Дело № 306. Волк. Вор-невидимка

Мозарин оглянулся на девушку. Взгляды их встретились.

Лейтенант с подчеркнутой любезностью сказал:

— В такую погоду, Надя, я не очень надеюсь на химию… Сплошное аш-два-о. Все смоет…

— А вы и в хорошую не надеетесь на науку! — с милой улыбкой ответила Корнева.

Машина остановилась.

В аптеке толпились пережидавшие ливень люди. Мозарин, Надя и врач пробрались в кабинет управляющего, где лежали регулировщик и неизвестная женщина. Постовой доложил лейтенанту о том, что произошло. Но много ли он мог рассказать? Ведь самый момент катастрофы он не видел, лишь издали заметил автомобиль, бешено выскочивший из переулка.

Лейтенант наклонился к регулировщику. Тот приоткрыл глаза, губы его дрогнули: он пытался что-то сказать. Вслушиваясь в едва уловимый, прерываемый судорожными вздохами шепот, Мозарин узнал, что «Победа» мчалась с незажженными фарами, наехала на женщину, потом, резко повернув, сбила с ног его, регулировщика. Милиционер откинул голову, замолчал. Мозарин с безмолвным участием посмотрел на него. Он по своему опыту знал, как трудна работа регулировщика в таком городе, как Москва, да еще на центральной улице.

На первый взгляд кажется, что милиционер, играючи, поднимает и опускает жезл, время от времени предостерегая свистком рассеянных пешеходов. На самом деле работа регулировщика очень напряженная, изнуряющая, требующая мгновенной реакции. Это беспрерывное утомительное наблюдение за сотнями машин и потоком пешеходов. В какую-нибудь секунду надо рассчитать — удачно ли проедет автомобиль, автобус, троллейбус, перехватить нарушившую правила движения машину, предупредить образование «пробки» на перекрестке в «часы пик». Регулировщик сразу определяет наметанным глазом, что за водитель сидит за рулем: не новичок ли он, не дремлет ли, ведя машину, — не пьяный ли «лихач». И кто этот пешеход, который пересекает улицу в неположенном месте: больной, близорукий, замечтавшийся? Дежурство регулировщика — это часы напряженной бдительности среди водоворота уличного движения.

— Узнайте, как фамилия этого товарища, его адрес! — приказал офицер постовому. — Надо известить о случившемся его родных.

Женщина лежала без сознания. Ее голова и правая нога были уже забинтованы. Дежурный врач, складывая резиновые трубки фонендоскопа, покачал головой: вряд ли пострадавшая выживет…

Корнева тщательно осмотрела через лупу пальто пострадавшей — она искала отпечатка шин. Но шелк не сохранил их характерного рисунка. В карманах не нашлось никаких документов. Лишь в правом оказалась горсть мелких клочков бумаги, исписанных с обеих сторон. Корнева завернула их в пергаментный лист и опустила в свою служебную сумку.

В кабинет вошли санитары «скорой помощи», осторожно положили на носилки пострадавших и унесли их.

Корнева и врач уселись за стол. Девушка начала писать акт. Мозарин опросил очевидцев. Его особенно заинтересовали показания Былинской. Клавдия Федоровна рассказала все подробно, начиная с той минуты, когда увидела неизвестную женщину. Лейтенант спросил, не слышала ли Былинская автомобильных сигналов?

— Какие там сигналы! — ответила Былинская. — Машина мчалась прямо на нее…

— Фары были зажжены?

— Нет! Оттого она и спохватилась так поздно, оттого так и заметалась.

— Номера машины не видели?

— Приметила при блеске молнии последние цифры: восемьдесят пять.

— А какого цвета и какого типа машина?

— Серебристая «Победа».

— Вы разбираетесь в марках автомобилей?

— Слава богу, на своей три года езжу. Теперь она в ремонте…

— Может быть, вы запомнили, как выглядел шофер?

— Нет, зря не стану говорить. Мелькнуло за стеклом что-то белое… Может быть, рубашка…

Большинство очевидцев подтвердило: автомобиль — серебристый, марка — «Победа», фары погашены. Но никто не успел заметить номера, разглядеть шофера. Только экономист Новосибирского строительного треста Петр Иванович Грунин — словоохотливый франтоватый человек средних лет, с тонкими усиками, в зеленой шляпе и с большим ярко-красным портфелем в руках, — сообщил, что, идя в аптеку за содой, подошел к стоящей в переулке, недалеко от угла, машине «Победа», чтобы попросить спичку. Но у шофера спичек не оказалось. Вглядевшись, Грунин увидел, что за рулем сидит девушка лет двадцати — двадцати двух, в белом платье. Именно эта машина через минуту обогнала его в переулке на огромной скорости и при выезде на улицу Горького сшибла женщину.

— Пожалуйста, поподробнее опишите внешность водителя, — попросил Мозарин.

— Если бы знал, что это понадобится, уж я бы рассмотрел ее как следует! — вздохнул Грунин. — А так, знаете, очень спешил — ведь хлынул дождь. Одно могу сказать: на лицо — приятная! Я немного отошел от машины, как она резко взяла с места и обогнала меня.

— Номер видели?

— Тоже только окончание. По-моему, гражданка Былинская ошибается: не восемьдесят пять, а тридцать пять.

— Может, и тридцать пять, — согласилась Клавдия Федоровна. — Машина мчалась быстро — я могла и ошибиться.

— Вы, гражданин Грунин, уверены, что это та самая машина, которая наскочила на людей?

— Да. Я шел по тому же направлению, куда она поехала. Буквально через минуту услыхал крик, потом свисток милиционера.

Лейтенант записал адрес Былинской. Грунин был в столице проездом и, дожидаясь свободного номера в гостинице, ночевал то у одних знакомых, то у других. Экономист спросил номер телефона Мозарина и старательно вывел цифры в своей записной книжке.

Лейтенант надеялся, что найдутся какие-нибудь вещественные доказательства на мостовой. Обычно, если автомобиль наезжал на человека, разбивались стекла фар, а иногда и электрические лампочки, на дороге оставались осколки. По форме и материалу стекла определяли марку машины; по характеру осколков — какой фаре они принадлежали. Если линии излома этих осколков и уцелевших в фарах совпадали, это служило уликой против шофера.

При наезде автомобиля на человека могли помяться буфер, решетка радиатора. Часто в радиатор попадали осколки. Все эти повреждения передней части кузова легко бросались в глаза, и оповещенные о них милиционеры задерживали шофера-лихача. Если это не удавалось сделать на улицах, то по тем же признакам искали машину в гаражах.

Ливень затихал. Люди выходили из аптеки на улицу. Мозарин вышел вслед за ними. В лицо дохнуло влажной прохладой, запахом мокрой листвы. Тротуары и асфальт мостовой блестели, как черные зеркала, в них зыбко отражались электрические фонари. Постовой подвел офицера к прикрытому брезентом месту катастрофы. Лейтенант тщательно осмотрел каждый сантиметр мостовой. Изредка он нагибался, тщетно пытаясь найти хотя бы крошечный осколок стекла. Стало ясно, что фары серебристого автомобиля не были повреждены. Но, по словам регулировщика, его сбило левой стороной кузова. Вероятно, эта сторона помята или поцарапана милицейским жезлом, который в момент наезда был в руках регулировщика.

Лейтенант вернулся в аптеку, спросил заведующего, кто из сотрудников остается на ночное дежурство. Фармацевт вызвал из рабочего помещения сотрудницу.

Худощавая брюнетка в черном платье с подкрашенными губами и подведенными глазами кивнула Мозарину. Через ее руку был перекинут белый халат, который она еще не успела надеть на себя.

— Что вам угодно? — с холодной учтивостью спросила она.

Лейтенант объяснил, что, вероятно, родные или знакомые неизвестной женщины спохватятся, станут ее разыскивать, может быть, зайдут в аптеку. Офицер просил немедленно известить его об этом по телефону. Написав в блокноте номер телефона и свою фамилию, он отдал листок дежурной. Она прочитала, вскинула ресницы и, поправляя костяную брошь с искусно вырезанным паучком, сказала:

— Хорошо, товарищ Мозарин. А если вы не окажетесь на месте, тогда как поступить?

— Запишите фамилию и адрес того, кто будет спрашивать о женщине, и позвоните мне еще раз.

— Все будет сделано, товарищ! Можете не беспокоиться.

Застегнув плащ, лейтенант взглянул на часы. Прошло два часа восемь минут с тех пор, как он приехал на место происшествия.