Беги, Василич, беги. Часть 2 (СИ)

Третий тост на поминках - за женскую половину покойного, а потом слово было предоставлено мне:

- Уважаемый товарищ Поэт, скажите что-нибудь, чтобы душа развернулась, а потом свернулась. Уж больно покойный любил ваши стихи.

Я встал, откашлял, поднял рюмку с водкой и продекламировал:

Не боюсь я шагнуть в пустоту,

Где не будет свободы, пространства,

Мне поставят на ноги плиту,

Чёрный мрамор под стиль Ренессанса.

И портрет на артиста похожий,

И стихов непрочитанных том,

Наклонитесь, прохожий, я вам съезжу по роже

Хулиганским и хлестким стихом.

Нет, не бойтесь, такого не будет,

Воспитанье моё - прошлый век,

Не лежал пьяной мордой в изысканном блюде,

Хотя мог, как любой человек.

Пусть мне камень как столик поставят,

Чтоб закуска была и вино,

И в сторонке серебряный шкалик,

Что с читателем пью заодно.

Наливайте, ребята, полнее

За любовь и достойных вас баб,

Возвращайтесь вы к ним поскорее,

Хорошо, что о вас не скорбят.

Бурные аплодисменты были оценкой этих стихов.

Выпив, я сказал:

- А ещё я обещаю открыть школу начинающих писателей и первым записываю в него сына провожаемого нами товарища. Нужно, чтобы люди с нашего уровня были основой интеллектуального потенциала всей нашей пирамиды. Нам нужны Достоевские и Толстые, чтобы молодые люди, убившие старуху-процентщицу, были не только преступниками, но и выразителями духа МНР.

Ещё шквал одобрительных аплодисментов и после этого поминки превратились в неуправляемую пьянку с песнями и плясками по случаю, к похоронам не имеющим отношения.

- Ну, ты и дал, - сказал Кондрат Петрович, - ты хоть представляешь, что ты сделал. Наша община задохнется от обилия того, что в новом мире называют не литературой, а просто чтивом. У каждого из здесь собравшихся довольно богатое криминальное прошлое и всё, что будет написано, это будет уголовная чернуха, от чтения которой у людей будет пропадать аппетит и вообще настроение устремится к нулевой отметке в безверии на что-то лучшее, если у тебя в кармане нет нагана и накачанных бицепсов с умением сбивать с ног какое-нибудь чудовищное животное.

- Любое кризисное общество должно проходить этап чернухи в искусстве. Это всё равно, что оказаться посредине зловонной лужи и видеть берег, но возможности перегнуть нет. Приходится писать об убийствах, чтобы сделать кирпич для прохода к чистому и светлому, потому что от того, как напишешь об убийстве, будет зависеть количество убийств в дальнейшем. Либо это будет романтика убийства, либо это будет отвращение к самому убийству и убийце.

- Но ведь невозможно воспитать писателя за два или за три месяца, это очень длинный процесс, - сказал Кондрат Петрович.

- Естественно, - согласился я, - но с чего-то нужно начинать. Вначале это будут графоманы, которые будут отсеиваться по мере непопулярности их произведений, а из некоторых графоманов вырастут вполне добротные писатели, которые составят славу и гордость новой МНР. Я даже гимн для них написал:

Графоманов не садят на грядках

И не делают их в постелях,

Они пишут что-то в тетрадках,

У портретов стоят в галереях.

Все сверяют свое фото

С полотном Ильи Глазунова,

Может тот, непонятный кто-то

Это он, не сказавший слова

О капризах природушки русской,

О курильских огромных крабах,

О квартире чего-то узкой

И о наших отличных бабах.

Пусть завидуют с Запада маны,

Что у нас, где ни плюнь, там Пушкин,

И на каждом углу графоманы,

Что клепают стихи, как сушки.

Мы найдем вам любую рифму

Даже к слову такому - "чесать",

Если курим, то только "Приму"

И поем мы про Родину-мать,

Что зовет нас со всеми на подвиг

И к штыку приравняет перо,

И в колонны построит нас по два,

И командовать будет Пьеро.

А известнее всех Буратино,

Деревянный пацан, хулиган,

Он не гонит для лохов картину

И не носит в кармане наган.

Графоманы сродни Глазуновым,

Пишут то, что не видно Богам,

И для них всё является новым,

И всё падает к вашим ногам.

- Солидно, - согласился мой новый наставник, - а кто такой Глазунов?

- Глазунов? - переспросил я. - Это такой древний художник, который решил запечатлеть историю. Он брал огромнейшее полотно, рисовал кремль в багровых тонах, а на фоне кремля располагал головы и фигурки двухсот или трехсот более или менее известных людей его времени или ещё ранних времён, и каждый деятель хотел попасть на такое полотно, чтобы вписаться в историю, ну и историй с этими полотнами было тоже немало.

- У нас на нулевом уровне тоже есть кремль, - как-то задумчиво сказал Кондрат Петрович. - А что ты там говорил насчет агентуры в наших кругах?

Глава 114

- А сейчас мы будем разглядывать людей, сидящих вокруг нас, - сказал я, - и определим их реакцию на волшебное слово, которое я произнесу.

- А что это за слово? - склонились ко мне Кондрат Петрович и Катерина.

- Смотрите внимательно, - сказал я тоже и шепотом и, приложив палец к губам, сказал достаточно громко, - я думаю, что нам здесь нужен МАЙДАН.

В моём секторе обзора я увидел трёх человек, резко повернувших голову в мою сторону. Двух человек заметил Кондрат Петрович и двух человек Катерина. Итого, минимум семь агентов политического сыска сидели в нашей компании и одно из ключевых слов в их задании было - МАЙДАН. Надо же, триста лет прошло, а МАЙДАН так и остался в памяти спецслужб как нечто солидное, как октябрьский переворот, устроенный Лениным. Для ленинцев их переворот это революция, а Майдан - это переворот. То есть, антиленинская революция - это переворот, а антимайданная война это справедливая война.

- И что сейчас нужно делать? - как-то испуганно спросила Катерина, пригнув голову, чтобы спрятаться от соглядатаев.

- Ничего не нужно делать, Катенька, - ласково успокоил я испуганную женщину, - это очень хорошо, что мы знаем этих людей. Нужно с ними здороваться очень вежливо, сдувать с них пылинки и примерно раз в неделю давать им устный отчёт о том, что вы делали и где были. Им же тоже нужно жить. Им, в первую очередь, нужно относить приглашения на все мероприятия, я возьму к себе в школу начинающего писателя человек десять, чтобы их доклады были написаны хорошим литературным языком и чтобы люди в их присутствии вели себя подчеркнуто вежливо, а если что-то и говорили про ГБ так только в превосходнейшей степени...

Не знаю, что делал сам Кондрат Петрович, что делали его друзья, но в течение месяца вся политическая агентура была выявлена. Слово МАЙДАН было использовано в качестве реакции Манту. Всех проверили на детекторе правды. Криминальную агентуру выявляли своими методами.

Учитывая, что МНР это самая огромная республика на пространствах бывшей России, можно себе представить, сколько агентуры приходилось на одного оперработника, если на каждые пятьдесят человек было по одному агенту. Уму непостижимо. Куда ни плюнь, сразу идет донос. Сталину до ГБ тягаться да тягаться.