Кошачий глаз

— Похоже, на этот раз мне досталась не такая уж хорошая машина, — процедил он сквозь зубы. — Вы разбираетесь в моторе?

— Чуть-чуть, — ответил Жан-Марк. — Мне очень жаль, но только чуть-чуть.

Американец резко нажал на тормоз.

— Зато я разбираюсь очень здорово. Всегда сам устраняю неполадки. Удачно вышло, что мы остановились под деревом. Листьев на нем, правда, нет. Такая ужасная весна… Но это не имеет значения. Дерево… оно и есть дерево.

Из кармашка на дверце автомобиля он вынул фонарик и подал его Жан-Марку.

— Выйдем. Я поищу в чем там дело, а вы мне посветите и загородите от дождя. Это, очевидно, карбюратор.

Едва они вышли из машины, мощный порыв ветра хлестнул им дождем в лицо, засвистел, сломал пару веток и вышвырнул на дорогу.

Жан-Марк посветил фонариком на свои часы. Без двадцати одиннадцать.

— Вы идете? — окликнул его американец, стараясь перекричать ветер.

Держа в руке английский ключ, он поднял крышку капота и сунул под нее голову. По счастью для мотора, ветер подул в противоположную сторону. Прямо в лицо Жан-Марку.

— Когда отбывает ваш поезд? — крикнул американец из-под капота.

— В половине двенадцатого… В одиннадцать тридцать.

— Ну и славно. У нас есть время. Не схватить бы вам только воспаление легких.

Американец заменил сначала одну свечу, потом другую. Все впустую. В одиннадцать Жан-Марк проныл жалобно:

— Пожалуй, я пойду пешком. Может, еще успею, даже с чемоданами.

— Сейчас, сейчас, не волнуйтесь, — ответил ему из-под крышки капота невозмутимый голос. — Скоро мы тронемся. Я вас уверяю. У меня еще не случалось поломки, которую бы я не исправил.

— А если мотор залит дождем?

— Я как раз сушу его дыханием. Не беспокойтесь, ради Бога.

В пятнадцать минут двенадцатого Жан-Марк, залитый больше слезами, чем дождем, воскликнул:

— У меня в запасе только пятнадцать минут!

Американец высунул голову из-под крышки капота.

— Правда? Мне осталось заменить последнюю свечу.

Он снова сел за руль. О чудо! Мотор сразу заработал, издавая невероятный шум.

— Закройте капот! Поехали! Вы успеете! — крикнул американец и стал насвистывать «Боже, храни короля!», английский гимн, известный далеко не всем по ту сторону океана.

4

Большие освещенные часы на Лионском вокзале показывали двадцать минут двенадцатого. На бульваре образовалась пробка. Американец начал сигналить.

— Не хватало только тут застрять! — буркнул он.

— У самой цели! — Жан-Марк был на грани обморока, но, собравшись с силами, скрыл свое волнение. — Я бесконечно вам благодарен. Если смогу когда-нибудь быть полезным… Меня зовут Жан-Марк Берже, мои родители живут в Лионе, улица Дюмон, десять. А я…

— Спасибо, — прервал его американец. — Я буду вспоминать нашу встречу.

И прибавил отчетливо:

— Думаю, вы тоже.

Почему он произнес это с таким нажимом? Они посмотрели друг на друга. В темноте глаза американца блеснули как тогда, перед гостиницей, и Жан-Марк вздрогнул.

— Ну, вот мы и на месте, — сказал американец. — Дождь вроде немного утих. Высаживайтесь, а я достану чемоданы.

У тротуара скопилось столько машин, что они не могли припарковаться. Жан-Марк вынужден был выйти на проезжую часть. Американец уже подавал чемоданы.

— Один! Второй! Бай, бай!

Дверца захлопнулась. Автомобиль сорвался с места.

— Стойте! Стойте! — закричал Жан-Марк.

— Уйдите с дороги! — К нему подошел полицейский. — Вам нужен носильщик?

— Чемодан… — прошептал Жан-Марк.

— Чемодан, ну и что? — спросил возникший словно из-под земли носильщик. Он начал подталкивать Жан-Марка к тротуару.

— Это не мой чемодан. Мой значительно больше. Тот, который вы взяли, мой. А этот — не мой. Что делать? — прошептал он в отчаянии. — Поезд вот-вот тронется.

— Марсельский?

— Да, да!

Толстый носильщик так припустил, что Жан-Марк едва поспевал за ним.

— Билет куплю в поезде! — крикнул он на бегу. — А чемодан…

Носильщик и Жан-Марк домчались до последнего вагона марсельского поезда. Как раз в это время из радиодинамика раздался голос, перекрывающий шум ливня: «Внимание! Поезд отправляется! Просьба закрыть двери!»

— Не закрывайте! — завопил носильщик.

Пассажиры с волнением следили за Жан-Марком из окна — успеет или не успеет.

Поезд тронулся. Какой-то мужчина в открытых дверях вагона наклонился за чемоданами, которые упали ему под ноги. Жан-Марк ухватился за поручни. Мельком он увидел носильщика, обалдело смотревшего на удаляющийся поезд.

«Заплачу ему в другой раз», — подумал Жан-Марк.

Его подхватили и втянули в вагон. В коридоре была жуткая толчея. Кто-то спросил Жан-Марка:

— Вы едете третьим классом?

— Да, — еле слышно выдавил из себя Жан-Марк.

— Не знаю, удастся ли вам пристроить багаж на полке, но сесть тут точно негде.

Скорость и шум нарастали. Тот же пассажир добавил:

— Попробуйте все-таки приткнуться где-нибудь. Я посторожу чемоданы.

— Чемодан… чемодан… — бормотал Жан-Марк. — Вышла ошибка. Меня подбросили до вокзала и дали не мой чемодан.

Двое мужчин с тупым выражением слушали его.

Один спросил:

— А вы не знаете, кто вас вез?

— Нет. Совершенно незнакомый человек.

— Может, где-то есть фамилия и адрес, — сказал второй мужчина.

Он поднял чемодан и осмотрел со всех сторон. Пассажиры в коридоре напряженно ждали.

— Не написано. — Мужчина пожал плечами. — Не преувеличивайте! Подайте лучше чемоданы, я поставлю их сзади.

II

Еще и это!

1

Чуть свет родные Жан-Марка были уже на вокзале. Встречать парижский поезд пришли: Жонне, отец Жан-Марка, Эмилия, его мать, Леонар, его дядя, и Мария-Луиза, его маленькая сестренка, ни секунды не стоявшая на месте.

Из радиодинамика объявили: «Внимание! Внимание! Поезд из Парижа прибывает на первый путь. Вагоны, следующие в Марсель, находятся в начале поезда. Задние вагоны остаются в Лионе».

— Наверное, он в одном из последних вагонов, — робко сказала Эмилия. — Пойдем туда.

— Нет, Эмилия, — возразил Жонне. — Он вполне мог сесть в марсельский вагон. Будем стоять при выходе с перрона. Тогда уж точно не разминемся.

— Подумать только! — сказала Эмилия. — Почти шесть месяцев — ни строчки. И вдруг эта телеграмма. Почему не письмо? Он, наверное, болен, только не хотел об этом писать.

В одно мгновение поезд, налетев, занял все пространство. Из радиодинамика объявили: «Стоянка десять минут. Пассажиры до Авиньона, Тараскона и Марселя могут пройти в вагоны».

Шум локомотива, клубящийся пар и снующие во всех направлениях люди так напугали маленькую Марию-Луизу, что она заплакала.

— Тут такая толчея, что я не вижу Жан-Марка.

— Может, он опоздал на поезд, — волновалась Эмилия.

Леонар шлепнул Марию-Луизу.

— Не видишь Жан-Марка? А это кто же идет, по-твоему?

— Жан-Марк! Жан-Марк! — завопила Мария-Луиза.

С двумя чемоданами, в обвисшей от вчерашнего ливня шляпе, в помятом плаще и темных очках Жан-Марк двигался в толпе как лунатик.

— Боже мой, — вздохнула Эмилия, прижимая руки к груди.

Леонар помахал ему рукой.

— Жан-Марк! Сюда!

— Возьми себя в руки, Леонар, — сказал Жонне. — Не подымай такой шум! На перроне могут быть наши клиенты.

Жан-Марк заметил свою семью и пошел прямо к ней. Он поставил на землю чемоданы, не зная, с кем первым поздороваться.

— Здравствуй, папа, здравствуй, мама, здравствуй, дядя, — произнес он наконец.

Эмилия бросилась ему на шею.

— Деточка моя! Что с глазами? Какой ты худенький! Дай я тебя обниму!

— Может, ты и мне позволишь с ним поздороваться? — Жонне шагнул к сыну. — Что с тобой случилось, Жан-Марк?

Отец и сын были почти одного роста, но разного сложения. Жан-Марк — щуплый, Жонне — крепкий, коренастый.