По закону «Триады»

Открылась «кормушка». Рука поставила кружку.

— Морковный сок.

Кулек пошел к двери.

— Отдохни…

Кулек удивленно оглянулся.

— Сядь, я сказал! Турок…

Турецкий внимательно посмотрел на Кардана. Встал, прошел мимо взбешенного Кулька. Принес Кардану кружку. Тот забрал сок, сказал тихо:

— Гастрит у меня, понял?

— Понял.

И еще на полтона ниже.

— А Будильника таки… кончили. Отвечаю.

Турецкий благодарно кивнул.

— Значит, помни. Ты мне должен.

Турецкий, сдвинув брови, кивнул еще раз. Должен, значит, должен.

— Держи ухо востро, — посоветовал Рама, оглядываясь на Кулька. — А еще лучше — грохни его. Ты ему — поперек горла. Не успокоится.

— Не выйдет.

— Почему?

— Потому что в принципе я человек мирный. Как пел Высоцкий: «Бить человека по лицу я с детства не могу».

— Этот, что ли… как его… пацифист?

— Не пацифист. Если меня доведут, если надо защищать родных или друзей, то я уже не смотрю, сильнее я или слабее, могу отгрести или нет. Но при этом всегда помню, что человек отличается от других животных умением говорить. Поэтому не бью первым.

— То человек, а то — Кулек, — веско сказал Рама.

— Не важно.

— Тяжело тебе придется.

— Посмотрим, сказал слепой.

Агеев

Мобильник Агеева зазвонил, когда он, возвращаясь с обеда, въезжал на Неглинную и был уже в двух шагах от «Глории».

— Мне нужен Филипп Агеев.

— Я слушаю.

— Мне ваш телефон дал Голованов. Я не смогла дозвониться Александру Борисовичу, а Голованов сказал, что он сейчас занят и я должна позвонить вам.

— Говорите.

— Меня зовут Марина Мальцева. Я…

— Не объясняйте, я знаю, кто вы, и тоже занимаюсь делом вашего мужа, — деликатно оборвал Филя. — Я в курсе всех обстоятельств.

— Филипп! Я нашла записную книжку мужа. И там есть китаец, самый первый поставщик Николая! Я говорила Александру Борисовичу о нем. Вдруг это поможет вам в расследовании? Тут и адрес цеха есть…

— Очень хорошо, продолжайте.

— Его зовут Чен, Лао Чен…

— Диктуйте адрес.

Через четверть часа он был в подпольном швейном цехе Лао Чена. То, что производство подпольное, Агееву стало ясно сразу, он с таким интерьером сталкивался не раз и не два. Но в данных обстоятельствах ему не было до этого никакого дело. Этот цех был похож и на цех Чжана, тот самый, который разгромили и сожгли бандиты. Такая же теснота. Похожий ряд швейных машин вдоль стены. Такие же мужчины, женщины и подростки за работой. Такой же грохот и лязг.

Для удобства Филипп представился коммерсантом по имени Георгий Фрадков. Ему показалось, что фамилия премьер-министра вполне подходяща для такого рода занятий.

Улыбчивый китаец лет пятидесяти, Лао Чен, остановился у тюков с материей. Продемонстрировал качество.

Филя восхищенно поцокал языком:

— Лао, вот эти шторы возьму уже на следующей неделе! Качество отличное! Настоящая фирма!

Китаец удовлетворенно подтвердил:

— Фирма-фирма, уважаемый Георгий! Берите много. Две партии берите.

— А что? Может, и две возьму… Хорошо, что я твой адрес нашел. Я когда из Москвы четыре года назад уезжал, мне вас один друг советовал.

— Друг — это хорошо. Хорошо — друг. Если друг не советует, вы дорогу сюда не найдете!

— Колян его зовут. Помнишь такого? Колян-Николай! Давно его не видел… Не знаешь, как его найти?

Чен заявил, все так же улыбаясь:

— Николай — не знаю. Узнаю — говорю сразу, уважаемый Георгий!

Агеев хлопнул его по плечу:

— Спасибо, Лао! Клевый ты мужик!

Чен, чувствуя руку на своем плече, придержал ладонью карман пиджака — из кармана чуть выглядывала пачка пятисотрублевок, ее китаец и защищал от посягательства, не заметив, что второй рукой коммерсант Георгий молниеносно опустил в другой карман его пиджака нечто размером с пуговицу — подслушивающий жучок.

Голованов изучал распечатки бухгалтерии фирмы Мальцева — об этом просил Меркулов, и хотя Голованов был убежден в тщетности такого занятия, но все равно больше делать было нечего. Плетнев пил минеральную воду, сидя на подоконнике скучал. Филипп Агеев дремал за своим рабочим столом, положив голову на руки.

— Странно, — сказал вдруг Сева.

— Что именно? — спросил Филя, не открывая глаз.

Плетнев тоже посмотрел вопросительно.

— Мальцев жертвовал деньги на благотворительность, уходил от налогов.

— Обычное дело, — сказал Плетнев.

— Обычное-то обычное, да не совсем. Суммы какие-то просто смехотворные. Так на налогах не сэкономишь. Год назад он жертвовал гораздо больше.

— Значит, дела у него последнее время шли не очень, — предположил Агеев.

— Тогда зачем вообще это было делать? Из того, что я вижу, складывается только одно впечатление. Он кому-то что-то доказывал, демонстрировал, причем явно не налоговой полиции.

— Каким-то рэкетирам?

— Едва ли, — задумчиво сказал Голованов. — Пожалуй, стоит посоветоваться с Меркуловым.

— Его же нельзя беспокоить, — напомнил Плетнев.

— Боюсь, время пришло.

Ирина

Ирина сидела на диване возле магнитофона и слушала найденную пленку. Она практически ничего не понимала и была так сосредоточена, что не слышала, как хлопнула входная дверь. В комнату вошла Катя с пакетом. Ирина заметила ее, только когда та подошла вплотную, вздрогнула.

— Уф, Катька, нельзя так людей пугать!

Выключила магнитофон.

— Привет! — наигранно весело сказала Катя. — Решила заскочить посмотреть, как ты тут подоконники грызешь. Вот, — она приподняла пакет, — в супермаркет забежала.

В пакете были фрукты, йогурт, блинчики, пельмени.

— Да была я сегодня в магазине.

— Н-да? И где же продукты?

— Турецкому отправила.

— Понятно. Ничего, лишним не будет. Что от мужа слышно?

— Аты разве телевизор не смотришь? Он сбежал сегодня утром.

— Как?! — Катя села рядом.

— Шутка.

— Нашла случай пошутить… Что адвокат?

— А что адвокат? Звонит, отчитывается, но, в общем, ничего нового.

Обе замолчали. Катя почувствовала себя лишней: похоже, Ирина ей не рада и помощи от нее не ждет. Но она все-таки попыталась как-то наладить контакт. Спросила беззаботным голосом:

— А что это ты слушала, когда я вошла? — кивнула на магнитофон. — Голос как будто знакомый…

— Нашла вот у Турецкого — спрятано было… Не знаю, вдруг это как-то поможет?

Ирина включила запись. Катя вслушалась в голоса. Вдруг энергично закивала.

— Знаю, знаю! Точно. Вот этот — министр, забыла фамилию… Макаков… Нет, Максаков!

— Максаков?

— Ты где живешь, Ирка? Министр такой есть, по ящику часто выступает…

— А второй?

— Второго не знаю… Подожди! Ты думаешь, это какая-то улика? Против кого? — Катя немедленно увлеклась. — Против этого второго? Максаков-то большая шишка…

— Не знаю.

— Ты бы передала пленку адвокату, пусть он послушает и спросит у Александра.

— Может, и передам, — кивнула Ирина. — Или сама у него спрошу. И вообще, не говори об этом никому, ладно?

— Хорошо, — вздохнула Катя и пошла к двери, остановилась. — Послушай, а может, ко мне пока переберешься? Страшно ведь одной, а?

Ирина вспомнила настоятельные просьбы мужа уехать из дома. Что они все, сговорились, что ли?! А кто в лавке останется? И она сказала решительно, хотя совсем неискренне:

— Мне не страшно. И потом, я уверена, со дня на день он уже вернется.

Катя ушла, пряча улыбку. Черт разберет этих Турецких. Только-только вроде бы разругались насмерть, и вот поди ж ты…

Турецкий

Турецкий сидел на корточках, прислонившись к стене, и с тоской поглядывал на высокий забор. Арестанты были на прогулке, но Александра Борисовича свежий воздух не радовал.

Дни идут. Из тюрьмы он ничего не может сделать. И не может никому довериться. А от его бездействия там, на воле, возможно, пострадают невинные люди.