Сердцеедка Первая и Сердцеедка Вторая (СИ)

Художества жонглёра-браконьера, обличённого в письме соседом, Эн Раймон обнаружил уже на въезде во владения. Про сладостно-злую страсть пели жнецы. Правда, у неграмотных крестьян сладостно-злое страдание распалось в их песне на три любви: злая - к Зимней Даме, сладостная - к Летней, а сладостно-злая - к Осенней. Весна же выходила временем любви ко всем трём Дамам - что ж, вполне сюжет в браконьерском духе.

- Чья это песня? - спросил Эн Раймон у жнецов.

- Была - жонглёра Пейре Гирона, - отвечали жнецы, - А потом мы её переделали на свой лад.

Плохо переделали.

Даже в пейзажно-крестьянском варианте кансоны Эн Раймон расслышал тёмные намёки на свою жену. Разалеется, пели жнецы, стылое сердце, услыхав, как бьётся рядом с ним, как стучится к нему в дом сердце сладкое. Это про На Маргариту. Это про то, как ещё прошедшей зимой она желала оставить все страсти в горестном прошлом.

На притрактирной площади стоял балаган Рыжего Ги Свистулечки. Эн Раймон завернул сюда с дороги, чтобы послушать новости, а возле трактира шла кукольная пьеса про Дурачка Джуму, который погнал от голубятни Чужеродного Рыцаря. Эн Раймон посмотрел представление не без удовольствия. А когда он спросил, кто автор сей пьесы, внуки кукольника назвали ему жонглёра Пейре Гирона.

Наградив артистов и переговорив с трактирщиком, Эн Раймон направил коня домой. Запах жирной гусятины, с кислинкою яблочной начинки, с пряностью майорана, чеснока и петрушки встретил рыцаря на узких лестницах замка.

- Прослышали про моё возвращение? - спрашивал Эн Раймон у домочадцев и отворачивался, глядя, как они опускают глаза, - Меня не ждали? Для какого дорогого гостя гусь? Для жонглёришки Пейре Гирона? Ах, приболел он? Не желает гуся?

Звуки лютни привели Эн Раймона в ярость. На Маргарита никогда не умела играть на струнах. На одном взревевшем рыке промчавшись вверх по лестницам и переходам, до той самой комнаты, из которой доносилась музыка, Эн Раймон вышиб с плеча дверь.

Как рыцарь прочувствовал позже, в комнате оказалось сумрачно и душно от взвившейся шерстяной пыли. Пахло горелыми сосновыми лучинами и творожистыми сластями. Возле окна покачивалось колесо прялки. На кровати сидел, приобняв лютню, ненавистный ему жонглёр Пейре Гирон.

Спать в его замке собрался! Вырядился в ночной колпак!

- За прялкой выдумал спрятаться, - зарычал Эн Раймон, - за мотками шерсти укрыться! А не проведёшь!

Рыцарь схватился за меч. Жонглёр, выронив лютню, метнулся к стене и судорожным движением стянул с головы ночной колпак. На плечи жонглёра упала коса.

- Раймон! Раймон! - заверещал жонглёр, - Пощади!

- Косу привязал?

Судорожно всхлипывая, жонглёр выпростал из под горловины рубахи левую руку и, сдёрнув вниз ткань, обнажил грудь.

- Раймон!

Эн Раймон опустил меч.

На Гильерма схватилась за лютню, безнадёжно силясь прикрыться музыкальным инструментом.

- Жива? - уточнил Эн Раймон.

На Гильерма кивнула, вжимаясь в стену.

- Не монашка? - указал на косу Эн Раймон.

Волосы дамы явно не имели следов пострижения.

На Гильерма закивала.

- Катарка? - с надеждой спросил Эн Раймон.

На Гильерма помотала головой.

- Я не выдам никому твоей причастности к альбигойской ереси, - рассудил Эн Раймон, - Ни о ком другом не спрошу. С кем бы ты ни разделила хлеб, я останусь твоим верным защитником.

- Я жила в их общине, - отвечала, чуть помедлив, На Гильерма, - Я мечтала стать Совершенной. Я не вынесла тягот их пути и вернулась к отцовской вере. Два года была послушницей. Стану ли я ждать в смертный час Добрых Людей с их утешением или попрошу привезти кюре - мне неведомо. Что с тобою, Раймон?

Не дослушав до конца рассуждения первой супруги про неясности в планах, как она собирается помирать, Эн Раймон схватился за голову и сел на пол:

- Двоежёнец! - простонал он, - Двоежёнец! - а, едва переведя дух, громко всхлипнул и добавил, - Милосердный Боже! Если я - двоежёнец, значит мне и деток отмеряно в два раза больше. Вот у моей сестрёнки младшенькой уже пятеро. За что же у меня ни одного?

На Гильерма вцепилась в деку лютни так, что побелели ногти.

Эн Раймон встал.

Запоздало и неуклюже он поклонился первой жене:

- Живи в Файеле, сколько нужно и сколько хочешь. Называйся на людях так, как тебе удобно. Позднее подумаем, как нам дальше жить.

* * *

Закат застал Эн Раймона обгладывающим хрящики с косточек гуся. На Маргарита, отобедав с поспешно возвратившимся супругом, ушла делать распоряжения по дому. Эн Раймон отпустил слуг и остался в зале один. Вытянуть ноги. Вслушиваться, как трещат в камине полешки. Вглядываться в багровую бездну вина за окоёмом кубка. Глодать хрящики и сгонять косточками прямо на ломти хлеба пряную яблочную начинку из утробы гуся.

Ноги не могли отгудеть. Хрящики не успокаивали. Вино не утешало. Огонь в камине не радовал. Верна ли ему Маргарита? Пусть этот опасный гость оказался женщиной. Но с другой стороны, можно ли поверить, что вся округа знает Пейре Гирона, вся округа слушает его, и лишь утончённая На Маргарита не улучила возможности приветить поэта. А может быть, она его вполне невинно и благопристойно приветила в замке, просто теперь боится об этом говорить. С декабря Эн Раймона не было в Файеле. Стоило бы поспрашивать у Старой Птичницы, как тут жили без него.

Есть пока время прогуляться.

Вновь натягивая сапоги, ещё не просохшие с дальней дороги, Эн Раймон твёрдо решил пообещать старухе, что он не тронет и не упрекнёт жену. Что бы ни было. Не могла бы На Маргарита изменить двоежёнцу. Потому что, можно ли считать такую измену изменой? Эн Раймон лишь покарает злодея и проверит чувства супруги.

СЕРДЦЕ ЛЮБОДЕЯ

Поговорив со Старой Птичницей, Эн Раймон узнал и сопоставил две вещи. На Маргарита в тягости. Верно, с начала лета, а может быть и с самого мая. На Маргарита бежала от Эн Гаусельма, она спешила укрыться от него в замке. Причём, помог ей избавиться от преследований подлый жонглёр Пейре Гирон. Точнее, тот из двух Пейре Гиронов, который потом оказался переодетой На Гильермой.

Конечно, Эн Гаусельм не знал, что на дороге возле голубятни против него выходила женщина. Ещё бы ей ввязываться в драку с соседом! Поэтому Эн Гаусельм и прислал Эн Раймону письмо с обличениями. А вот с обличениями кого? Унизившего его рифмоплёта? Или мнимого соперника? Как испытать чувства жены? Как проверить её обещанное бесчувствие?

Эн Раймон говорил с обеими дамами о том, что собирает соколиную охоту и приглашает на неё Эн Гаусельма. Эн Раймон дал время дамам обсудить его сборы. Первая жена хорошо запомнила, с какой такой добычей приезжал он с соколиной охоты и какое готовил для неё жаркое из дичи. На Гильерма с На Маргаритой немало беседовали в общих залах и наедине. Только тревога На Маргариты от того не росла. И Эн Гаусельм от выездов на охоту не отказывался.

Даже приглашение отведать жаркое, - его, возвратившись с соколиной охоты, Эн Раймон приготовил для жены собственноручно, - даму ничуть не смутило!

Не загрустила На Маргарита даже тогда, когда в покои её было внесено запечённое в репе и в яблоках сердце. Присев рядышком с кубком вина Эн Раймон наблюдал, как жена ест. По завершении трапезы рыцарь робко спросил, понравилось ли госпоже приготовленное им кушанье. На Маргарита отвечала, что жаркое ей пришлось по вкусу. Тем более, что это теперь - их последняя добрая еда. Скоро они удаляться в изгнание или же будут терпеть нужду в замке, осаждённом старшими братьями Эн Гаусельма.

Эн Раймон отвечал, что Эн Гаусельм, конечно, тот ещё боров, только жаркое, отведанное На Маргаритой было приготовлено им из сердца простого лесного кабанчика. На Маргарита поспешила запить новость вином.

Так Эн Раймон узнал, что его вторая жена совсем не любит Эн Гаусельма. Верно, совсем не опечалилась она известию о его смерти. Так он понял, что На Маргарита предана ему и станет есть из его рук даже жаркое, приготовленное из человеческого сердца.