Сцены из лагерной жизни

Капитан Фляга

Кто не любит тянуть в России? Лагерное начальство, их жены, врачи, мастера, прапорщики, солдаты тянут у заключенных. Тянут практически все, что можно утащить и взять под мышку. Тянут мясо и клеенку, валенки и одеяла, консервы и конверты, лампочки и авторучки, лекарства и бинты, полотенца и носки. Все давно привыкли к подобным вещам и ничему особо не удивляются. Расконвоированные зеки перекапывают огороды офицеров и строят им дачи, ремонтируют машины и кормят поросят. Чем выше должность, тем больше возможностей украсть и поэксплуатировать рабов. Разрешить красть в открытую или узаконить воровство нельзя, поэтому начальство нет-нет да кого-нибудь и отлавливает и для острастки наказывает выговором. В основном спившихся офицеров.

Капитан Фляга — так его прозвали зеки за то, что он постоянно носил с собой фляжку со спиртом, — переменил много мест работы в колонии. С замначальника по POP он скатился до мастера на лесобирже. Беспробудные пьянки сделали из его лица непонятно что, и только одни глаза, вечно тоскливые, ищущие и прищуренные, выказывали в нем человека мыслящего.

Не видя никакого просвета в своей монотонной принудительно-добровольной службе, Фляга почти сошёлся с зеками и целыми днями носился по бирже в поисках горячительного. Он осторожно выискивал среди арестантов желающих и платежеспособных и «катился» за их счет денно и нощно.

За пронос водки строго карали, но Фляга давно ничего не боялся, он знал, что в любом случае так или иначе выкрутится. Ну а если и нет, плевать, дальше ему опускаться некуда, а увольнение из органов на Севере практически исключалось. Офицеров увольняли в исключительнейших случаях, в основном же переводили в другие лагеря с худшими условиями. Оперативники и начальство отделения, конечно же, знали о «связях» Фляги, но ограничивались матом и звериным рыком, когда он попадался им на другом конце биржи, далеко от своего «родного» цеха. Он умело «гасился», обходил опасные тропы и передвигался по бирже, как заяц.

Серьёзный «запал» случился с ним неожиданно и глупо.

Проспав до темноты в пилоточильной бендежке, Фляга схватил приготовленный еще днем мешок с разным хламом и полетел на выход. Во время съема и развода бригад было очень удобно «линять», и Фляга знал это лучше всех. Но надо же такому случиться, именно в это самое время на лесобиржу решил наведаться замначальника управления вместе с замполитом зоны и начальником отделения! Они столкнулись с Флягой прямо на вахте, и начальник отделения моментально все понял… Его лицо стало красным, глаза метали громы и молнии.

Фляга весь сжался, затем выпрямился, как столб, и отдал честь. Мешок из рук он так и не выпустил. Полковник внимательно глянул на странного капитана, перевел взгляд на мешок и повернулся к начальнику отделения. «Что это?» — спросил он одними глазами.

Начальник со злостью рванул мешок из рук Фляги, но под тяжестью содержимого его рука резко пошла вниз. Тогда он подхватил мешок обеими руками и начал его вытряхать. На деревянный пол вахты посыпались гаечные ключи, болты, отвертки, бруски, полотна пил, дверные ручки и скобы.

— Подлец! Негодяй! Подонок!!!

Если бы рядом не было полковника, начальник наверняка врезал бы Фляге в челюсть, но при начальстве не решился.

— Пойдёшь под суд, — сказал он. — Хватит с тобой цацкаться!

Фляга пытался что-то объяснить, что-то сказать в свое оправдание, но его уже не слушали. Дождавшись, пока менты отойдут подальше, а именно так он и называл своих коллег, он лихо подмигнул хохотавшему солдату вахты и бросился запихивать все обратно в мешок.

— Можно подумать, я машину доски обрезной украл! Вот тварь жадная! — возмутился Фляга начальником и махнул на него рукой. — Вообще дышать не дают, гады! Что за мусора пошли, черт его знает!

Солдат открыл засов, и капитан вывалился с мешком на улицу.

Через день в поселке повесили огромную карикатуру на Флягу. С большим синим носом он тащил мешок, из которого выглядывали гаечные ключи и скобы, а из кармана торчала дверная ручка. Ещё через неделю его перевели в пожарную часть. Жизнь продолжается.

Политзанятия

Шесть пятнадцать утра, отряд выгоняют в клуб на политзанятия. Все сонные и злые. Начальник отряда решил проводить их до развода, поскольку вечером зеки прячутся и разбегаются кто куда. Наказания не помогают.

Сегодня речь идет о демократизации и гуманизации. Перестройка в обществе, там и здесь…

Через десять — пятнадцать минут после начала занятий поднимается ужасный галдеж и шум, зеки возмущены лицемерием отрядника и буквально сыплют вопросами:

— Нет дров, замерзаем, а норму давай!

Отрядник:

— Я сам дома мерзну, нет транспорта под дрова. Работаю…

— Радио годами нет, домино нет, шахмат нет, гитару не дают, свиданий лишают, ларька лишают, посылки лишают!

Отрядник:

— Все по режиму, не нарушайте.

— В изоляторе забивают людей, двое отморозили ноги в клетках, сорок мороза и в сапогах! На станках страшно работать, им уж по сто лет. Продукты на бирже отбирают, грабят внаглую! Лампочек нет, стекол нет, работаем по двенадцать часов без выходных, по тридцать отгулов скопилось! Ничего не платят! Отрядник:

— Вы не на курорте, люди и на воле ничего хорошего не видят, такое время.

— В столовой одна вода! Все менты жрут ночью да ещё домой тащат! Никого из вас не осудили хоть за что-нибудь за последние десять лет… Скоро вас начнут резать, как собак, ваша мафия не так бессмертна!

Отрядник:

— Молчать! — Ищет глазами остряков. — Сейчас в ШИЗО определю! Кто там такой…

Гума-ни-зация! Де-мо-хва-тизация!..

Хохот и свист, топанье ног. Задние ряды встают под шумок и бегут к двери, за ними все остальные. Начальника никто не слышит. Гуманизация!

Обвинение

Три мурманчанина, три друга, живут вместе несколько лет. Все трое почти одного возраста, по двадцать с лишним. Круглый, Лысый и Колобок. Земляки-приятели обитают в одной будке на бирже, работают вместе на лесоповале, на окорке баланса. Все у них ладненько и дружно; чай, курево, еда практически не выводятся. Иногда случается водочка, жареная собачка, бражка. Срок идет, высоко не лезут, претензий на блат не имеют.

Витя Круглый получает солидный перевод от родителей, нелегально. Семьсот рублей! Заказывают несколько бутылок водки — гульнуть.

Далее деньги расходуются весьма и весьма экономно, следующие будут не скоро. Недели полторы они лежат в заначке под железной плитой у самой печки, знают о месте все трое, секретов друг от друга нет.

В один из дней, когда Витька не вышел на работ}, два приятеля идут как обычно на съем, весело о чем-то болтая. Вдруг один из них, Колобок, что-то вспоминает и возвращается назад. Буквально десять минут, и он уже в отстойнике, вместе со всеми.

Через три часа в жилзоне услышали вой сирен, на биржу на всех парах помчались пожарные машины… Что-то горит, но что?! Зеки вылезают на крыши бараков и пытаются разглядеть, хотя бы в каком конце горит. Все переживают за будки и тепляки: «А вдруг наш?!» К ночи выясняется, что дотла сгорела будка мурманчан.

Утро… Три приятеля ковыряются на пепелище. Мокрая зола, обгоревшие кружки, труба, печь, изогнутый металл, всё ещё тлеющие тряпки…

Земляки разгребают золу, поднимают тяжелую плиту, Витька сует руку вглубь. На лице явное беспокойство и удивление одновременно, потом злость и даже свирепость. Денег нет, факт! Пятьсот восемьдесят рублей исчезли с концами! «Кто?!» — «Как?!» — «Сгореть точно не могли и не должны бы… Если же да, то где пепел под плитой? Хоть что-то?»

Вопросы, вопросы, вопросы… Никаких претензий друг к другу нет, наоборот, дружно ломают голову, кто мог подсмотреть и затем сжечь.

Решают ничего не говорить о деньгах; будут смеяться и подкалывать, упрекать в жадности и тому подобном. Молчат как рыбы.