По следу смеющегося маньяка. Ложная жертва. Крылья безумия

– И вы отчасти верите всему этому, да?

– Вы должны признать, что это неплохая выдумка, – усмехнувшись, сказал Гарделла. – Может, я и поверил бы ей, если бы не знал, что до конца дня он придумает еще с десяток подобных версий. Ему нравится предлагать их в качестве весьма правдоподобных. У нашего юного гения свои методы работы. Он набирает целую груду версий, а затем отбрасывает их одну за другой. Вот чем он сейчас занимается, в то время как мы ищем нож и одежду с пятнами крови, чего мы, конечно, не найдем.

– Значит, я под подозрением, – сказал Питер, овладев собой.

– По мнению молодого гения, – поправил Гарделла.

– А по вашему мнению?

Гарделла поднял стакан и опорожнил его одним глотком.

– Мне нужны доказательства, прежде чем у меня появится настоящий подозреваемый, – сказал он, опуская стакан на стол. – Пока что у нас нет ни одной стоящей улики. Обвинение, выдвинутое против вас нашим гением, несколько неопределенно. Ваш доктор говорит, что вы так же уравновешены, как и я, – что, возможно, не такой уж и комплимент вам, как он надеялся.

– Мой доктор?!

– Да, я же связался с доктором Коннорсом, – усмехаясь себе под нос, сказал Гарделла. – Я также попытался услышать смех из вашей комнаты, когда вы выходили днем. Его можно услышать. Думаю, его можно было расслышать даже в сильный ветер.

– А другие, они что, глухие? – сухо спросил Питер.

– Нет. Но в местах отдыха люди довольно часто смеются – чудесное настроение, никаких забот, ведь они для этого и приехали. И если ночью кто-то громко смеялся под окнами, он необязательно должен был кого-то встревожить. Но вас именно этот особенный хохот, полагаю, оторвал бы от самого глубокого сна. Он имеет для вас особое значение.

– Совершенно особое, – подтвердил Питер.

В кабинет постучали. Гарделла махнул мне рукой, чтобы я открыл дверь, и снова наполнил свой стакан.

Вошел Макс, весь встрепанный и измученный.

– Дела идут хуже некуда, – сообщил он. – Как будто кто-то выдернул пробку из бочки. Все танцуют, вопят и поют. И конечно, пьют. Есть все основания тревожиться. По правде сказать, я места себе не нахожу, Гарделла.

– У нас появилась маленькая зацепка, благодаря которой вы можете нам помочь, – сказал Гарделла, перекатывая во рту свою неизменную сигару. – Оказывается, девица Причард приехала сюда, чтобы с кем-то встретиться. У нее вспыхнула большая любовь.

Макс растерянно посмотрел на него и провел смуглой рукой по коротко стриженным седым волосам:

– Откуда вы это узнали?

– От ее сестры. Она доверилась ей. Сказала, что едет сюда для самого главного события в ее жизни. Марта тоже была ее поверенной, но она уже не ответит на наши вопросы.

– У меня нет ни малейшего представления о том, кто бы это мог быть, – сказал Макс. – Вчера какое-то время она провела с Бобби Даудом, а потом с Питером. Не помню, чтобы она уделила внимание кому-то еще.

– Мы думаем, что приятели Марты Тауэрс могут знать, с кем в городе встречалась Джейн Причард. Кто был более близким знакомым Марты?

– Господи, да у нее все были друзьями, – сказал Макс. – Я… Мне надо подумать. Мне…

Кто-то громко заколотил в дверь.

– Кто там? – крикнул Гарделла.

– Это Рич Лэндберг. Мой отец у вас? Он срочно здесь нужен!

– Сейчас, – сказал Макс и обратился к Гарделле: – Слушайте, а почему бы вам не поговорить с Хеддой? О Марте она знает столько же, сколько я, а может, и больше. Она даже хотела дать ей понять, что мы не жаждем видеть ее у себя. А мне лучше пройти к гостям, Гарделла.

– Что ж, идите, – сказал Гарделла. – Мы побеседуем с миссис Лэндберг.

Макс вышел из кабинета. В открывшуюся на мгновение дверь ворвался нестройный шум: разухабистая музыка, визгливый смех, казалось, все орут друг на друга. Я затворил дверь за Максом, только теперь сообразив, что его кабинет был звуконепроницаемым.

– Кажется, они действительно пустились в разгул, – сказал Питер.

– Не хотите ли побеседовать с миссис Лэндберг? – спросил Гарделла. – Вы ведь с ней друзья, если не ошибаюсь. Я не очень-то ей понравился. А с вами она будет чувствовать себя свободнее.

– Да, мы поговорим с Хеддой.

– Тогда приступайте, – сказал Гарделла.

Я открыл дверь, и мы оказались в коридоре. На нас сразу же обрушился страшный гвалт, как волны жара из открытой дверцы топки. Гости «Дарлбрука» очертя голову бросились в волны бесшабашного веселья. Это выходило за всякие рамки приличия, принимая во внимание трагическую смерть девушек и горе их родственников.

В вестибюле кружились танцующие пары. Люди выкрикивали что-то друг другу через все помещение. Вокруг бара так и кишел народ. «Дарлбрук» вдруг перестал быть тем привычным для меня местом, где царят спокойное веселье и беспечность. Это было похоже на распутство в стиле Марди Граса. Раз уж они не имели возможности разойтись по своим комнатам, тогда пошло все к черту. В самом центре холла девица в бледно-зеленом слилась в объятии с черным горнолыжником. Стакан выпал у нее из руки и, зазвенев, покатился по полу. Неожиданно она выгнулась назад, прервав поцелуй, и разразилась хохотом.

Затем мы увидели Лауру. В такт бешеной мелодии танца ее дергал Тэкс Брэден, смуглый молодой человек, задававший вопросы на собрании в бальном зале. Было ясно, что она против воли втянута в эту лихую пляску.

Питер подошел и похлопал Брэдена по плечу.

– Убирайся прочь, старик! – ощерился Брэден. – Это наше личное дело.

Лаура схватилась за рукав Питера, словно за соломинку.

– Она нужна мне по делу, – сказал Питер.

– Оставь ее в покое, слышишь? – сказал Брэден. – Она достаточно настрадалась. Ей нужно немного развлечься.

– Позднее, – сказал Питер.

– Ну ладно, – весело сказал Брэден. – Я подожду тебя, куколка. Мы с тобой сожжем дотла это «Логово» еще до наступления утра.

Питер подхватил Лауру под руку и привел ее ко мне.

– Они вдруг словно с ума сошли, – запинаясь, сказала она. – Что с ними случилось?

– Это своеобразный мятеж против порядка, – сказал Питер. – Им временно запретили уезжать отсюда, и они решили показать всему миру, на что способны. Вам удалось дозвониться до Нью-Йорка?

Лаура взглянула на меня:

– Вы ему все рассказали?

– Мы не можем скрывать этого, – сказал я. – Мы сказали также и Гарделле. Нам нужно как можно скорее его найти, дорогая.

Она кивнула.

– Мне не повезло, – сказала она. – Люди, с которыми я надеялась поговорить, придут на работу только в вечернюю смену, а это около семи.

Питер хмуро посмотрел на разудалую танцующую толпу.

– Я хотел бы побеседовать с двумя парнями, которые провожали Марту домой, пока все не напились до бесчувствия. Что, если тебе взять на себя Хедду, Джим? Ты ведь тоже знаком с ней. – Он объяснил Лауре, что мы надеемся услышать от Хедды.

Она смотрела на неистовых танцоров:

– Можно я пойду с вами, Джим? Здесь невозможно находиться.

– Конечно, не исключено, что вы мне поможете, – согласился я.

– Тогда пока, – сказал Питер и направился в бар.

Апартаменты Лэндбергов находились на этом же этаже. Мы с Лаурой пробирались сквозь шумливую толпу у стойки, где всем одновременно понадобился телефон. В конце короткого коридора я постучал в дверь. Здесь я провел с хозяевами отеля несколько вечеров. Гостиная, чьи стены украшены снимками Макса на темы горнолыжного спорта, застекленная горка, в которой хранились призы Хедды, огромный, отделанный камнем камин, где, казалось, постоянно горел огонь, была приятным местом.

Дверь открыл Джек Кили, ночной сторож. Он неприязненно посмотрел на нас.

– Миссис Лэндберг у себя? – спросил я.

– Кто это, Джек? – из глубины гостиной спросила Хедда.

– Мистер Трэнтер и с ним молодая леди, – сказал Кили, а затем обратился ко мне: – Слушайте, Джим, миссис Лэндберг не очень хорошо себя чувствует. Если это не очень важно…

– Входите же, Джим! – пригласила Хедда.

Кили пожал плечами и отошел в сторону. В камине ярко пылал огонь. Хедда лежала на кушетке напротив, скрестив руки, закинутые за густые белокурые локоны, обрамляющие голову. На маленьком столике рядом стояли бутылка скотча, кувшин со льдом и стакан. Возможно, она действительно не очень хорошо себя чувствовала, но я сразу понял, что мучается Хедда не от боли: она была полупьяной.