В день пятый

— Ваш брат интересовался археологией? — спросила сестра Роберта.

— Похоже на то, — подтвердил Томас. — Кажется, Эд работал над книгой о раннехристианских символах, но я не могу сказать, зачем он бывал здесь.

— В Помпеях есть очень интересные свидетельства жизни христианской общины, — сказала монахиня, и ее лицо вновь озарилось. — Только подумайте! Меньше чем через пятьдесят лет после смерти нашего Господа здесь уже собирались люди, поклонявшиеся ему.

Томас никак не мог предположить, что уже в 79 году нашей эры в этом городе могли жить христиане, и высказал свои сомнения вслух.

— Тут есть один дом, — ответила сестра Роберта. — Он закрыт для широкой публики. На его стене высечена надпись, так называемый магический квадрат, состоящий из пяти латинских слов, расположенных строчками одна под другой так, что по горизонтали и по вертикали они читаются одинаково.

— Каков же их смысл?

— Главное не в том, что означают эти слова, — сказала монахиня. — Они образуют своего рода анаграмму. Буквы расположены вот так.

Присев на корточки на треугольной площади в тени деревьев, она подобрала палочку и нацарапала на земле:

Томас задумался. У него были достаточные познания в латыни, чтобы узнать два ключевых слова, из которых состоял крест: «Pater noster». «Наш отец».

— Эти слова являются началом молитвы «Отче наш», — объяснила монахиня, обозначая буквами «А» и «О» греческие альфу и омегу, начало и конец, символизирующие Иисуса. — Вот так первые христиане тайно сообщали друг другу о своей вере.

Томас сомневался. Он скептически относился к литературным кодам, сводящим сложные, многозначные понятия к простым зашифрованным словам. Подобный подход привлекал некоторых его учеников, и Томас из кожи лез вон, чтобы отучить их от этого. «Литература является сложной и многообразной в своих значениях», — не переставал повторять он. Однако нельзя было отрицать то, что верующие, особенно те, кто исповедовал религии, подвергавшиеся гонениям, использовали тайные символы, призванные иметь «правильное» прочтение. Быть может, именно это и привлекало его брата. Несмотря на пылкий энтузиазм сестры Роберты, Томас считал подобный подход чересчур упрощенным.

Они направились к театрам. Найт ожидал увидеть что-то вроде Колизея, однако скромный помпейский эквивалент римского гиганта размещался на северо-западной окраине, у самых городских стен. Посетители никак не могли успеть увидеть все до закрытия комплекса. Те два театра, которые они осмотрели, произвели на Томаса впечатление. Эти сооружения по-прежнему можно было использовать по назначению, одно большое, просторное, вмещающее где-то тысяч пять зрителей, другое в четыре раза меньше. Томас поднялся на самые верхние ряды каменных скамей и просидел там пять долгих минут, наслаждаясь зрелищем сцены, выложенной белыми мраморными плитами, и раскинувшегося вокруг города. Ему нравилась интимность этого места, куда добирался мало кто из туристов, особенно в столь поздний час. Однако чем дольше Найт сидел, тем чаще к нему возвращалась мысль о том, что он сам не знает, что ищет. Лучше всего, наверное, рассматривать эту поездку как своеобразное прощание с братом.

Когда Томас спустился к сестре Роберте, уже пришла пора уходить.

— Вам придется приехать сюда еще раз, чтобы посмотреть храм Изиды, — сказала монахиня, провожая его через треугольную площадь. — Извините.

— Ничего страшного, — заверил ее Томас. — На ближайшие несколько дней у меня все равно нет никаких определенных планов. Я обязательно вернусь сюда.

Однако в глубине души он в этом сомневался и по глазам сестры Роберты понял, что она об этом догадывается.

В магазинчиках перед входом предлагался обычный набор товаров для туристов: открытки, гипсовые копии скульптур, консервные ножи с ручками-приапами; [11]путеводители на разных языках и изделия местных ремесленников. Одно заведение выделялось среди всех прочих подборкой копий оружия Древнего Рима, в том числе снаряжения гладиаторов. В центре витрины лежали знакомый гладий, то бишь короткий меч, и цест — перчатка из стальных колец.

«Значит, Паркс побывал здесь и закупил кое-какие сувениры, чтобы наводить на людей ужас в Чикаго», — подумал Томас.

Сестра Роберта должна была вернуться в обитель, поэтому Найт поужинал в одиночестве в маленьком ресторанчике неподалеку от порта: мидии, лапша с анчоусами под острым соусом и графин легкого красного. Одолев где-то половину вина, он подумал было о том, чтобы пробежаться, однако после долгой прогулки по Помпеям у него снова разболелась нога. Томас отказался от этой мысли, и ему сразу же стало лучше. Он отпраздновал свое решение, заказав на десерт мороженое, и завершил ужин стопкой граппы.

Вернувшись в гостиницу, Томас провел в своем номере всего несколько минут и вдруг обнаружил, что его вещи лежат не совсем так, как он их оставил. Молния на кармашке теперь была аккуратно застегнута. Расположение билетов, багажных квитанций и корешка посадочного талона — Томас был маниакально помешан на безукоризненном порядке в документах — изменилось на противоположное. Ему хотелось списать все это на горничную, но он знал, что уборку в номере проведут только после того, как он здесь переночует. То обстоятельство, что кто-то тщательно обыскал его номер, говорило об одном: неприятности, с которыми Найт столкнулся в Чикаго, последовали за ним через Атлантику.

Глава 19

Томас проснулся с новой энергией, частично возникшей от злости. Ему совсем не нравилось, что за ним шпионят, обхождение пожилого священника в обители, его уже тошнило от того, что он совершенно не понимал происходящего.

Он сказал консьержу, мужчине средних лет, на лице которого была написана бесконечная скука, приправленная раздражением, что у него в номере побывал посторонний.

— Это невозможно, сэр, — ответил итальянец, решительно качая головой. — Все ключи хранятся здесь.

Большие железные ключи с тяжелыми бронзовыми брелоками на шнурках лежали на деревянной полке с ячейками у консьержа за спиной.

— Но если вы отлучитесь на минутку, любой, кто войдет в гостиницу, сможет взять ключ.

— Тогда этого человека заснимет камера наблюдения, — возразил консьерж, словно это доказывало его слова.

— В таком случае, быть может, нам следует просмотреть запись?

— У вас из номера что-либо пропало, сэр?

— Нет, но это, по-моему, не главное.

— При всем уважении, на мой взгляд, ничего не может быть важнее.

— Я могу поговорить с управляющим?

Консьерж вздохнул, давая выход недовольству, и заявил:

— Я сегодня же просмотрю видеозапись. Если ключ кто-нибудь брал, я обязательно вам скажу.

Кивнув, Томас спросил:

— Будьте добры, вы можете позвонить в церковь Санта-Мария-делле-Грацие и попросить позвать сестру Роберту?

— Это та церковь, что за углом?

— Да.

Последовал новый вздох и недоверчивый взгляд в окно на улицу, словно в поисках объяснения тому, почему этот надоедливый американец не может просто пройти пятьдесят метров до обители, а не звонить туда.

Сестра Роберта удивилась, услышав его голос.

— Послушайте, мне нужно прийти в обитель и посмотреть вещи моего брата, но я не хочу, чтобы меня вышвырнули, — сказал Томас.

Он быстро объяснил, что произошло в прошлый раз, а консьерж, бесстыдно слушавший разговор, поднял брови, поражаясь тем нелепым ситуациям, в которые угодил постоялец гостиницы.

— Если отец Джованни впустит вас в обитель, то никаких проблем быть не должно, — довольно неуверенно ответила монахиня. — Монсеньор Пьетро отправился служить мессу в своей приходской церкви, так что, надеюсь, горизонт чист.

Томас поблагодарил ее, чувствуя себя виноватым в том, что испытывает совесть человека, которого совсем не знал, даже несмотря на то что, как ему казалось, причин для морального беспокойства не было.