Напряжение

Она окинула меня смешливым взглядом, точно я прикатил откуда-то с другой планеты, и сказала: «А как же? Конечно. В институте один хорошо учится, другой - плохо. И на заводе точно так же. А зависит успех от многого».

И стала рассказывать о станке, какой-то подаче, резцах. Я делал вид, что здо?рово все понял, а на самом деле - ни бум-бум. Но Маринка разошлась, стала на земле чертить какую-то схему. И через каждые два слова повторяла: «Понятно? Это все очень просто!»

«Ну, а ты что делаешь?» - спросил я, чтобы приблизить разговор к чему-то осязаемому.

«Разные вещи, смотря какой заказ поступает. Вот завтра, например, заканчиваем партию кулачковых муфт для машин. Кончим - что-нибудь еще дадут».

«И сколько этих муфт ты делаешь?»

«Вчера семнадцать, а сегодня - восемнадцать».

«И только-то?»

Я всегда считал, что за смену токарь вытачивает горы металлических штуковин - так обычно показывают в киножурнале.

«Вообще, ты прав, немного. - Марина с серьезным видом взглянула на меня и добавила: - Но эти детали сложные, возни с ними пропасть. Хотя я уверена, можно было бы давать в смену около пятидесяти».

«А что же мешает?»

Марина звонко засмеялась, озорно и задиристо:

«Я же тебе битый час объясняла! Голова садовая!»

И вдруг, рванувшись, побежала по аллее. Затопали каблучки, мелькнули крепенькие ноги. Я бросился вдогонку и метров через 150 настиг ее.

«А ты здо?рово бегаешь», - проговорила она, запыхавшись.

«Уж как-нибудь, - гордо ответил я и, схватив ее под руку, стал пытать: - Но все-таки, Марина, сколько нужно таких муфт делать за день? По норме?»

«Четыре».

«А ты делаешь восемнадцать? Вот теперь я понял, что это действительно трудно. Цифры - хорошая вещь».

«Вот если нам удастся увеличить скорость, тогда эти цифры отойдут в область предания».

«Кому это нам?» - ревниво спросил я.

«Вообще токарям, а в частности мне и Коле Никандрову».

«Какому Коле?»

«Нашему механику. Мы с ним работаем вместе».

Это замечание мне, разумеется, не понравилось, и, чтобы скрыть от нее свое неудовольствие, я сказал:

«Комитет комсомола, наверное, на тебя не нарадуется, на руках носит».

Она повернулась ко мне и проговорила:

«Нет, не носит. Я ведь не комсомолка…»

«Как?»

У меня, по всей вероятности, были вытаращены глаза, как у филина, потому что она поспешила сказать:

«Так уж получилось».

Больше я ничего не смог добиться от нее. Но для меня это стало еще одной загадкой. Я видел ее всегда среди девчат. Она общительна, любознательна, она ведь хорошая работница! Неужели ей не нашлось места в комсомоле? Может быть, ее исключили? Тогда за что?

Все-таки в ней много непонятного.

Родинка - самая что ни на есть настоящая.

11 августа.

Задумался над такой проблемой: хорошо ли иметь жену-стахановку? Смешно, но только сегодня почему-то подумал о такой вещи, как женитьба. Интересно представить себя в роли мужа. Конечно, Марининого. И что, если сделать предложение, как в старых романах? Нет, наверняка рано. Я никогда не говорил ей, что люблю. А она? Она, по-моему, вообще даже не предполагает таких моих мыслей.

Стахановка. Это - почет. Речи, конференции. Слава. От славы человек пухнет. Пока что Марина очень простая девушка. А что будет потом? Быть мужем известного человека? Противно.

Нет, я, наверное, недостоин ее.

Что-то на душе кошки скребут.

15 августа.

Не видел ее четыре дня. У меня создается впечатление, что она избегает меня. То у нее много работы, то просто не может пойти вечером гулять. Почему женщины умеют так терзать? Кто их этому учит? В конце концов сказала бы просто: «Я не хочу тебя видеть».

Как говорят люди, я извелся, от меня осталась одна тень.

16 августа.

Прямо спросил ее: «Тебе не нравится, когда я прихожу или прошу провести со мной вечер?»

Марина ответила: «Что ты, Слава, откуда ты взял?»

Я повеселел и не стал продолжать разговор. Мало ли откуда!

Ходили на Ипподромский рынок, в «Театр иллюзий». Театрик плохонький, грязненький. Марина сказала, что терпеть не может фокусов. Ушли с середины представления.

25 августа.

Были на стадионе. Наша сборная играла со сборной Владивостока. Я игрой не удовлетворен, хотя наши и выиграли со счетом 3 : 2. Все-таки мазилы порядочные. Могли выиграть по крайней мере 6 : 2. Но и то хорошо.

Марину футбол не зажигает, а я просто горю. Она дергала меня за рукав, когда я забывался. Но рукава у меня крепко пришиты. Слегка огрызался.

28 августа.

Наконец-то слетаются птенчики в свое гнездо. Вчера прибыл его величество Левушка, самый аккуратный из всех нас (я не в счет: если бы не особые обстоятельства, то приехал бы накануне первого дня занятий). Он удивился, что я здесь, но ничего не сказал. На радостях сыграли с ним в шахматы (2¹/₂ : 1¹/₂ в мою пользу).

Сегодня явился Митька, забияка и бузотер. Хмыкнул: «И ты здесь?! С чего бы это, а?» - и умчался в столовую: у него хроническая болезнь - «вечный голод». После обеда мы поздоровались.

Теперь стало веселее - нас уже трое.

29 августа.

Марина предложила мне на воскресенье поехать с ней копать картошку к Майиной матери. Я, конечно, согласился с величайшей радостью. Целый день буду с Мариной рядом. О чем еще можно мечтать!

2 сентября.

Пароходик отходил в 7.10 вечера. Я прискакал на пристань за полчаса. Народу уйма. С мешками, корзинами, котомками. Если бы повнимательнее присмотреться, то нашел бы и со шкафами и кроватями. Чего только не везет народ! Но мне надо было найти Марину и Майю. А их-то я и не видел.

Посидел на скамеечке, думал - схлынет людской поток. Наивность! Он все рос, и я удивлялся, как пароходишко выдерживал всю эту массу. По моим расчетам, он должен был пойти ко дну здесь же, у причала.

Но вот прогудел гудок, второй. Я заметался по пристани. С третьим гудком, когда матросы уже убирали сходни, я втиснулся на палубу. Моментами мне казалось, что я превращаюсь в нечто доскообразное, а то и просто в предмет с двумя измерениями.

На другом конце палубы я заметил два знакомых силуэта. Добрых полчаса добирался до них. Зато встреча в честь воссоединения была пылкой и трогательной.

Приехали, когда было уже темно. Шли километра четыре пешком. Майкина мать встретила меня и Марину так, будто в свое время кормила нас грудью и качала в люльке. Выпили молока с черным хлебом и медом и завалились спать на сеновале: девчата в левом заднем углу, а я зарылся в правом.

В пять часов были на ногах и принялись за работу. Я попал в бригаду к Марине. Майя с мамой составили бригаду N 2. Развернули соревнование, взяли обязательства. Как грубая физическая сила, я нажимал ногой на лопату и выворачивал землю. Марина очищала клубни и бросала их в ведро. Из этого видно, что процесс был полностью автоматизирован.

Сначала мы отставали от соседей: я не мог нарадоваться, что нахожусь около Марины, и смотрел все время на нее, а не на лопату и картошку. Мы теряли минуты, и Марина сказала, что так дело не пойдет. Я испугался перевода в другую бригаду и быстро исправился.

Через два часа после обеда всё закончили. Урожай - сам-сто! Разложили картошку сушиться. Я вымылся и, пока женщины болтали, прилег под деревом. Солнце припекало, я разнежился и не заметил, как заснул.

Мне приснились удивительные вещи. Сначала я отправился на рыбалку с Левушкой. Мы шли с ним какими-то лесами, полями. Левушка путался со своей удочкой и все время что-то рассказывал мне, рассказывал с умным видом, поправляя на ходу очки, как это он всегда делает; я слушал из вежливости, а сам думал: «Где же озеро?» А оно и не предвиделось. Стали появляться горы, обложенные снегом, подул ветер. Наконец мы забрались на какую-то вершину. Кругом плыли облака. Левушка дико загоготал: «Пришли!» И стал плясать танец диких индейцев. Я обозвал его не то проходимцем, не то прохвостом. Но он исчез. Я оглянулся, а около меня сидит Марина в каком-то легоньком платьице, пестром, без рукавов. Я ее спрашиваю: «Как ты сюда попала?» Она отвечает: «К тебе пришла, неужели ты не понимаешь? К тебе…» Мы сели на какую-то льдину. Марина обняла меня и стала гладить мою шевелюру, нежно, спокойно…