сидеть в машине уже после того, как припарковались у бежевого бунгало. Майра положила голову на руль, неотрывно глядя на Лорел, не прерывая ее.

— Ты себе не представляешь, каково это — не иметь детства, чувствовать вину всякий раз, когда смотришь на родного сына или его отца, знать, что родители твои отреклись от тебя — пусть ты и не помнишь их, но ведь все равно больно. И вечный страх — повториться может в любой момент, а ты бессильна помешать. Ты лишилась прошлого из-за того, что в тебе что-то решило выключить его.

Лицо у Майры было до того изумленное, что Лорел не стала открывать своих подозрений, что жизнь ее в опасности. Как недавнюю пациентку психклиники ее — самое малое — сочтут истеричкой.

— Господи, Лорел! Не верится! Так не бывает! Неужели доктора не могут помочь!

— О, разумеется! Мне пришлось повторять все с начала до конца раз в неделю и принимать таблетки для счастья четырежды в день. Ты ведь заметила, какая я безмятежная?

— Внешне ты всегда была безмятежной. Но что в душе, оказывается, переживала! Ох! Пойдем к Джимми! От него тебе больше пользы, чем от десятка докторов!

Джимми вырос на дюйм, по крайней мере, волосы его нуждались в стрижке. Мальчик сидел на полу в гостиной у Колин, подперев коленкой локоть, засунув палец в рот, бесшумно катая пластиковый грузовичок по ноге Шерри.

— Джимми?

На звук ее голоса он поднял глаза — она стояла в коридоре между Майрой и Колин, но не двинулся. Сердце Лорел заныло, когда она поняла выражение детского лица: мальчик узнал ее, но просто не доверял ей больше. Не на такую встречу она надеялась, и такой острой боли еще не переживала.

— Джимми, мама вернулась навсегда! — ласково сказала она и присела рядом с ним, а Майра с Колин вышли на кухню, поманив за собой Шерри. Глаза Джимми следили за ней, в руке замерла игрушка, но выражение лица не изменилось.

— Пойлем домой, а? Пора на ланч.

Протянутую руку он проигнорировал, но послушно поднялся и затопал к выходу, насупленно подождав, пока она отодвинет для него дверь. За минувший месяц Джимми повзрослел не только физически.

17

Отсутствие Лорел мало сказалось на бежевом бунгало. Стеклянные двери уютно драпировались желтыми занавесками. Лорел тронула дряхлый холодильник, пробежала рукой по гладкой поверхности новой плиты. Все казалось таким… нормальным. Может, ей вообще все почудилось? Тут-то она и решила — кухню следует покрасить в бледно-желтый.

Джимми терпеливо дожидался сбоку, одной рукой держась за нее, большой палец другой — во рту, подмышкой зажат грузовичок.

Мальчик съел сэндвич с сыром, который она ему приготовила. Но от высокого стульчика отказался наотрез: заполз на обычный кухонный. Лорел пожалела, что пропустила эту стадию его развития. Съев сэндвич и выпив молоко, Джимми снова засунул палец в рот. Он не разговаривал, не улыбался, не выказывал никакого энтузиазма по поводу ее возвращения. Молча подчинился тому, что его раздевают, но на кроватку заполз самостоятельно и тут же повернулся к ней спиной.

Лорел старалась прятать боль и разочарование, оживленно болтая, улыбаясь. Но последний знак того, что она отвергнута, доконал ее. Она убежала в ванную и поплакала в полотенце, твердя — мальчику нужно дать время. В его детском сознании ее отсутствие приравнялось к дезертирству. Джимми доверился ей, нуждался в ней, а она предала его.

В тот вечер Майкл пришел домой с Пэтом, из окна Лорел наблюдала, как они осматривали «ягуар». В летной форме рядом с обыкновенным автомобилем выглядели они странно. Пэт уселся за руль, покрутил головой и, по губам видно, — присвистнул.

Лорел приготовила любимое тако Майкла и коктейль «Маргариту». За обедом Майкл и Джимми настороженно наблюдали за ней, словно бы опасаясь, вот-вот она выкинет что-то чудное и неожиданное. Потом, когда Майкл устроился на кушетке с газетой, Лорел выкупала Джимми и почитала ему сказку.

Тельце у него, когда Лорел несла его в спальню, было напряжено, но когда она опускала его в кроватку, то почувствовала, как теплые ручки обвили ей шею и стиснули так крепко, что она чуть не упала. Уложив Джимми, Лорел присела к нему на кровать, целуя, вдыхая теплую свежесть его дыхания, кожи, о чем столько мечтала в больнице, чего ей так там не хватало; теперь она боялась заговорить из боязни, вдруг голос ее снова спугнет малыша, оттолкнет в далекий, запутанный детский мирок. Просидели они так больше часа в темной теплой тишине, потом объятия ослабли — мальчик заснул.

Несмотря на ноющую боль между лопатками, Лорел согласилась бы оставаться тут и держать сына так хоть всю ночь, но в дверях выросла темная фигура Майкла.

— Думаю, заснул, — прошептал он и ласково высвободил Джимми из ее объятий, перенеся мальчика к медвежонку. Затем, взяв за локоть, он вывел ее из спальни и прикрыл дверь.

— Все-таки, Джимми еще любит меня, — прошептала Лорел, вытирая слезы со щек.

— Он просто не понимает, что тебе пришлось уйти. Джимми слишком мал, Лорел, чтобы долго таить обиду.

Слезы все текли и текли, и она оставила попытку спасти тушь. А еще уверяли, будто те проклятые таблетки — для счастья.

Лорел пошла на кухню, чтобы приготовить кофе и спрятаться от Майкла, но тот двинулся следом. Вместе они следили, как закипает вода под стеклянным куполом — предлог не разговаривать. А потом заговорили разом.

— Знаешь, я скучала даже по бульканью старого кофейника.

— Лорел, я подал заявление о доме на базе. Там лучше, чем в этом…

— О, не надо… Ну, то есть, если из-за меня. Мне и тут нравится… Правда.

В гостиной, куда они перешли пить кофе, царила та же неловкая напряженность, как в больничные посещения Майкла. Лорел стала благодарить его за машину, но тот отмахнулся.

— Вчера разыскал твоих родителей. Они совершили путешествие в Канаду. Твой отец сказал, что мать, возможно, на Рождество приедет. Хочешь этого?

— Может, напомнит мне что-то, если увижу ее, поговорю… — но сейчас прошлое не занимало ее.