Одержимый

— Энни?

— Улыбающаяся убийца.

Прозвучало фальшиво.

— Такие люди привлекают внимание. Даже после того, как уходят.

— Вы тоже ее любили?

Он хохотнул:

— Да перестань, дружище. Это другое дело.

— В каком смысле?

— У вас с Энни была настоящая любовь. Я же не слепой. Она в тебе души не чаяла. Благодаря тебе она ощутила настоящую жизнь, романтику. Я думаю, ты должен этим гордиться.

Я уже подумывал над тем, чтобы загнать клюшку для гольфа на пару футов в его прямую кишку, но он просто заговорил меня.

— Послушай, почему бы тебе не найти кого-то еще? Это у тебя в крови… завязывать отношения. Если захочешь еще поболтать, сразу звони. А может, сходим в «Олимпик-клаб»? Позвони, если захочешь, и забежим туда.

С этой частью мира Энни мне следовало порвать навсегда, но через несколько недель я вновь с ней столкнулся, и исключительно по собственной вине.

Глава 30

Месяцем позже я позвонил Саре Теннер, ближайшей подруге Энни.

— Нат, — говорила она так, будто слышала мое имя впервые.

Мы встретились в баре. Я никак не мог забыть Энни. Ничего не мог с этим поделать. Энни постоянно преследовала меня, не отпускала ни на минуту. Я сказал Саре, что мне понравилась ее речь на похоронах. Она смягчилась, мы выпили за нашу потерянную любовь.

— Энни была далека от идеала, — сказала Сара. — Ты чертовски хорошо это знаешь.

— Она иногда откусывала заусенцы, — кивнул я.

— Сосредоточься на ее недостатках. Это поможет тебе двинуться дальше. Она обожала соперничество, манипулировала людьми, иной раз показывала себя настоящей сучкой, бывало, у нее съезжала крыша.

Я покачал головой.

— Ты патологически наивен.

Мы пили мартини и вспоминали. Сара убеждала меня не оставаться в прошлом. Сказала, что Энни этого бы не одобрила. Напомнила, что мы встречались только год.

— Я знала Энни всю свою жизнь. Любила ее, как настоящую подругу. Но сейчас изо всех сил стараюсь не обожествлять ее. Она этого не заслужила.

Дружба и истинная любовь — далеко не одно и то же. Сара и другие друзья Энни не могли видеть того, что видел или чувствовал я. Силой любви двух человек со стороны можно только восхищаться, но разделить ее или почувствовать в полной мере невозможно. Я понимал, что веду себя как последний идиот, но рассказал Саре, чего мне так недостает после ухода Энни. Получился длинный список милых пустячков и всесокрушающих эмоций, целая поэма в слезах.

Сара посмотрела мне в глаза.

— Я знаю, это трудно. Но Энни не была такой романтичной, как ты себе ее представляешь. Она бы хотела, чтобы ты вновь начал жить. Я знаю, что хотела. Потому что она мне об этом говорила. Она ни с кем не испытывала такого, как с тобой. Ты ее заворожил. Она хотела, чтобы ты был счастлив, если бы у вас что-то случилось.

— То есть она ожидала, что с ней может что-то случиться?

— Я поняла ее не так. Она имела в виду ваш разрыв или что-то такое. Она считала тебя необыкновенным. И верила, что ваша любовь выдержит любые испытания. О смерти не думала. — Сара помолчала, прежде чем добавить: — Есть один человек, с которым, думаю, тебе нужно встретиться.

Прошел месяц, прежде чем я согласился.

Ее звали Джулия, и принадлежала она к тем редким счастливым существам, которых природа создала именно для этого периода существования человечества на планете Земля.

Ростом в пять футов и десять дюймов, стройная, с грудью, достаточно большой, чтобы привлечь внимание, но не вызывающей сомнений в отсутствии силикона. Светлые волосы падали на плечи. Оттенок предполагал игривость. Полагаю, ее фотографию Хью Хефнер [34] без колебаний поместил бы на обложку номера, посвященного «Девушкам, которые вызывают у всех желание эмигрировать в Америку».

Джулия, пусть и не в таком порядке, поработала в Корпусе мира, в составе поющего квартета проехала по Восточной Европе до падения Берлинской стены, участвовала в викторине, в которой ее семья выиграла пять тысяч двести долларов и поездку в экзотические края.

— Позволь догадаться. Вас поселили в «Мотель-пять»? [35]

— «Мотель-пять»?

— Похож на «Мотель-шесть». Но ты должен приходить со своими тараканами.

Она была из тех женщин, которые вызывают у тебя стремление развеселить их, которые улыбаются, даже если твои усилия того не заслуживают. Джулия улыбнулась.

Разговаривать с ней было легко и приятно. Мое общество полностью ее устраивало. Рассказав, что люблю играть в полуночный гольф (проникать на поле ночью и бить по светящимся в темноте мячам), я услышал от нее: «Я бы тоже хотела попробовать. Пригласи как-нибудь меня».

— И как хорошо ты знала Энни?

— Не имела чести, — ответила Джулия. — Случившееся с ней — настоящая трагедия. И как хорошо ты ее знал?

Я надеялся, что боль в груди не отразилась на лице.

Через два месяца я пошел в устричный бар с Рошель. Она преподавала игру на фортепьяно, когда не работала пресс-секретарем местной телевизионной кабельной компании. Ей было тридцать два года, но подсчитывать следовало не года, а содержание алкоголя в ее крови и в моей. Она накачивала нас обоих спиртным, и мы говорили о пустяках. Одно вело к другому, и привело в ее квартиру.

Я даже не подумал о том, чтобы захватить на свидание презерватив. С чувством обреченности взял предложенный из ящика прикроватного столика. Потом, когда она пошла в ванную, чтобы освежиться, смахнул слезу. Три месяца, как умерла Энни, думал я, и я в чистилище, борюсь со слезами, когда кот какой-то женщины обнюхивает мои не снятые с ног носки.

Вот так все и шло. Я показал себя очень уж слабохарактерным. Даже не ожидал такого от себя. И оказался более злым, чем думал.

В конце концов нашел успокоение в женщине… той, что предпочитала управляться не с букетом, а с иголкой. Я говорю о Саманте.

Впервые ее могущество я испытал на себе через шесть месяцев после смерти Энни. Массаж шиатсу. Саманта прикасалась к моему усталому телу в разных местах: под коленями, к лодыжкам, талии, нижней челюсти, и всякий раз меня прошибал заряд энергии. Потом мы перешли к акупунктуре — иголкам.

Саманта знала, что ко всему этому я отношусь скептически. Знала, что массаж ассоциирую с жестким пластиковым столом в атлетическом клубе. Но она заставила меня поверить. Я на себе прочувствовал, что ее методы лечения не менее действенные, чем используемые западной медициной. Она привела мой мир в медленное движение. Помогла найти то, что я никогда и не искал, о чем даже не думал. Тишину.

После того, что она проделывала со мной в те воскресные вечера, а потом отпускала в мир, покой очень даже меня устраивал. Я более не возражал, что Энни ушла, что она никогда не вернется. И мог видеть ее более ясно. Мне открылись недостатки Энни, которые ранее скрывала от меня ее внезапная трагическая смерть.

Я освоил медитацию, дыхательные методики, никуда не делась и акупунктура. В еде не перешел на ягоды и орешки. Оставался полноценным американским мужчиной, который знает, что для решения любой проблемы достаточно двух стопок текилы и компакт-диска с подборкой лучших песен группы «U2».

Саманта и Яблочко не были моими единственными друзьями. Даже не входили в число тех людей, с кем я проводил большую часть свободного времени. К последним относились парни из Ассоциации молодых христиан, которые играли в баскетбол с половины пятого до шести вечера по понедельникам, средам и пятницам. Крысы спортзалов. Они заблуждались в том, что спорт — основа жизни. Они заблуждались в том, что обладают замечательными навыками общения. Они играли в баскетбол, а перед их мысленным взором стояли супермодели. Их отличало извращенное чувство верности себе подобным.