Бред сивой кобылы

Мистер Баррелл, гробовщик, меланхоличный, безукоризненно вежливый человек, видимо, не слишком процветал, потому что помимо похоронных дел занимался столярным ремеслом и изготовлением мебели. Он выразил полную готовность предоставить всю нужную информацию, но, похоже, знал не слишком много.

— Фактически я толком и не видел покойного джентльмена, — сообщил он в ответ на осторожные расспросы Торндайка. — Когда я его измерял, тело было покрыто простыней. К тому же миссис Ингл находилась здесь же в комнате, так что я старался сделать все как можно быстрее.

— Значит, вы не укладывали тело в гроб?

— Нет. Я оставил гроб в доме, и миссис Ингл сказала, что они с братом покойного джентльмена сами уложат туда тело.

— Разве вы не видели тело, когда закрепляли крышку гроба?

— Я ее не закреплял. Когда я приехал туда, она уже была закреплена. Миссис Ингл сказала, что им пришлось закрыть гроб, и могу согласиться, что это было необходимо. Погода стояла довольно теплая, и я почувствовал сильный запах формалина.

— Что ж, — сказал я, когда мы отправились в обратный путь, — не слишком-то мы продвинулись.

— Я бы так не сказал, — возразил Торндайк. — Мы получили еще одно свидетельство того, с какой удивительной ловкостью выполнялся намеченный план. Кроме того, подтверждаются наши подозрения, что вид у тела был необычный. Нельзя не восхититься сочетанием смелости и предусмотрительности в этом деле. Исполнители не побоялись риска и в то же время проявили осмотрительность и рассудительность при выполнении задуманного. И вновь подчеркиваю: полученный результат оправдывал риск. Секрет смерти этого человека следовало сохранить навсегда.

Все, действительно, выглядело так, что тайну, которая нас беспокоила, уже невозможно раскрыть. Разумеется, женщину можно преследовать хотя бы за подделку заключений о смерти, если даже забыть о двоебрачии. Но это ни нас, ни Стокера не волновало. Джонатан Ингл умер, и никто не мог сказать, как он умер.

Вернувшись к себе, мы обнаружили только что пришедшую телеграмму, извещавшую, что Стокер зайдет к нам сегодня вечером. Можно было предположить, что у него появилась какая-то новая информация, и мы с большим нетерпением ожидали его визита. Он появился ровно в шесть часов и сразу взял быка за рога.

— В деле Ингла произошли изменения, — сообщил он. — Прежде всего, эта женщина, Хаггард, скрылась. Я пришел к ней домой, чтобы кое-что разузнать, и застал там полицию. Они пришли арестовать ее по обвинению в двоебрачии, но она пронюхала об их намерении и улетучилась. Они сделали обыск, но не думаю, чтобы нашли что-то интересное, кроме нескольких ружейных патронов. Полицейские не обратили особого внимания на эти патроны, потому что она едва ли застрелила мужа из ружья.

— А какие это были патроны? — спросил Торндайк.

Стокер сунул руку в карман.

— Инспектор дал мне один, чтобы я показал вам, — пояснил он и положил на стол армейский патрон образца примерно двадцатилетней давности.

Торндайк взял его, потом достал из шкафчика плоскогубцы, вытащил пулю из гильзы и сунул внутрь анатомический пинцет. Когда он его вынул, то между кончиками были зажаты одна или две нитки, похожие на кетгут.

— Нитроглицериновый порох! — оценил я. — Значит, Холбери, скорее всего, прав, именно так она пополняла свои запасы.

Стокер взглянул на меня вопросительно, и я вкратце познакомил его с результатами нашего расследования.

— Понятно! — воскликнул он. — Заговор становится все яснее. Эти фокусы с заключениями о смерти, наверно, связаны с другим фокусом, о котором я сейчас расскажу. Как вы знаете, Ингл работал секретарем и финансовым директором компании, которая занималась скупкой и продажей участков под строительство усадеб. Так вот, после того, как мы с вами расстались, я отправился в офис компании и накоротке побеседовал с председателем. От него я узнал, что Ингл держал под контролем практически все финансовые дела компании, получал и выплачивал деньги и вел бухгалтерские книги. Однако в последнее время некоторые директора заподозрили, что с финансами происходит что-то неладное. И наконец было принято решение провести в компании всеобъемлющую проверку силами аудиторской фирмы. Об этом решении сообщили Инглу, и через пару дней от его жены пришло письмо, где она сообщила, что у ее мужа сильнейший сердечный приступ, и просила отложить аудит до того момента, когда он выздоровеет и сможет выйти на работу.

— И проверку отложили? — спросил я.

— Нет, — ответил Стокер. — Аудиторов попросили начать работу немедленно, что они и сделали. И в результате обнаружили в книгах целый ряд несоответствий, причем неучтенной оказалась сумма примерно в три тысячи фунтов. Не совсем понятно, как выполнялись эти махинации, но есть подозрение, что некоторые возвращенные чеки оказались фальшивыми и передаточные записи на них поддельными.

— Компания связывалась с Инглом по этому вопросу? — спросил Торндайк.

— Нет. Они получили еще одно письмо от миссис Ингл — то есть, конечно, Хаггард, — там сообщалось, что состояние ее мужа очень серьезное. Поэтому они решили подождать его выздоровления. Потом, естественно, пришло сообщение о его смерти, и дело было отложено до утверждения завещания. Полагаю, они собирались подать иск о возмещении капитала, но тут душеприказчица скрылась, так что дело осложнилось.

— Вы говорили, — сказал Торндайк, — что фальшивые заключения о смерти, возможно, связаны с махинациями в компании. В чем, по вашему мнению, эта связь?

— Я считаю… Нет, вернее, предполагаю, — ответил Стокер, — что это был суицид. Этот человек, Ингл, понял, что его махинации обнаружены или могут быть обнаружены и что ему грозит длительный срок заключения, вот и покончил с собой. И я думаю, что если от обвинения в убийстве придется отказаться, то есть основания принудить миссис Хаггард признать факт самоубийства.

Торндайк покачал головой.

— От обвинения в убийстве нельзя отказываться, — проговорил он. — Даже если это было самоубийство, Хаггард наверняка выступила соучастником. А по закону соучастие в самоубийстве приравнивается к соучастию в убийстве. Но на деле никакого официального обвинения в убийстве не выдвигалось, и в настоящее время нет никаких оснований для такого обвинения. Допустим, подлинность праха будет установлена, но трудность в том, что причина смерти неизвестна. Ингл считался больным. Три врача обследовали его по поводу болезни сердца. Нет никаких свидетельств того, что он умер не по причине этого заболевания.

— Болезнь вызвана отравлением нитроглицерином, — заметил я. — Так мы считаем. Однако никто не решится клятвенно подтвердить это. Да и мы сами не можем в этом поклясться.

— Так значит что? — спросил Стокер. — Выходит, нет никаких возможностей точно определить, чем вызвана смерть: естественными причинами, суицидом или убийством?

— Существует только одна возможность, — ответил Торндайк. — Есть слабая надежда на то, что причину смерти удастся определить при исследовании пепла.

— Звучит не слишком оптимистично, — сказал я. — Вряд ли можно найти в пепле следы отравления нитроглицерином.

— Не стоит зацикливаться на том, что он умер от отравления нитроглицерином, — возразил Торндайк. — Может быть, это совсем не так. Возможно, его отравили ядом, который легче обнаружить. Возможно, смерть был вызвана чем-то другим.

— Но, — воспротивился я, — сколько существует ядов, которые можно обнаружить в пепле? Никакой органический яд не оставит следа, это же касается металлических ядов: ртути, сурьмы и мышьяка.

— Это верно, — согласился Торндайк. — Но есть и другие металлические яды, которые обнаруживаются в пепле: к примеру, свинец, олово, золото и серебро. Но вряд ли есть смысл сейчас обсуждать все эти версии. Все равно единственная возможность получить новые факты — это исследовать пепел. Конечно, вероятность того, что мы что-то там обнаружим, призрачна, однако, это, повторяю, единственная возможность, и мы не должны отказываться от такой попытки.