Товар для Слона

Немовлюк изобразил на лице досаду:

— Старею все-таки, не подумал, что надо бы Ванду Стефановну вызвать, Белецкому список отпечатать.

— Я сделаю, — кротко сказал Школьник, — только лучше давайте на компьютере.

— Нет, на машинке, — возразил профессор.

Миша с Вовкой переглянулись — известно было, что Шеф никак не перестроится на современную технику, но Школьник лучше знал заведующего кафедрой и понимал, что профессор надеется под это дело выдавить из милиции ещё и компьютер — или хотя бы принтер. Искорки в глазах Володи Разина показывали, что тому тоже ясен ход мысли руководства.

Школьник ушел печатать, а профессор повернулся к Вовке Носовому:

— Так, Владимир Иванович. Ты электронику сумеешь проверить и восстановить?

— Управление могу. А измерительные системы и автоматику — нет. Их без Юрика никто не восстановит.

Немовлюка передернуло. Любое упоминание о тихом, улыбчивом и безмерно талантливом электронщике, который разрабатывал всю электрическую часть стенда, вызывало у профессора разлитие желчи. Одна фамилия чего стоит Завезиздров! А главное — при всей своей мягкости и тихости ни разу не послушался, все всегда делал как хотел, на обещания дать защититься не реагировал и в конце концов сгинул неизвестно куда.

Миша Байбак — не хватало ему чуткости в подобных делах, по молодости, видимо, — напротив, живо заинтересовался и развернулся к Вовке:

— А где Юрик сейчас, не знаешь?

Вовка, который тоже держал себя за электронщика, однако понимал, что до Юрика ему и за сто лет не дорасти, буркнул презрительно:

— Бутылки принимает на Вознесенском рынке.

Профессор разразился негодующим монологом о тех, кто способен изменить науке в погоне за длинным рублем…

…но тут без стука распахнулась дверь и в кабинет вошел румяный, гладкощекий и наглаженный Белецкий. За ним следовал, сияя широкой ухмылкой, Павлик Бабешко в распираемом внутренними противоречиями милицейском мундире.

По безмолвной команде профессора завлаб Разин живчиком метнулся звать Школьника, но тот уже неспешно шел к кабинету с отпечатанными бумагами в руке.

Профессор, сделав два шага из-за стола, пожимал руку Белецкому, завлаб тихонько затворял за собой дверь, ассистенты, поднявшись со стульев, переминались с ноги на ногу, а бесцеремонный Школьник, не считаясь с торжественностью момента, хлопнул Бабешко по пузу и спросил:

— Что, Павлуша, все пухнешь от забот?

На что капитан ухмыльнулся ещё шире и ответил своей всегдашней присказкой:

— Пока толстый сохнет, худой сдохнет!

Белецкий подозрительно покосился в ту сторону, увидел, что речь идет не о нем, и сел к столу, поддернув наглаженные форменные брюки. Профессор занял свое место несколькими секундами позже, сделал жест рукой:

— Садитесь, товарищи.

Переждал, пока утихомирятся, и начал:

— Боюсь, не сможем мы вам помочь, Виктор Витальевич…

Белецкий не отреагировал — за столько лет знакомства изучил уже все подходцы старого торгаша.

— …мы тут с товарищами посмотрели — не починить нам стенд. Десять тысяч долларов и три месяца работы. Вот, как видите… — протянул полковнику список.

Белецкий взял листки, остановил профессора движением приподнятой ладони, начал читать.

— Генератор постоянного тока 50 киловатт… в Чураеве их делают?

— На «Электротяге», — так же коротко и быстро отозвался Школьник. Сам за собой не раз замечал, что подстраивается в резонанс собеседнику, — и сердился на себя. Но сейчас оно было кстати.

— Павлик, есть у нас друзья на «Электротяге»?

Бабешко вытащил пухлый «органайзер».

— Начальник отдела сбыта подойдет? Звонил мне вчера насчет техпаспорта.

— Годится. Пороется в неликвидах, найдет… — Белецкий рассеянно потянулся левой рукой к мраморному стакану на столе у профессора, вытащил красный карандаш, поставил в списке жирную птичку. — Так. Что там дальше? Электродвигатель переменного тока 1,2 киловатта, привод гидронасоса… Обратный клапан…

Павлик, не дожидаясь вопроса, доложил:

— Завод «Гидроавтомат», директор — друг Будяка, все бегает с жалобами на таможенников, он в Россию продукцию КамАЗами возит, оттуда комплектующие…

Список непреодолимых проблем в руках Белецкого съеживался, словно шагреневая кожа.

— Так. Ага, перечень работ… Установка тахогенераторов — это что, для электрика работа?

— Для слесаря высокого класса, — отозвался Школьник.

— Это сколько угодно. Слесарей, электриков, такелажников, бетонщиков мы у Никодимова найдем. — Заметив недоуменный взгляд профессора, пояснил: В тюрьме. — Вдруг коротко улыбнулся: — Чураевская тюрьма в книге рекордов Гиннесса числится как самая большая в мире. Только цифры у них устаревшие…

Он дошел до конца списка, перевернул листок, убедился, что на обратной стороне нет дополнительных пунктов.

— Так. Сегодня у нас восьмое. Десятого к вечеру закончим?

— Десятого декабря? — с сомнением переспросил Немовлюк.

— Какого декабря? Следствие ждать не может, мэр погиб, Григорий Васильевич! Десятого ноября, послезавтра!

Профессор возмущенно засопел, откинулся на спинку кожаного полукресла.

— Виктор Витальевич, сколько тебя знаю, всегда ты был авантюристом, но сейчас явно лишнего хватил!

Белецкий глянул на него абсолютно невинным, ну совершенно непонимающим взором, ответил без улыбки:

— Сейчас у меня рычаги длиннее.

Аккуратно сбил листки стопочкой, протянул Школьнику.

— Мне копии сделайте на ксероксе, пожалуйста.

Немовлюк развел руками:

— Нету у нас ксерокса…

Ксерокс был, стоял у Разина в конторке, но картридж кончался, и Немовлюк жадничал.

— А что же на компьютере не набрали? Распечатали бы копии.

— Компьютер что-то барахлит, а принтер вообще никогда как следует не работал, — строил из себя казанскую сироту профессор. — Держу для вида…

Белецкий повернул к нему глаза — вдруг, ни с того ни с сего, совершенно оловянные.

— Да, я свой домашний тоже никак не починю, все руки не доходят, ответил скороговоркой и резво поднялся. — Так я тогда этот список возьму, с пометками.

— Возьмите, у нас второй экземпляр есть, — сказал с улыбкой Школьник.

Ему всегда нравился этот жулик.

Проснулся я рано, и первая мысль была та же, с какой заснул: надо искать источники информации в ГАИ и в милиции. Дублировать их работу бессмысленно, да и просто нам не по силам. Надеяться, что Слон их результаты добудет… может, и добудет, но где гарантия, что всем с нами поделится? И где гарантия, что милиционеры всем поделятся с ним? И в любом случае, без перепроверки не обойтись.

До восьми я как-то провалялся, пытаясь придремнуть ещё с полчасика, но дальше организм уперся — все-таки за десять дней в больнице отлежался, отоспался, и теперь тянуло его на какую-то активность. Ты гляди, подлечили все-таки, а говорят, ни к черту наша медицина. Оказывается, к черту.

Встал, подумал — и сделал зарядку. Легонькую, просто разминочку, но запыхался и в пот бросило. М-да, слухи о моем чудесном исцелении явно преувеличены… Включил колонку, поторчал под душем, немножко ожил. Побрился. Полдевятого.

Ну как убить время? Сегодня — восьмое ноября, надо быть последней скотиной, чтобы позвонить человеку раньше десяти утра. Э-э, мужик, а кому ты собрался звонить?

Видимо, подсознание исправно трудилось, пока сознание скребло притупившейся двухлезвийной головкой по щекам, и наконец выдало решение. В самом деле, ты же юрист «де юре» — где же тебе искать ход в милицию, как не среди коллег-юристов? Не может быть, чтобы никто из однокашников не пристроился туда!

Я заглянул в спальню. Ася вывернулась на кровати чуть не поперек и дрыхла вовсю. Только сейчас я заметил, что у неё заметно ввалились щеки. Да, хоть и несерьезная у меня болезнь, а побегать ей пришлось, да и мою работу в конторе тоже на себе тянет…

Взыграла совесть, и я отправился на кухню чистить картошку. Конечно, еды полон холодильник, но наутро после праздничного стола хорошо идет что-нибудь простое и нейтральное, вроде пюре.