Охота на олигархови (СИ)

— А как они в деле? — не желала оставлять тему Ляля.

— В смысле?.. А, пока бог миловал. Я б вообще без охраны ездил, да Георгий Валентинович не велит. Сама знаешь, какой он у нас строгий. Кстати, с твоими дурацкими вопросами забыл о главном. Сегодня едем к нему. В Глухово. Пора тебе с нашими познакомиться. Во сколько у вас съемки кончаются?

— К шести, думаю, закончим, — ответила Ляля, быстро глянув на часы. — Уже поторапливаться надо. А то Пьянов вопить начнёт, если опоздаю. Где ты такого зверя–то отыскал? Сегодня опять зимние сцены снимали, представляешь?

— Я в творческий процесс не вмешиваюсь, ты же знаешь!

— Знаю, знаю. Но пожаловаться–то можно? — Ляля кокетливо улыбнулась, склонив голову набок. Лёвка не удостоил её ответом, провожая взглядом длиннющую баржу, груженую песком. Он аж привстал на стуле, повернувшись к Ляле всем, что называется, своим задом. И что ему эта баржа сдалась?

И тут словно приблудный чёртик что–то шепнул Ляле в ухо.

Бросив быстрый и, как ей казалось, незаметный взгляд на болтающих охранниц, Ляля схватила вилку и нацелилась Лёвке прямо по центру правой ягодицы, аппетитно обтянутой белыми брюками. Чуть отведя локоть назад, Ляля…

Ляля вскрикнула. Лёвка, наконец, обернулся.

— Что такое? — рявкнул он, явно не понимая, что происходит.

Ляля извивалась на стуле. Её правую руку медленно выворачивала одна из охранниц. Из разжавшихся Лялиных пальцев выпала вилка и жалобно звякнула, упав на дощатый пол.

— Больно! Пусти! — взвизгнула Ляля.

Охранница, так и не изменив выражения лица, отпустила Лялину руку. Лёвка, наконец, понял:

— Спасибо, Леночка. Всё в порядке.

— Ах, она уже и Леночка! — выдохнула Ляля. — Она ж руку мне сломать хотела! — чуть не плача, выпалила она, глядя в спину удаляющейся к своему столику девицы.

Та обернулась и даже позволила себе улыбнуться — правда, лишь самыми краешками губ:

— Извините, Ольга Олеговна. Но больше так не шутите. Профессиональный рефлекс!

Лёвка, едва сдерживая смех, всё же постарался сохранить серьёзное выражение лица:

— Знаешь, Лялечка, она ведь права. Чувство юмора не входит в её непосредственные обязанности.

— Ладно–ладно, Лёвушка, — со змеиной лаской в голосе прошипела Ляля, потирая запястье. — На тебе, мой дорогой, я сегодня ночью отыграюсь. Когда… этих стерв поблизости не будет. Защитнички мужской чести, твою мать!

Глухово

— Эх, хорошо в деревне летом! — Гоша закинул руки за голову.

— Гошка, стоп! — предупредила Нюша, глазами показывая на маленькую Зеру.

Софья Пёрышкина рассмеялась — она тоже знала этот детский, не совсем приличный стишок.

— Хорошо в деревне летом, — упрямо повторил Гоша и схитрил, — пристаёт листва к штиблетам!

Все четверо рассмеялись. Только взрослые — над дурацким стишком, а Зера над забавным словом «штиблеты».

— Чему ты учишь ребёнка? — всё–таки попеняла брату Нюша. Достаточно лениво, впрочем, попеняла.

Они сидели в глуховском саду и переваривали чересчур сытный обед. До обеда весёлая компания уже провела маленький турнир по теннису, в котором победила, конечно, Зера. По крайней мере, так ей было позволено считать. Время второго турнира ещё не наступило, поэтому можно было просто сидеть, развалившись, в удобных шезлонгах и лениво перебрасываться словами.

Гоше было чрезвычайно комфортно рядом с этими тремя женщинами.

Моя семья, — расслабленно думал он, лениво переводя взгляд с личика засыпающей дочери, на милые лица сестры и Сони. Как всё–таки хорошо, что они сразу подружились с Нюшей. Хотя, казалось бы, такие разные…

У ног Гоши, навалившись всем своим весом, спал второй мужчина их дружной семейки — шоколадный лабрадор Боник. От Боника попахивало мокрой шестью. Он уже успел не только вдосталь наплаваться в пруду, но и вытащить оттуда несметное количество палок и дохлую мышь. Гоша еле оттащил от этой раздувшейся отвратительной тушки чрезвычайно заинтересовавшихся собаку и Зеру.

— К Соне хочу, — пробормотала Зера и ловко перебралась из своего шезлонга к Софье под бочок. Софья устроилась поудобнее, чтобы Зера могла положить голову ей на колени.

Соня гладила девочку по гладким тёмным волосам. Дочь Гоши, хотя и не обделённая вниманием и заботой, часто казалась ей слишком одинокой и хрупкой. И такой… незащищённой, что ли?

Идиллию нарушил Боник, вдруг во сне отчаянно залаяв. Пёс вскочил и испуганно стал озираться.

— Всё в порядке, Бонд, ситуация под контролем, — тихо сказал Гоша, но задремавшая было Зера всё–таки проснулась.

— Кошки, Боник, кошки? — тонким голоском подзадорила она лабрадора.

Но тот, не поддавшись на провокацию, закружился волчком, пытаясь догнать собственный хвост. В существование которого Бонд верил больше, чем в нашествие кошек, давным–давно изгнанных с его исконных территорий. Хвост был близок, но чрезвычайно ловок. Поняв наконец, что гармония недостижима, усталый Боник вновь улёгся на Гошины ноги.

— Скорее — мошки, — поставила диагноз Нюша и сладко зевнула. — Я просто не верю, что можно вот так сидеть, никуда не спешить…

— Спи, Зера, спи, — Софья погладила Зеру по шёлковой голове и, встретившись с Гошей взглядом, немного покраснела. Или это начал проявляться утренний теннисный загар?

— Осталось отдыхать максимум полтора часа, — сообщил Гоша, взглянув на часы.

— А что потом? — поинтересовалась Софья.

— А потом приедет Лёвка, — подмигнул ей Гоша. — В смысле — Лев Викторович.

— О боги! Опять о работе! — закатила глаза Соня. — Ни сна, ни отдыха измученной душе…

— У твоей измученной души есть полтора часа, — успокоил Гоша.

— Как раз успеешь добежать до канадской границы, — поддакнула Нюша.

Майор Ющенко была человеком больших страстей. Только никогда и никому этого не показывала. Страсти клубились исключительно внутри Валерии Георгиевны, но никак не снаружи.

Да и как оно могло быть иначе, если вся жизнь Валерии Ющенко была связана исключительно с доблестными органами? Она попала туда не как многие, после университета или технического вуза, по специальному, что называется, приглашению. Нет, она сразу со школьной скамьи перешла в аудитории Высшей школы ФСБ на Мичуринском проспекте. Золотая медаль, чуть ли не наизусть выученная книга «Щит и меч», и, главное, папа–генерал — эти три фактора позволили ей с первого захода поступить в высшее учебное заведение, куда открыт путь далеко не всякому гражданину необъятной нашей родины.

После окончания Валерия Ющенко служила в аналитическом отделе и занималась организацией разного рода политических и околополитических спецакций. Когда же был создан ОБО, она естественным образом перешла в это новое подразделение. Заодно начала преподавать и в своей альма–матер на Мичуринском — вела семинары и практические занятия по организации и проведению спецопераций на сопредельных территориях. Параллельно осуществляла подобные же операции и в самой практической плоскости.

«Железная Лера», как называли её коллеги, была женщиной видной и даже красивой. Некоторую излишнюю мужественность её облика — она была как две капли воды похожа на папу–генерала, только без усов — скрашивала роскошная коса, которую она закручивала вокруг головы наподобие короны. Такую причёску носила и её покойная ныне мама, и бабушка, которую Валерия знала лишь по фотографиям. Второй «партийной» кличкой Железной Леры было романтичное прозвище с чернушным оттенком — Девушка с Косой.

Далеко не каждый мужчина решился бы за нею приударить. Хотя она и работала в сугубо мужском коллективе, смельчаков среди коллег как–то не сыскалось. И замуж она вышла за доцента с мехмата МГУ. Как случился такой мезальянс, никто ответить бы не решился, но факт оставался фактом. В подтверждение чего у Леры родилась дочь.

Едва она — спустя всего полтора месяца после рождения ребёнка — вновь появилась на службе, ей и дали новое назначение с присвоением очередного воинского звания. Свой супружеский долг она к этому моменту уже целиком и полностью выполнила. Так что могла все силы отдавать исключительно на благо родного государства.