Банда - 4

- Не возражаю. А самый главный?

- Зачем он тебе, Паша? Ты вышел на "Фокус" - вот и воюй с ним, одерживай заслуженные победы, получай награды...

- Как его зовут?

Халандовский молча разлил густую холодную водку по стопкам, не торопясь завинтил крышку на бутылке, основательно установил ее на столе, втиснул между тарелок, вздохнул и, словно решившись прыгнуть в холодную воду, произнес:

- Бевзлин. Анатолий Матвеевич Бевзлин.

- Председатель правления банка?

- Да,- кивнул Халандовский.- Это он.

- Надо же...

- Знаешь, Паша,- медленно проговорил Халандовский,- у меня такое чувство, что начиная вот с этой минуты жизнь моя пойдет иначе. Печальнее и беспросветнее. И твоя, Паша, тоже.

- Ты забыл о Бевзлине... А как пойдет его жизнь?

- Немного хлопотнее, нежели прежде... Но его хлопоты будут не слишком продолжительными. У него давно нет врагов, Паша. Его окружают одни друзья. А врагов нет.

- Куда же они подевались?

- Знаешь, все они почему-то умирали.

- Съедали, наверное, что-нибудь плохое?

- Свинцом давились. Иногда Бевзлин позволяет себе немного пошалить - дает возможность милиции найти голову того, руку другого, ногу третьего... Шутки у него такие. Юмор. Понимаешь, Паша, природа юмором его наделила. Своеобразным таким, неподражаемым юмором. Будем живы, Паша! - Халандовский поднял стопку, подождал, пока к нему присоединится Пафнутьев и, чокнувшись, решительно опрокинул ее в рот, выпив одним глотком.

- Будем,- согласился Пафнутьев.- А он тебе не мешает жить? Не мешает радоваться весне, солнцу, пробуждающейся после зимней спячки природе?

- Бевзлин? Нет. Нисколько. Скажу больше - он мне очень помогает. Дороговато, правда, берет за это, почти все забирает, но и помощь его неоценима.

- В чем же она выражается?

- Жить дает.

- Да на такого человека молиться надо! - воскликнул Пафнутьев.

- Молюсь.

- Ну, что ж... Постараюсь повидаться. О впечатлениях доложу.

- Не доложишь,- тихо, но твердо проговорил Халандовский.- Вашего брата он не принимает.

- Примет.

- Считай, что тебе крупно повезет, если удастся связаться с ним хотя бы по телефону.

- Тогда придется его банк брать штурмом.

- Не возьмешь. Его оборонительные силы превосходят твои возможности.

- А танки, самолеты?

- Предусмотрено,- сказал Халандовский без улыбки.- Предусмотрено, Паша.

- Даже так,- озадаченно проговорил Пафнутьев.- А иногда, говоришь, у него возникает желание пошутить?

- Возникает.

- Так вот откуда появилась рука в холодильнике...

- Не понял?

- Да это я так, с собой беседую.

- С собой можно,- кивнул Халандовский.- Это безопасней.

- А с тобой?

- И со мной можно... Но уже не так безопасно. Я, ведь, Паша, живой человек. Я и дрогнуть могу.

- Врешь,- с неожиданной жесткостью проговорил Пафнутьев.- Не можешь ты дрогнуть. И мне не позволишь. И нечего мозги пудрить.

- Спасибо, Паша,- Халандовский приподнялся из кресла, дотянулся до Пафнутьева и поцеловал его в щеку.- Спасибо,- повторил он, опустившись в кресло и незаметно смахнул слезинку со щеки. Постарел Халандовский, постарел, чувствительным сделался, каждое доброе слово вызывало в нем такую волну искренней благодарности, что доводило до слез, причем, этих своих слез он даже и не стеснялся. Значит, постарел.

***

Чувьюров настороженно вошел в кабинет, исподлобья осмотрелся по сторонам и остановился, сделав два шага от двери. В глазах его можно было увидеть лишь усталость и боль. И ничего больше. Ни страха, ни надежды. Руки, сцепленные наручниками, он держал за спиной, но как-то естественно, казалось, ему самому так захотелось сложить их, чтобы было удобнее стоять. Скользнув взглядом по Пафнутьеву, он отвернулся к окну, словно лишь там было что-то достойное внимания.

- Сними наручники,- сказал Пафнутьев конвоиру.

- А мне и с ними неплохо,- произнес старик.

- Сними,- повторил Пафнутьев. - И выйди погуляй, мы тут побеседуем немного.

Старик действительно оказался не то упрямым, не то капризным - несмотря на то, что наручники были сняты, он продолжал держать руки за спиной. Не надо мне, дескать, вашей свободы, перебьюсь. Пафнутьев усмехнулся, и такое ему уже приходилось видеть.

- Садитесь, Сергей Степанович,- сказал он, показывая на стул у стены.

- Спасибо, постою.

- Долго стоять придется.

- Не привыкать.

Пафнутьев молча поднялся, подошел к старику и, взяв его за руку, чуть ли не силой подволок к стулу, усадил, надавив на плечи. Вернувшись к столу, увидел, что старик опять стоит, заведя руки за спину. Смотрел он все так же в окно, будто видеть следователя у него не было никаких сил.

- Так,- Пафнутьев выдвинул ящик стола, вынул оттуда руку, найденную в холодильнике, и положил на стол. Он долго думал, как бы расшевелить старика, заставить хоть что-нибудь сказать, и, в конце концов принял решение, может быть, не слишком гуманное, но действенное. Сходив к медэксперту, взял у него руку, которую тот для сохранности обработал какими-то своими растворами.

В кабинете некоторое время стояло молчание. Пафнутьев, сложив руки на столе, смотрел на Чувьюрова сонным своим равнодушным взглядом, а старик, продолжая упорствовать, уставился в окно, на весеннюю капель. Его задержали, когда еще стоял мороз, и оттепель он видел уже из кабинета Шаланды, а теперь вот из этого кабинета. Пафнутьев его не торопил вовсе не потому, что отыгрывал какой-то свой хитрый прием, он понимал, что старик должен сам созреть, что именно неспешность действует на него сильнее всего.

Наконец, не выдержав, старик медленно повернул голову, и тут его взгляд, скользнув по столу, остановился на руке, которую Пафнутьев положил с самого краю, подстелив под нее газету. Старик впился глазами в руку, даже сделал шаг к столу, но остановился. Казалось, ничего в нем не изменилось, но теперь перед Пафнутьевым стоял совершенно другой человек - встревоженный, беззащитный, растерянный. А дальше произошло то, чего Пафнутьев никак не ожидал,- старик подошел к стулу и сел, прижав ладони к глазам. Сквозь корявые пальцы старика просочились несколько слезинок.

- Мы отдали эту руку на экспертизу,- негромко проговорил Пафнутьев.Хотели узнать, кому принадлежала, кто хозяин... Удалось кое-что прояснить,Пафнутьев замолчал, давая возможность старику вмешаться. Но тот, не двигаясь, все так же сидел у стены, закрыв лицо руками.- Так вот, выяснилось, что рука эта принадлежала при жизни человеку достаточно пожилому, где-то за семьдесят ему было... Поэтому первоначальное предположение... О том, что вы, Сергей Степанович, являетесь людоедом... Это предположение отпало, почти отпало,уточнил Пафнутьев.- Стариков не едят. Мясо жесткое.