Блюз осеннего вечера

по зоне. Нормальный парень». Но много не трепался, не хотел, видно. Сказал, что приятель сейчас в банке ошивается, узнал, что у Лехи проблемы с работой, вот и предложил подсуетиться.

– Интересно. Я, вообще-то, всех в банке знаю. Ну-ка, опиши, как он выглядит?

– Да такой, обычный. В костюмчике сером, в галстуке. Причесон зализанный, как у Борьки-президента, на пробор.

– А лет сколько?

– Как тебе.

– Имя не говорил?

– Не помню.

«Черт, – подумал я, – в нашем банке все как один с проборами и в костюмах».

– Ладно, это не столь важно. Леха не говорил тебе, что в день убийства ожидается большая сумма в кассе?

– Не, не было.

– А кому-нибудь мог сказать? Он любил язычком ля-ля-ля?

– Водилось. Направо-налево.

– Он вроде тачку собирался брать?

– Трепал. Я сомневаюсь. На какие? Только с долгом рассчитались.

– Ну, мало ли? Подхалтурил втихаря. (Это уж точно, подхалтурил.)

– Он бы мне сказал.

– Смотря что за вариант.

Вовчик пожал плечами и вновь приложился к бутылке. Наконец, отлипнув от нее, он громко выругался:

– Старое, мать их! А как свежее толкают, суки.

– Ну ты, между прочим, тоже не идеал в торговле.

– Гхм… Верно, вообще-то. Да, рынок дело такое. Кто кого. Вон, курей по телеку показывают – из Америки летят. А у нас участок в области рядом с птицефабрикой. Так какие-то чуваки взяли по дешевке и выкупили ее. А потом – тракторами с землей сровняли. Вместе с курями. Прямо в торф, живьем. Курицы по всему лесу носились, их дачники собирали. Вот тебе и рынок. Почему? Потому что для кого-то эти американские курочки несут золотые яички. Доходит? Так что я еще по-божески со своими шашлычками обращаюсь.

Я прервал выступление Вовчика очередным каверзным вопросом:

– Он показывал тебе бабки где-то за день до смерти?

Вовчик чуть вздернул подбородок:

– Было…

– Валюту?

– Да-а.

– Ну-ка, ну-ка.

– Да обычное дело. У нас кафешка на углу, знаешь? Ну, там в разлив продается. Пошли с Лехой по сто дерябнуть. Делать нечего было. Взяли коньячку, водки побоялись, она там, чувствую, подвального разлива. А я как раз на мели был, решил у Лехи занять. Обычное дело.

А Леха раз из кармана «лопатник» – черный, блестящий такой, с машинкой счетной внутри. Крутой, короче. Открывает, а там пачка «зеленых» с палец толщиной. Правда, как оказалось, мелочью, по пять да по десять. Но все равно круто. Ну и наших немного – пара полтинников. Я присвистнул – откуда взял бумажник с баксами?

Он припух чего-то, спрятал в куртень, отвечает – не мой, сменщик на работе в будке оставил, завтра верну. Я поверил. У Лехи отродясь такого бумажника не было, и покупать бы он вряд ли стал. У него свой был. Коричневый такой, старенький.

Я вспомнил Лехин кошелек. Действительно, коричневый. После того как у Сергеевны из кабинета пропали ее денежки, все работающие в магазине стали внимательно относиться к своим наличным.

Пару раз, когда Леха уходил курить, я видел, как он закладывал свой кошелек за батарею в будке, боясь оставить