Скорпионы. Три сонеты Шекспира. Не рисуй черта на стене. Двадцать один день следователя Леонова. Кол

— Почему глупости? Разве правда — глупость?! Я правду говорю!

Дудаков наконец вспомнил о своих обязанностях и заметил строго:

— Ты, парень, того… Полегче.

— А что, если это твоя женщина, так и любоваться нельзя? Восхищаться нельзя, да?!

— Уж так и его, — обиделась Зина.

— Моя — да?! — возликовал Роман.

— И не ваша, — парировала справедливая Зина.

— А чья? А чья?!! — продолжал бесноваться Роман.

— А ничья, — высокомерно обнародовала свою жизненную позицию Зинаида.

— Э-эх!!! — простонал Роман. Он обхватил голову руками.

— Охолонь чуток, парень, — сочувствующе посоветовал Дудаков.

Роман оглядел всех ошалелым глазом — и бросился к Москве-реке. Охолонуться.

— Простудитесь! — слабо ахнула вслед Зина, но Роман, не раздумывая, с ходу кинулся в москворецкую пучину. Вынырнул, заскользил сверкающей бабочкой — мощным баттерфляем.

Пер по реке широкобедрый буксирчик, и команда одобрительно взирала на Романа, а он, покачавшись на крутых буксирчиковых волнах, рванул к берегу, на теплый песок, под солнышко. Вода-то действительно холодная была. Зина слезла с одеяльца и закутала им синегубого армянина.

Дудаков и Сережа прикончили остатки и обреченно смотрели на пустую бутылку.

— На круг? — спросил Сережа.

— А что делать? — согласился Дудаков. — Зина, ты здесь не очень!

Жаждущая парочка скрылась за деревьями.

— Вай, какое красивое имя — Зина! — восхитился Роман.

— Ты армян? — догадалась Зина.

— Армян, армян! — чрезвычайно обрадовавшись, подтвердил Роман.

— А почему в Москве?

— Потому что я здесь живу, золотце ты мое.

— Армян должен в Армении жить, — убежденно сказала Зина.

— Тогда бы я тебя не встретил.

— У вас что, красивых женщин нет?

— Почему же, есть. Но таких красивых, как ты, нет, — сказал Роман и осторожно погладил ее могучее бедро.

Зина для порядка отстранилась.

— И это все такому маленькому человеку!

— У вас на юге хорошо. Тепло все время и фрукты, — не желая говорить про маленького человека, мечтательно произнесла Зина.

— Хочешь, поедем? — предложил Роман, бурно задышал, сбросил с плеч уже ненужное одеяльце и кинул на песок. — Ложись!

— Зачем? — испуганно поинтересовалась Зина.

— Отдыхать будешь! Как на юге!

— Зачем мне это?! Я послезавтра на настоящий юг еду!

— Согласна, значит?! — завопил Роман.

— И не с тобой вовсе, а сама по себе.

— Зина, любовь моя, я к тебе приеду!

— А я вот и не скажу, где я буду.

— Тогда я тебя здесь буду ждать, можно?

— А я вот возьму и навсегда там останусь.

— Не надо, — взмолился он и поднял на нее глаза.

Слезами наливались эти глаза, слезами!

Зина погладила его по голове и спросила с надеждой:

— Ты — страстный?

В понедельник в 15.00 докладывали Смирнову.

— Пальчики, которые оставил Дмитрий Спиридонович Дудаков на бутылке, принадлежат, как установила экспертиза НТО, Хохлачеву Борису Флегонтовичу, находящемуся в розыске в связи с растратой, которую он совершил, будучи кассиром механического завода в Туле. На фотографиях, присланных из Ростова, Сырцов Всеволод Сергеевич, по кличке Почтарь, домушник, осужденный в пятьдесят первом году и выпущенный в январе этого года по амнистии.

— Ну, и что это нам дает? — перебил его Смирнов. — То, что Берников связан с уголовниками, только и всего. Но это, как известно, законом не запрещено.

— Ты, как всегда, прав, — обиделся Ларионов. — Но это дает нам главное: уверенность, что мы на правильном пути.

— Все в пути, в пути! Когда дойдем?! — выразил неудовольствие Смирнов. — Какие мероприятия предлагаете?

— Где легче спрятать лист? В лесу, — вставил Роман. — Так сказал патер Браун. Мы с Сережей предлагаем произвести обыск на складе, коим заведует наш многофамильный друг. Вселенский, так сказать, шмон у Митяя. Уверен, что похищенное хранится там. Надежно, выгодно, удобно. И всегда отказаться можно: я не я и лошадь не моя.

— Вполне, — согласился Смирнов. — Нашли мы, скажем, похищенное. И, как правильно ты говоришь, нам сообщается, что не я и лошадь не моя.

— Ты не знаешь главного, Саня. Вернее, той маленькой детальки, которая может стать главным. Тебе неизвестно об отъезде на юг любви последней, зари вечерней Леонида Михайловича Берникова — Зинки. Об отъезде, как она сообщила, надолго, а может быть, и навсегда. Она юг любит: там тепло и фрукты.

— Думаете, она повезет? — спросил Смирнов.

— Уверены, — твердо ответил Казарян. — Производим обыск, находим, при понятых все описываем, а потом, при передаче, берем с поличным.

— А если Берников отправит почтой?

— Не решится. Мало ли что может случиться. Зинка — ход вернее.

— Не лишено. А если всем будет заниматься один Дудаков?

— Саня, ты нам сильно надоел своими «если». Еще Остап Бендер утверждал, что полную гарантию может дать только страховой полис, — грубо заметил Роман. — Но мы думаем, что Берников провожать любимую женщину придет обязательно. С чемоданом.

— Даешь разрешение на обыск склада или нет? — раздраженно спросил Сергей.

— А что с вами делать? Шмонайте!

Прокол! Какой прокол! В конец измотанный Казарян прилег на тюки с ватой и от стыда закрыл глаза. Три часа с двадцати четырех ноль-ноль они шерстили склад. Шесть человек — Казарян с Ларионовым и четыре приданных им паренька. Рулоны разнообразной материи, ящики с фольгой, листы с пуговицами, бидоны с краской, пакеты с мелом, брикеты сухого клея, оплетенные бутыли с денатуратом и кислотой, даже две фляги по двадцать литров с притертыми пробками — спирт. Богатое было хозяйство у Дудакова-Хохлачева. За три часа все осмотрено, прощупано, истыкано, распотрошено.

Прокол. Казарян, лежа на тюках, отдыхал.

— Что ж, будем наводить порядок, — сдаваясь, решил Ларионов. — Придется.

Казарян открыл глаза. Он лежал на спине и поэтому посмотрел вверх. Не прикрытые потолком переплетенья кровельного крепежа увидел он.

— Мы верх не смотрели, — хрипло кинул Казарян.

— А как они туда могли забраться? — спросил один из пареньков.

— Меня интересует, как мы туда заберемся, — жестко ответил Ларионов.

— Во дворе лестница, — предложил однорукий начальник охраны, единственный человек из артели, который знал об операции и участвовал в ней.

Паренек лез по пружинящей лестнице. Все задрав головы смотрели вверх. Паренек пошел по центральной балке.

— Есть! — тихо сообщил он.

Гора с плеч. Удача. Большая удача — маленькое счастье. И лежащий на тюках Казарян попросил капризно:

— Можно, я посплю?

На работу Леонид Михайлович Берников пришел с чемоданом, какой обнаружили при обыске склада. К окончанию рабочего дня услужливый Дудаков-Хохлачев подогнал к проходной таксомотор. Поехали на Хорошевское шоссе, где у собственного домика их ждала с чемоданом и Зинка-путешественница. Забрали Зинку и покатили на Казанский вокзал. У центрального подъезда Берников расплатился с таксистом, а Дудаков-Хохлачев разыскал носильщика с тележкой, куда уложили весь багаж (три чемодана).

У девятого вагона поезда «Москва — Новороссийск» Зина предъявила проводнице билет. Дудаков-Хохлачев взял зинкины чемоданы, а Берников — тот, что вынес с территории артели. Фотограф, фиксировавший каждое соприкосновение Берникова с этим чемоданом, щелкнул затвором аппарата в последний раз. К вагону подошли четверо молодых людей.

За этой жанровой сценкой издали наблюдали Смирнов и Казарян.

— Чемодан после церемонии — сразу же к Лидии Сергеевне, — распорядился Смирнов. — Пусть пальчики Сырцова поищет на предметах. А то у нас против него одни лишь косвенные. Зинаиду напугайте до смерти и отпустите. Берникова и Дудакова трясите по отдельности. Первым — Дудакова. В паре — ты и Сережа. Ему сразу объяснить, кто он такой на самом деле. А Берникову полезно часа три в одиночестве подумать.