Два крепких орешка для Золушки

— А подпись на расписке?

Я нервно теребила за ухо подвернувшуюся Деньку.

— Подпись? Подпись моя… Кажется, моя. Или не моя…

Наташка насупилась:

— В таком случае, сверять паспортные данные не стоит. Ясное дело, они одинаковые.

— Нет, давайте все-таки сверим. Я их наизусть помню… мои паспортные данные…

Последняя надежда на возможные расхождения погасла.

— Ну да… — пробормотала Наташка, ахнула и хлопнула Ольгу по лбу: — Ты вообще-то, чем соображаешь?.. Впрочем, лишний вопрос. Чем бы не соображала, все равно результат отрицательный. Сконцентрируй свои мысли на этом месте, — подруга доходчиво постучала согнутым указательным пальцем по середине своего лба. — Сколько таких расписок за твоей подписью могли наклепать? Одиночная финансовая пирамида, блин! Как этот документ оказался в твоих бухгалтерских бумажных заморочках, адресованных другой фирме?

В следующую минуту Ольга сотворила то, что мы с Наташкой никак не ожидали. Она нам улыбнулась. Кажется, из глубины души. Я поперхнулась своими дополнениями к Наташкиному выступлению. Ольгуня спокойно встала, проследовала к тумбочке, открыла пластиковую упаковку с каким-то лекарством, высыпала его на ладонь и отправила всю пригоршню в рот. А мы с Наташкой, как заговоренные, стояли на месте и смотрели на попытку суицида.

— Все это происходит не со мной, — шамкая, давясь таблетками и морщась от горечи, а также невозможности проглотить всю кучу сразу, сообщила Ольга. — Тепленькая! — с удовлетворением отметила она температуру воды, наливая ее из чайника в стакан, явно намереваясь запить.

— Она не может быть тепленькая. Чайник так быстро не остывает, — тихо возразила Наташка. И осторожно протянула руку к стакану. — Не пей, Оленька, я забыла воду отфильтровать, кальцинированной мумией станешь. Со стойким налетом ржавчины. И потом, это персональный стакан Бориса, он никому не разрешает из него пить, тем более самоубийцам. Дай сюда, я тебе в чашку налью. Хочешь, в Денькину?

Бережно приняв стакан и вернув его на место, Наташка обернулась уже другой стороной — зверской. Тигрицей накинулась на Ольгу, согнула ее пополам и велела немедленно выплюнуть все содержимое рта. Я попыталась внести поправки — в плане зубов. По-моему, их следовало оставить, но подруга со злостью заметила, что они ей теперь вряд ли понадобятся. Будет свой век на жидких кашах коротать.

Я суетилась вокруг обеих, пытаясь помочь Наташке, а заодно втолковать мычащей Ольгуне, что требования Натальи Николаевны научно обоснованы. В наше время полно поддельных лекарственных препаратов. Зачем травиться тем, от чего не помрешь, но изрядно намучаешься.

Может, до Ольги дошли мое истеричные доводы, а может, ей просто стало трудно дышать заложенным носом. Так или иначе, но она открыла рот, таблетки посыпались на пол. Ольга закашлялась. Из-под стола тихонько повизгивала Денька. Довольная Наташка, оставив самоубийцу торчать на четырех конечностях, воинственно подталкивала ее веником к раковине — выполаскивать остатки препарата.

— Офигеть! Чуть всю упаковку но-шпы не заглотила, анаконда нерасчетливая. И ладно бы с голодухи. Хоть бы посоветовалась сначала. Ир, совок дай.

Кажется, я что-то принесла. Что именно, выяснилось не сразу. Все молчали. Даже Ольга перестала кашлять. И мне это молчание было на руку — не мешало думать.

— Отдай противень, умница, — нарушила молчание Наташка. — Ну одни психи вокруг! Отдай, говорю. Вот так. Ты меня видишь?

Я отвлеклась и уставилась на Наташку.

— Когда у Ольги день рождения?

— Первый, второй, третий или просто именины? — живо среагировала подруга. — За последнее время она несколько раз заново родилась.

— Я имею в виду ее первое появление на свет.

— Через месяц. Ты хочешь, чтобы она пригласила нас в гости? — глядя на склонившуюся над раковиной Ольгу, в смятении поинтересовалась Наташка. — Ради этого события ее и в самом деле стоило спасать. Она печет удивительно вкусное печенье. Тебе его, Иришка, нельзя. Очень калорийное.

— Нам с тобой надо заехать с поздравлениями к ней домой, желательно сегодня. Прямо сейчас. Это ничего, что рано. Просто потом может быть поздно. Важно выяснить, есть ли кто-нибудь у Ольги дома. Кроме кота. Племянница или тот же… извини, Оля, дармоед Игорь. Нужны хоть какие-нибудь дополнительные сведения. Надеюсь, видевшая нас сосед ка, и вправду, подалась на природу. Если квартира закрыта, поговорим с другими соседями. Но больше всего я рассчитываю на присутствие Елизаветы. Представьте, что экспертиза подтвердит факт обнаружения на пепелище останков не мужского, а женского тела…

— Я с вами… — Ольга сказала это так, что мы сразу поняли — не посадим в машину, побежит следом. До станции. Далее электричкой со всеми остановками, кроме сорок третьего километра. Там ремонт платформы, временно не высаживают. — Это меня отправили на тот свет! Могу я хотя бы знать, за что? Не мучаясь в ожидании известий от вас. И еще. Давайте заедем на… на пожарище. Может, хоть кто-то из соседей появлялся на дачах?

— Фиг с тобой. Только одно условие… Нет, три. На твое пепелище не поедем. Хватит с нас, натерпелись! Во-вторых: сделаем из тебя другую женщину, и, в-третьих, с заднего сиденья эта другая никуда не вылезает! Потому как незачем — чужая тебе женщина, ее ничто не касается. И еще: почему-то мне очень хочется познакомиться с госпожой Есауловой, — проворчала Наташка. — Вот только где ее взять? Расписку уничтожаем, или как?

— «Или как», — поторопилась я с ответом. — Сунь ее в аптечку с лекарствами. Нет, давай сюда. Мне над ней еще подумать надо. Только ты запомни, что я расписку потом в свою косметичку положу. Ольга, ты уверена, что тебе не похужело?

— Наоборот, мне похорошело, — торопливо ответила Ольга. — Кажется, я ни одной таблетки не проглотила. Только во рту противно. Я пойду одеваться?

3

Наташка перестаралась. Несмотря на недомогание, Ольга выглядела так, что мы с подругой на ее фоне казались блеклыми и незаметными. Ну кто бы мог подумать, что Ольгуня — хорошо замаскированная красавица? Захотелось хоть как-то соответствовать… Мелькнула мысль переодеться в новый костюм, но он остался в Москве: во саду ли в огороде надлежало органично вписываться в окружающую среду.

Видя выражение моего лица, Наталья принялась оправдываться:

— Ир, ну чесс… слово, я все силы приложила, чтобы сделать из нее замухрышку, ну чуть лучше, чем она есть. До этого-то и проблем не было, Ольге такая картина ежедневно удавалась. Ты не поверишь, я хорошо помнила задачу — сотворить из замученной обезьяны подобие человека. Получилось… Правда, с большими потерями. Она стала человеком, а я — обезьяной. Ты, кстати, тоже. Редчайший случай! Ей идет абсолютно любой макияж. Даже губная помада красного цвета. С ней она была еще хуже… То есть лучше. Нет, хуже — для нашего с тобой варианта. Можно, конечно, все смыть, только мне жалко такую красоту портить. Да и кто Ольгу в таком виде признает? Если только сзади. Или… помнишь слова старой песни: «Я милую узнаю по походке…» Есть еще один выход — не будем обращать на нее внимания. Зависть до добра не доводит. Ольга, надеюсь, ты понимаешь, что не стоит выскакивать из машины и вступать в разговоры со всеми знакомыми тебе личностями?

— Ну хватит читать мне проповеди. Я уже давно освоилась с ролью стационарной противоугонной сигнализации. Буду сидеть безвылазно и караулить машину. Если Игорь дома, не забудьте взять у него номер мобильного, ключи от квартиры и кота. Скажите, что вы посланцы моей тети.

Ольга практически не отрывалась от маленького зеркала.

— О! Волшебная сила моего искусства! — восхитилась Наташка. — Дать бы мне по рукам! Наша девушка даже заговорила по-новому. С чувством собственного достоинства. Ир, ее даже страшно в машине оставлять. Неопытная — украдут и насильно выдадут замуж. За банкира или нефтяного магната. Слава богу, Абрамович под присмотром… Ир, не надо смотреть на меня так жалостливо. И хватит краситься. Не иначе как по третьему слою. Ты уже замужем! Причем так давно, что пора писать мемуары. Выгодное дело — учить на своих достижениях и промахах других. Можно сказать, за плату.