Письмо от русалки

Патрик и Паула переглянулись. Мелльберг, как всегда, не заметил признаков недоверия и продолжал с прежним энтузиазмом:

— Проведем летучку по обзору всего собранного материала. В пятнадцать часов жду всех с горящими глазами и готовностью кинуться в работу. Слишком много времени растрачено впустую. Господи, неужели нужно три месяца, чтобы найти труп? Просто позор!

Он строго посмотрел на Патрика, который мучительно боролся с острым желанием ударить своего непосредственного начальника ногой в голень.

— Я понял. В пятнадцать ноль-ноль. Но сейчас нам нужно отправляться. Мы с Паулой едем к жене Магнуса Кельнера.

— Давайте, давайте, — нетерпеливо ответил Мелльберг и махнул рукой. Казалось, он уже погрузился в размышления о том, как и на кого переложить ответственность за расследование дела, которое внезапно оказалось делом об убийстве.

Всю свою жизнь Эрик держал ситуацию под контролем. Он решал, как и чему быть. В любой игре охотником был он, а дичью — другие. И вот теперь все изменилось — кто-то охотился за ним, кто-то неизвестный, невидимый. Это пугало его больше, чем что-либо другое. Все обстояло бы куда проще, если бы он, по крайней мере, представлял себе, кто его противник. Или нет?

Много времени провел он в размышлениях, вспоминая свою жизнь. Мысленно перечислял своих женщин, деловых партнеров, друзей и недругов. Нельзя отрицать, что он порой вызывал у людей горечь и даже гнев. Но лютую ненависть? Такого он не мог припомнить. Между тем анонимные письма излучали именно ненависть и желание отомстить, не более и не менее.

Впервые в жизни Эрик почувствовал, как он одинок. Впервые ему открылось, до чего же зыбок фасад, как мало значат успех и одобрительное похлопывание по спине. Он даже стал подумывать о том, чтобы доверить свою тайну Луизе. Или Кеннету. Но ему так и не удалось поймать момента, когда в ее взгляде не светилось бы презрение. А Кеннет всегда смотрел на него как бы снизу вверх. Ни то, ни другое не располагало к откровению. Вряд ли кто-либо из них мог правильно воспринять ту тревогу, которая не покидала его с того момента, как пришло первое письмо.

Не к кому было обратиться. Он вдруг осознал, что сам создал эту изоляцию, и прекрасно понимал, что не смог бы вести себя по-другому, если бы ему представился шанс все вернуть. Отведав успеха, он уже не мог отказаться от этого вкуса. Его опьяняло чувство собственного превосходства, чужое восхищение. Он ни о чем не жалел, однако ему все же хотелось, чтобы кто-нибудь был сейчас рядом с ним.

В отсутствие других идей он решил пойти проторенным путем. Секс. Ничто не давало ему такого чувства собственной неуязвимости, хотя в подобные минуты он позволял себе отпустить контроль за ситуацией, чего обычно никогда не делал. К личности партнерши это не имело никакого отношения. За все годы их сменилось столько, что он уже не всегда мог вспомнить, кого как звали. Иногда он вспоминал, что у одной была совершенно идеальная грудь, но лицо, соответствовавшее этой груди, он уже не мог восстановить в памяти. А у другой был потрясающий вкус. Ему нравилось вдыхать ее запахи, прикасаться к ней языком. Но как ее звали? Увы…

Сейчас у него была Сесилия, но он не думал, что она ему как-то по-особому запомнится. Она оставалась для него лишь средством. Во всех отношениях. В постели Сесилия была хороша, но душа Эрика не пела. Ее тело обладало совершенством линий, от которого у него возникала эрекция, однако она не являлась перед его взором, когда он лежал дома в постели и занимался самоудовлетворением. Она ждала его, доступная и готовая к утехам. В этом заключалась ее главная притягательность, и он понимал, что скоро устанет от нее.

Но сейчас это было как раз то, что нужно. Нетерпеливо нажав на звонок у ее двери, он надеялся, что удастся обойтись без лишних разговоров и поскорее войти в нее, чтобы почувствовать, как слетает напряжение.

Но едва она открыла дверь, его надежды развеялись, как дым. Он послал ей эсэмэску, спросил, можно ли к ней зайти, и получил в ответ краткое «да». Теперь он подумал, что надо было позвонить и узнать, в каком настроении она пребывает. Вид у нее был решительный. Не сердитый и не обиженный, а именно решительный. И это встревожило его куда больше, чем гнев или слезы.

— Проходи, Эрик, — сказала она, впуская его в квартиру.

Эрик. Если кто-то называет тебя по имени — ждать беды. Это значит, что собеседник желает придать вес своим словам. Рассчитывает на твое полное внимание. На мгновение у него возник соблазн сказать, что он должен идти, развернуться и ретироваться, чтобы избежать столкновения с ее решимостью.

Но дверь уже была распахнута, и Сесилия направлялась в кухню. Возможностей для маневра не оставалось. Нехотя закрыв за собой дверь, он повесил пальто на вешалку и пошел следом за Сесилией на кухню.

— Как хорошо, что ты пришел, — сказала она. — Я как раз собиралась тебе звонить.

Он встал, прислонившись спиной к кухонному шкафу, сложил руки на груди и застыл в такой позе, ожидая продолжения. Вот оно, неизбежное. Всегда наступает момент, когда они хотят взять бразды правления в свои руки, отдавать команды и идти вперед, ставя условия и требуя обещаний, которых он не мог дать. Порой эти минуты приносили ему своеобразное удовлетворение. Он наслаждался, медленно и основательно разрушая их патетические надежды. Но только не сегодня. Сегодня ему нужно было ощутить прикосновение кожи к коже, вдохнуть сладкие ароматы, взобраться на вершину и пережить приятную усталость после разрядки. Он так нуждался во всем этом для удержания на расстоянии того, кто преследовал его. И почему глупая женщина выбрала именно этот день, чтобы распрощаться со своими мечтами!

Эрик стоял неподвижно и холодно смотрел на Сесилию, которая стойко выдержала его взгляд. Это было нечто новое. Он привык видеть нервозность, пылающие щеки перед решающим прыжком, радостное возбуждение по поводу того, что они «собрались с духом» потребовать того, на что, по их мнению, имели право. Но Сесилия просто стояла напротив него, не опуская и не отводя глаз.

Она открыла рот как раз в ту секунду, когда завибрировал телефон, лежавший у Эрика в кармане брюк. Он открыл сообщение и прочел его. Одна-единственная фраза. Фраза, от которой у него подкосились ноги. Откуда-то издалека до него донесся голос Сесилии. Она что-то говорила ему, но слов невозможно было разобрать. Однако она заставила его слушать, заставила его мозг переработать звуки и вникнуть в их смысл.

— Я беременна, Эрик.

Всю дорогу до Фьельбаки они просидели молча. Вначале Паула осторожно спросила Патрика, не хочет ли он, чтобы она взяла разговор на себя, но он лишь покачал головой.

По дороге они забрали пастора Лену Аппельгрен, которая теперь сидела на заднем сиденье. Задав все необходимые вопросы, она тоже хранила молчание.

Когда они въехали на дорожку перед домом Кельнеров, Патрик пожалел, что взял полицейскую машину, а не свою «Вольво». Увидев полицейскую машину, подъезжающую к дому, Сия сразу же поймет, в чем дело.

Он нажал на кнопку звонка. Сия распахнула дверь через пять секунд, и он понял по выражению ее лица, что был прав.

— Вы нашли его, — проговорила она, плотнее закутавшись в кофту, когда холод с улицы проник в распахнутую дверь.

— Да, — сказал Патрик. — Мы нашли его.

Несколько мгновений Сия казалась собранной, но потом ноги у нее подогнулись, и она рухнула на пол в прихожей. Патрик и Паула подняли ее. С их помощью женщина добралась до кухни, где они усадили ее на один из стульев.

— Может быть, позвонить и позвать кого-нибудь? — спросил Патрик, садясь рядом с Сией и держа ее за руку.

Кажется, она задумалась. Похоже, ей трудно было собраться с мыслями.

— Привезти сюда родителей Магнуса? — спросил он.

Она кивнула и спросила дрожащим голосом:

— Они уже знают?

— Нет, — ответил Патрик. — Но двое наших людей поехали к ним, и я могу позвонить и попросить, чтобы они приехали сюда.