Блудный сын

Сегодня на Делии был яркий сиреневый джемпер из ангоры, твидовый пиджак и желто — красная юбка, но совершенно удивительным выглядело колье, которое походило на выкрашенные и нанизанные на нить шпульки от швейной машинки. Все украдкой бросали на нее взгляд — каким — то образом разнеслось, что она сцепилась с Давиной из — за одежды, и ни у кого не хватало смелости смотреть открыто, а уж тем более никто в здравом уме не мог бы присвоить ее одежде эпитет иной чем великолепная. Да нет же, сегодня просто божественная.

— Конечно, Кармайн, — с жаром ответила она.

— Донни, — продолжил Кармайн, теперь, почти так же, как комиссар, напоминая Чеширского Кота, — вот твое боевое крещение: допрос Парсонсов — всех пятерых плюс пять жен. Они остановились в отеле «Кливленд» и не очень довольны тем, что их попросили не покидать город. У тебя с ними назначена встреча на два часа, так что за утреннее и обеденное время разузнай о них побольше. Мои записи по делу Призрака будут тебе в помощь — я положил их на твой стол и отметил маркером нужные страницы. Как поймешь, что от них больше добиваться нечего, отпускай их в Нью — Йорк. Также я хочу, чтобы ты встретился с двумя членами Джентльменского Патруля, побывавшими на банкете: Дейвом Фейдманом и Грегом Пендлетоном. — Кармайн взглянул на Джона Сильвестри. — Вот и все на данный момент, сэр. Я ничего не забыл?

— Если и так, то я не заметил. — Комиссар потер руки. — Теперь можем позавтракать.

…Базз думал, как странно себя чувствовать помощником Кармайна. Они направлялись в наиболее светлую комнату для допросов, однако в ней так же, как и в остальных, пахло потом и страхом.

Доктор Джим Хантер уже сидел на месте допрашиваемого, склонив голову над толстой книгой, страницы которой переворачивал столь же быстро, как кассир сортирует банкноты. Если он действительно читал, значит, ухитрялся охватывать текст одним взглядом. Когда двое детективов вошли, он встал.

— Доктор Хантер, — начал Кармайн, протягивая ему руку. — Это сержант Базз Дженовезе.

— Очень приятно, — ответил Хантер, усаживаясь и закрывая книгу.

— Так как я предпочитаю записать наш разговор на пленку, возможно, вы захотите, чтобы здесь присутствовал ваш адвокат? — спросил Кармайн.

Брови Джима изогнулись, выражая удивление.

— Я арестован?

— Нет.

— Тогда зачем зазывать в эту уже и так переполненную комнату четвертого человека? Запись разговора в равной степени защитит меня и поможет вам в расследовании, — заметил Джим Хантер. — Давайте приступим.

Кармайн включил запись.

— Понедельник, шестое января тысяча девятьсот шестьдесят девятого года, время: девять часов две минуты. Присутствуют доктор Джеймс Кейт Хантер, капитан Кармайн Дельмонико и сержант Марчелло Базз Дженовезе. — Он наклонился вперед и положил руки на стол. — Доктор Хантер, расскажите, пожалуйста, что вы знали о тетродотоксине доктора Миллисенты Хантер. Повторите каждое слово, произнесенное вами на эту тему, каким бы незначительным оно ни казалось.

Для нас подобное представляется сбором фактов, доктор, а уровень вашего профессионализма свидетельствует о том, что вы понимаете всю значимость этого процесса. Если мы хотим докопаться до сути дела, то должны знать абсолютно все. Пожалуйста, имейте это в виду.

«Глаза, — думал Базз, — именно они поражают на лице, не похожем вообще ни капельки на морду гориллы. Удивительно, почему его так называли в детстве? У него нет ни огромных ноздрей, ни плоской переносицы, а глаза гориллы совершенно черные и нечеловеческие. Его же глаза — человечнее не бывает, да еще их цвет! В этой излишне ярко освещенной комнате они сверкают своим темно — зеленым цветом. Такие знающие, словно он наперед представлял, что будет происходить на допросе».

Доктор тоже положил свои руки на стол, розовые ладони создавали яркий контраст с остальной кожей.

— Для начала вы должны понять, что мы с женой работаем совершенно в разных областях, — начал он низким и абсолютно спокойным голосом. — После стольких лет совместной жизни не обмениваемся всеми деталями работы, как делали в прежние времена, но всегда знаем о делах друг друга. Милли — я буду называть свою жену так — занимается биохимической составляющей нарушений в нервной системе. Под этим я подразумеваю такую локализацию нарушений, при которой воздействию подвергается не только часть тела или отдельный орган, но и глобальное нарушение, заканчивающееся остановкой работы всей нервной системы. Это не афишируется, и она могла вам не говорить, но грант на исследования исходит от правительственной организации, которая интересуется работой нервно — паралитического газа, как те, что использовались во время Первой мировой войны, и токсинами, которые можно, к примеру, добавить в городскую систему водоснабжения. Если хотите узнать больше, я помочь уже не могу — здесь все зависит от уровня вашего допуска к секретной информации. — Он на миг перевел дыхание. — Тетродотоксин был скорее активатором, чем конечным продуктом исследований Милли; можно сказать, инструментом. Его слишком трудно добыть в большом количестве для использования в качестве оружия. Впервые я услышал о нем, когда Милли попросила меня прийти и посмотреть на ее рыбок. У нее был огромный аквариум с иглобрюхами, и я понял, почему она хотела мне их показать. Они восхитительны, похожи на маленьких морских щеночков. Я понятия не имел об их ядовитости, пока она не рассказала мне о тетродотоксине, который намеревалась извлечь самостоятельно, так как это вещество очень трудно добыть и оно очень дорогое. Милли — великолепный лаборант, и ее уровень подготовки позволяет извлечь токсин. В тот день я был на пороге открытия в своих собственных исследованиях, и потому все то, о чем она тогда говорила, было от меня так же далеко, как Меркурий от Плутона. Я вернулся к своей работе и думать забыл о тетродотоксине Милли.

— Несмотря на то что вы знали о правительственной организации? — с недоверием спросил Кармайн. — Ученые всегда стояли в первых рядах тех, кто выступает против подобных задач, поставленных правительственными организациями. Я же наблюдаю, как вы хвалите источник исследований вашей жены.

Глаза Джима полыхнули.

— Вы делаете серьезные выводы на пустом месте, капитан, если таким образом трактуете мои слова. Но вы, по — видимому, забыли, что это касается Милли. Я никогда бы не сделал ничего, что усложнило бы ее работу, а упомянутая организация, в конце концов, разбирается с направленными на нас действиями врагов. Я знаю, Вьетнам — это раковая опухоль, и я не верю, что Никсон вытащит оттуда наших ребят, но исследования Милли не имеют никакого отношения к Вьетнаму или к человеку, сидящему в Белом доме — я голосовал за Хьюберта Хамфри! — Хантер откинулся назад, скрестил руки на груди и посмотрел так, словно готов был бросить вызов половине полицейских Холломена.

Кармайн молчал добрых пять минут, чтобы дать Джиму время успокоиться.

— Когда вы услышали о тетродотоксине в следующий раз? — спросил он наконец.

— Когда Милли пришла домой и сказала, что у нее украли шестьсот миллиграммов яда. В прошлый четверг. Она была настолько расстроена, что ходила к отцу за советом, и отсюда я понял, насколько серьезно она относится к этой краже. Тогда она меня спросила, не говорил ли я кому — нибудь о токсине, и я ответил «нет», потому что действительно никому ничего не говорил.

— Вы знали, где он хранился? Как она его упаковала? — спросил Базз.

— Честно, нет. Я даже не знал, был он водорастворимый или уже в растворе. На самом деле я предполагал раствор, но ошибался. Милли рассказала, как поместила его в вакууме по ампулам и поставила в холодильник. Обычно подобными вещами не озадачиваешься, имея дело с порошком, вот тогда я и понял, насколько его воздействие опасно, и восхитился скрупулезностью Милли.

— Она говорила вам, как яд воздействует на жертву? — поинтересовался Кармайн.

— Нет. Я только пытался ее приободрить. Должен признать, моя голова тогда была занята другим — какие неприятности мне сулит доктор Тинкерман. Я ужасно беспокоился.