Косвенные улики

— С вашим чувством юмора нужно идти на сцену, юноша, — самодовольно улыбнулся Макар.

Настроение у него было превосходное. Все складывалось удачно, точно ложилось на его продуманный до мельчайших подробностей план. Он бесцеремонно приложил свою огромную ладонь к губам Монтера и прислушался. Где-то тихонько журчала вода.

— Наверное, в уборной утечка, — понял его Монтер.

Они еще раз тщательно вытерли ноги о ворсистый коврик перед дверью и пошли к полуоткрытой двери, явно ведущей в комнаты.

Макар светил фонариком в пол, и тонкий снопик света, отражаясь от зеркального темно-красного паркета, бросал на дорогую мебель приглушенные, коричневые тени. Первая комната была гостиной, потом шел кабинет, и через него был вход в спальню.

— Начнем с кабинета. Может, там все и образуется…

Макар потащил к окну маленькую стремянку, которую он приметил между стеллажами, и слегка подтолкнул к ней Монтера. Тот вскарабкался на самый верх и нагнулся, забирая от Макара свернутую в тугую пачку плотную черную штору. Он прикрепил штору к деревянному карнизу, подоткнул все щели сверху. Макар хозяйственно расправил внизу все складки и, нашарив фонариком выключатель, включил свет.

Они одновременно оглянулись на книжные полки. Одна из них была полностью уставлена кляссерами.

— Не скоро мы ее найдем… — хихикнул Монтер.

— А вот спешить-то нам и некуда, — довольно сказал Макар и с любовью оглядел штору. «Нет, все-таки я пока еще кое-чего стою. Кое-чего, кое-чего…»

— А что, мы действительно только одну возьмем? — недоверчиво спросил Монтер. — Чем нам другие-то помешают? Вытряхнули бы все в полиэтиленовый пакет — и всех дел. А если они тебе не нужны, я их сам толкну. Есть у меня один жучок — марками занимается. Обдерет, конечно, но все-таки даст какие-то деньги, — быстро говорил Монтер, с трудом сдерживая судорожную улыбку.

— Хватит болтать, — жестко сказал Макар.

«Идиот, — раздраженно думал Макар. — Вроде всем хорош, но глуп как пробка. Нет, нужно кончать. Можно было бы работать, если б было с кем. Жучок, видите ли, у него есть. Да с первой же дюжиной марок вы загремите вместе со своим жучком. Кому будете сдавать? Шантрапе всякой. К настоящему коллекционеру побоитесь подойти. А те все равно, рано или поздно, выйдут на коллекционера, он узнает марку, вспомнит, у кого она украдена, и повьется веревочка… И очень быстро. Дяденьки с Петровки очень аккуратно вами займутся.

Конечно, только одну. Откуда им, дуракам, знать, что эта одна дороже трех таких коллекций. Впрочем, наверное, догадываются. Ну и черт с ними. Нужно и вправду смотреть, чтоб не набил себе карманы каким-нибудь барахлом.

И разве могу я быть уверен, что кто-то из вас на первом же допросе меня не заложит. Пообещает гражданин следователь пару годков скостить, и ой как быстро язычок развяжется, как сладко запоет мой петушок».

— Начнем с крайнего кляссера. Ты — первый, я — второй, и таким же образом ставить на полку. И чтоб никакого беспорядка. Образец держи все время перед глазами. На вот.

Он достал из записной книжки изображение марки с острова Святого Маврикия, вырезанное им из журнала. Вот, пожалуйста, клочок бумаги, а стоил ему трех дней работы. Ведь не пойдешь в Библиотеку имени Ленина и не спросишь в лоб: дайте, мол, мне журнальчик с маркой. Пришлось поить одного коллекционера, члена филателистического общества, и по капле, по крошке вылавливать из его пьяной болтовни нужные сведения… Нет, это дело должно выгореть. Обязательно. Иначе… Иначе все зря: и подготовка, и затраченные деньги, и долгие, рискованные поиски покупателя — подданного одной маленькой европейской страны, с которым они три часа торговались, бродя по заснеженным аллеям Сокольников. Он знал, что только за границей могут дать хорошую цену и сохранить в тайне имя продавца. Но одно дело знать, другое дело найти. Это было очень трудно. Покупатель был цепкий, как паук.

Интересно, сколько он заработает на этой марке? Во всяком случае, когда ударили по рукам, сойдясь на девяноста тысячах, вид у него был не слишком удрученный. И всю обратную дорогу он бормотал себе под нос: «Олл райт! Олл райт!»

Они успели посмотреть по одному кляссеру.

— Ставь аккуратнее, — сказал Макар, — чтоб твои были только четные. Если не найдем, я пройдусь по твоим второй раз.

— Что я, сам слепой?

— Помолчи. Отвлекаешь.

И тут раздался первый звонок в дверь. Макар, сделав Монтеру знак не шуметь и лучше вообще не двигаться, мягко ступая, неслышными шагами направился в переднюю. Припал к глазку. В прихожей света нет, так что там, на лестнице, не будет видно, что в глазок кто-то смотрит.

Перед дверью стоял какой-то парень в серой пушистой шапке и телогрейке, с обшарпанным чемоданчиком.

«Кто-то из ЖЭКа, очевидно, слесарь», — решил Макар. Он еле сдержал громкий вздох облегчения.

Скрипнула дверь. Из гостиной высунулась бледная потная физиономия Монтера. Он спрашивал одними губами:

— Кто это?

Парень звонил настойчиво.

Макар прикрыл глазок металлической заслонкой и тихонько включил свет в прихожей. Ему было невмоготу стоять в темноте и слушать резкие настойчивые звонки. Краем глаза он увидел, как на полу в кухне блеснула вода. Он осторожно включил и тут же погасил свет. Все стало ясно. Что предпримет парень? Макар потихоньку отодвинул заслонку глазка, приложился к нему и тут же отскочил, чуть не вскрикнул. Над самым ухом оглушительно и внезапно проревел звонок.

В ванной на вешалке висел большой стеганый халат. Макар поспешно влез в него и затянулся поясом с кистями. Шагнул к двери. Прислушался. Парень с кем-то разговаривал:

— Не беспокойтесь, что-нибудь придумаем… в крайнем случае дверь взломаем. Пойдете в свидетели?

«Надо пускать. Надо пускать. Если действительно начнут ломать дверь? Можно было бы смыться, пока он ходит за инструментами и дворником, но потом они повесят огромный амбарный замок. А, черт, почему раньше не вызывали? Почему не видели? Не выходил из кабинета… Ладно, в конце концов, мальчишка, сопляк. А если он знает профессора? В крайнем случае можно будет отбрехаться. Родственник и все такое. Жаль. Очень не хотелось бы, очень… Но не бросать же. Ну уж нет, не брошу, пусть хоть наряд милиции. Другого случая не будет».

Макар медленно открыл дверь.

«Ничего. Симпатичный мальчишка, рослый, крупный, с веселым лицом. Хмурится, притворяется, что сердитый, строгий.

Если Монтер высунет свою рожу — прибью, как собаку. Потом, конечно. Очень неприятная штука — словесный портрет и фоторобот. По одному лицу трудно ориентироваться. Два лица — это уже кое-что.

Где же у них здесь может быть тряпка? Ведро еще…

Что он так долго возится? Черт с ней, с водой. Ах, да, к соседям протекает. Хорошо бы Монтер нашел марку. А что, если найдет и скроет? С него, с дурака, станет. Не с кем работать, не с кем. Куда он ее денет, идиот? Кто даст ему настоящую цену?

А кто мне даст настоящую цену? Полмиллиона французских франков. Только в Париже. Здесь и девяносто тысяч хорошо. Но с меня-то на Петровке спросят полную цену…

Что он возится?!

Что это?!

Идиот, уронил что-то! Надо выходить из положения. Жаль. Теперь он знает, что я не один. A-а! Какая разница. Лишь бы этот кретин не высовывался».

— Валерий Николаевич! Что у вас там случилось?

«Слава богу, пронесло. Закурить бы. Можно закурить, и так все катится к чертовой матери. Можно окурок опустить в уборную. Ну нет! Не расслабляться, не расслабляться! Надо держать себя в руках. Пусть случайность… Кто мог знать. Но все остальное должно быть по нотам. Я был готов к случайности.

Что, что это?! Телефон?! Железо…

Спокойно! Черт, дрожат ноги. Спокойно. Это телефон. Это не Железо звонит. Три… четыре… Может, этот дурак разучился считать до двух. Пять, шесть, надо подойти. Это не Железо. Подойти — и что?»

Макар застал Монтера с трясущейся челюстью в дальнем от телефона углу.

— Что будем делать? Пускай звонит…