Он не хотел предавать

— Вы, я вижу, женщина без комплексов. Зачем же тогда скрывать, что водитель вашего мужа Лежнев был вашим любовником и вы встречались с ним и до, и после смерти мужа? Победа вам к лицу! Вы встречались с Лежневым в ресторане «Старый Токио» и щебетали с ним по-французски, но при этом, оказывается, не знали, что простой русский шоферюга — парижанин Пьер Луи Леже? А может, вы и сейчас еще с ним встречаетесь?

Кричевская стала белее мела, словно ей врезали под дых, а еще через мгновение стала пунцовой. Ноздри ее задрожали от ярости. Вскочив, она запустила в следователя подставкой для ручек и закричала, топая ногами: «Оставьте, оставьте меня в покое, я не хочу обсуждать с вами мою личную жизнь! Вы мне омерзительны, отвратительны, я не хочу вас видеть, не хочу слышать ваш голос! Вы не имеете права давить на меня. Ничтожество, хам, извращенец…» Кажется, она даже угрожала.

— Пройдемте! — на этот раз злобно сказал ему верзила в униформе.

На ее крик сбежались сотрудники из соседних кабинетов. Все стояли с испуганными лицами и не знали, как себя вести, а она кричала и кричала. Врач дал бы ей пощечину, но в этих коридорах никто не посмел бы этого сделать.

Воспользовавшись суматохой, Мочалов ретировался, подчинившись верзиле, мягко, но настойчиво подвигавшего его к выходу.

Выйдя на воздух после разговора со вдовой, следователь испытывал одно желание: пойти выпить пива, что он и сделал.

3

Еще накануне, отправляясь с проверкой в управление «Угры», он не имел собственного мнения по поводу анонимки. Сейчас, после знакомства с Любовью Кричевской, следователь был уверен, что в анонимке правда: произошло преступление.

Мочалов еще не мог сказать, какое именно преступление, ведь вполне возможно, что гибель гендиректора в автокатастрофе использовалась лишь в качестве «шумовой шашки», чтобы привлечь внимание прокуратуры к делам, творящимся в «Угре». Очень даже могло быть, что речь шла о финансовых махинациях. Но и версию убийства исключать было нельзя.

Для начала Олег встретился с руководителем следственной комиссии, изучавшей ДТП на Рублево-Успенском шоссе. От руководителя комиссии потянулись ниточки в разные стороны: к молодому следователю, который первым допрашивал водителя Леже в больнице, к медперсоналу больницы, к сторожу строительного участка… Олег встретился и побеседовал с каждым.

Следователь рассказал Мочалову мелкие подробности, не вошедшие в протокол: что Леже говорил по-русски без акцента и, если бы не паспорт, он бы никогда не подумал…

Паспорт!

К сожалению, следователь не догадался сделать ксерокопии страниц, только переписал паспортные данные Леже, да и то — со слов самого Леже, ибо в паспорте, разумеется, ни слова по-русски, все на французском. А следователь в школе изучал английский. И оригинальное написание имени-фамилии водителя на французском языке он тоже не догадался списать, а только по-русски: Пьер Луи Леже. И не запомнил, каким числом была открыта виза. Что виза была, это следователь помнил хорошо, ему любопытно было самому взглянуть, как выглядит виза Российской Федерации.

— Ну и как?

— Мощно! Двуглавый герб, все дела…

Заведующая отделением травматологии районной больницы предоставила Мочалову выписку из медицинской карты больного, по счастью не уничтоженной по истечении срока: обычно такие карты хранятся не больше полугода, ведь архив больницы не резиновый. Мочалов с интересом изучил перечень травм, полученных Лежневым-Леже: сотрясение мозга средней тяжести, множественные ушибы, ссадины, перелом правой ключицы… Учитывая, что машина превратилась в груду металлолома, водитель отделался царапинами.

— Его спас ремень безопасности, — сказала врач. — Перелом ключицы, кстати, произошел оттого, что ремень во время удара буквально врезался в плечо водителя.

— А если бы он не был пристегнут?

Врач красноречиво развела руками.

Мочалов внимательно изучил отчет эксперта. Оказалось, сидевший на пассажирском сиденье Завальнюк пристегнут не был.

— Водитель тогда сказал, что шеф никогда не пристегивался, — объяснил молодой следователь.

— А родственники? Родственников, надеюсь, не забыли спросить, пристегивался он обычно или нет?

В качестве показаний родственников фигурировали только показания жены Завальнюка — Любови Кричевской. Она подтвердила, что муж никогда не пользовался ремнями безопасности.

Мочалов пошел дальше. Он узнал, что Завальнюк был женат на Кричевской вторым браком и что в Москве проживают его первая жена и дочь. Олег наведался к ним, но обе женщины сказали то же самое: Завальнюк по русской привычке полагался на авось, о такой ерунде, как ремни безопасности, не думал. Правда, заметила жена, Егор Ильич ездил всегда аккуратно.

— Что вы имеете в виду? Гонки не любил?

— Не любил пустой риск, ездил осторожно. Водителей выбирал.

— А с какой скоростью он обычно ездил?

— Сто — сто двадцать. Для него это нормально, но водители у него всегда были профессионалы.

Все вышесказанное внешне не противоречило обстоятельствам катастрофы, и все же оставались мелкие нюансы… Если Завальнюк всегда осторожно подходил к выбору шоферов, как мог к нему затесаться Лежнев-Леже? Вообще кто он такой?

По телефону певицы, предоставленному помощницей Кричевской, женским голосом отвечал автоответчик: «Спасибо за звонок, к сожалению, не могу вам ответить. Слушайте мои песни, и в них найдете ответ. Тоже вас люблю. Ваша Алсу». Прослушав эту запись с десяток раз, Мочалов раз и навсегда возненавидел творчество модной певицы. Разыскать ее следы в Москве оказалось труднее, чем попасть на прием к президенту. С точки зрения алиби Кричевская использовала стопроцентный вариант: следователь мог потратить год на поиск свидетельницы…

Никакой информации на Лежнева-Леже найти не удавалось. Переписка с консульским отделом посольства Российской Федерации в Париже отняла у Мочалова почти месяц. Он отправил запрос, когда и на какой срок посольство РФ в Париже выдало в прошедшем году визу французскому гражданину Пьеру Луи Леже. Ответа пришлось ждать так долго, словно адресат находился на Марсе. Наконец долгожданное письмо за подписью секретаря посольства дотелепалось до Таганской прокуратуры. Мочалов с нетерпением вскрыл его и, что называется, обломался: посольство РФ в Париже сообщало, что не выдавало в минувшем году визу упомянутому гражданину Франции. Правда, в письме содержалась подсказка: секретарь посольства напоминал следователю, что подобную визу гражданин Франции теоретически мог получить в любом консульском отделении посольства РФ за границей, и не только во Франции, но и в других странах мира.

Это, конечно, было здорово: писать во все консульские отделения РФ, рассеянные по глобусу!

А если этот Леже открыл российскую визу на атолле Токелау?

Ладно! Мы пойдем другим путем, как говорили деды… Мочалов сделал запрос в Российское отделение Интерпола, прося помощи в установлении личности человека, о котором было известно немногое: гражданство, иностранное имя-фамилия в русской транскрипции да внешние данные. Ну и еще примерные сроки пребывания в пределах нашего отечества. Он сам удивился тому, что ответ пришел неожиданно быстро. Леже был идентифицирован.

Им оказался тридцатитрехлетний владелец автосервиса в пригороде Парижа — Бобиньи, прибывший в Россию в статусе бизнесмена в мае, а убывший обратно во Францию в сентябре минувшего года. Стало быть, приехал, поработал шофером, попал в аварию и — уехал.

И тут Мочалову пришла в голову одна безумная идея…

Над Дмитровским полигоном висел густой весенний туман. Пахло свежевспаханной землей и бензином. Мимо мокрых, пустых трибун с тракторным ревом проносились лишенные глушителей автомобили.

— Как мне найти Аксенова? — перекрикивая шум, спросил Мочалов у проходившего мимо человека.

Человек в грязном комбинезоне неопределенно махнул рукой в сторону полукруглого ангара:

— В гараже спросите!

Мочалов кивнул.

Испытательный полигон научно-исследовательского института автомобильной промышленности был похож на поле танкового сражения, всхолмленное буграми и иссеченное буераками. В тумане там и сям пестрели среди поля красно-белые полосатые тумбы. Мочалов хотел было пройти через поле напрямки, но тут же едва не угодил под колеса невесть откуда выскочившей «Нивы» и был обруган свирепым водителем в защитном шлеме. Получив массу впечатлений, Олег дал кругаля, обошел поле вдоль трибун и добрался наконец сразу до гаражей. На синей металлической двери висела аккуратная, написанная маслом от руки табличка: «Толкни меня». У людей, обретавшихся за этой дверью, имелось чувство юмора, что вселяло оптимизм.