Валютная могила

– Значит, и тебя убьют, – констатировал Клим.

– Ну, может, и не убьют, – попытался я выдавить улыбку. – Одна такая попытка в моей жизни уже была. Ничего же, как видишь, живой…

Клим вздохнул и промолчал.

– Так ты поговоришь обо мне с Гришкой-пройдохой? – спросил я, прервав молчание.

– Поговорю, – коротко ответил Клим.

Проводы Бабая начались в половине шестого. Снова сели за стол, снова я был послан за водкой, принес, выпили…

Странное было настроение. Вроде бы – радость. Воссоединилась семья, Бабаю теперь не надо будет мыкаться по углам, собирать бутылки и банки, терпеть унижения и озираться. А с другой стороны – печаль. Клим и мы все теряли товарища, будто он умер. Ну, как-то так…

Потом Бабай попросил у жены денег. Сколько есть.

– Астав толко, штобэ та тому хватилэ табратца, – сказал он ей.

Фания посмотрела на Бабая, вздохнула, молча достала откуда-то из-под кофты небольшой тряпичный узелок, быстро развязала. Пальцы у нее были смуглые, крепкие, явно привыкшие к деревенской работе, в том числе и мужской. В узелке оказался старенький кошелек, который имел металлический ободок и щелкающую застежку в виде небольших полированных шариков. У моей бабки был похожий кошелек, с потрескавшимся лаком на коже. Фания достала из него пятьсот рублей и две сотенные. Кажется, внутри оставалось всего триста рублей и кое-какая мелочь.

Бабай взял деньги и протянул Климу:

– Типе…

– Не надо, Бабай, – отвел его руку Клим.

– Наты, – твердо сказал Бабай. – Я тамой ету, а ты сытесь остаюшся.

– Да мы здесь заработаем, сам же знаешь, – посмотрел на Бабая Клим, и мне почудилось, что его глаза сверкнули влагой. – Тебе, брат, будет нужнее…

– Вазми, – произнес Бабай и положил деньги на стол. – Ты не атин сытеся. С тапой Паша и Сытарый, – добавил он.

Так деньги и остались лежать на столе…

Лежали они, когда Бабай поочередно всех нас обнял. Лежали, когда мы смотрели ему в спину, а он уходил, чтобы не вернуться. На перрон к поезду Бабая нам было нельзя, нас полицаи не пропустили бы. Нельзя нам туда, где люди. Ну, как зверью какому…

Две сотенные купюры мы пропили этим же вечером.

Когда ложились спать, Клим посмотрел на Пашу и на меня и произнес:

– Вот такие они, дела…

Что он этим хотел сказать, мы не знали. Но переспрашивать не стали…

Глава 8. Что рассказал мне Гришка-пройдоха и что я домыслил сам благодаря хорошему воображению, или Я знаю, где этот вагон

– Старый, а, Старый…, – услышал я голос Клима и, открыв глаза, закрыл их снова. – Ну, чо, иди… Гришка-пройдоха согласился с тобой побазарить. Пузырь только не забудь с собой прихватить. Не на сухую ведь! – С этими словами Клим выдал мне двести рублей и ухмыльнулся: – Потом отработаешь…

Он, выходит, уже сходил в этот недоломанный двухэтажный дом за водокачкой и успел переговорить с Гришкой-пройдохой насчет меня. Оперативненько…

Я встал, умылся приготовленной водой и потопал в магазин. На меня смотрели косо: от меня попахивало, да и вид был еще тот. Самый что ни на есть. И это было хорошо. Значит, играл я свою роль вполне профессионально. Да и, честно говоря, мне было абсолютно по барабану, как на меня смотрят и что обо мне думают. Они – это они. Мы – это мы. И между «они» и «мы» – больша-а-ая разница…

Купив водки, я прямиком направился к водокачке. Она была старой, построенной еще в те времена, когда Белорусский вокзал назывался Александровский или даже Брестский. Таким же старым был и наполовину сломанный двухэтажный дом за водокачкой, где кучковался со своими мужиками Гришка-пройдоха.

Правого крыла у дома почти не было, а вот левое с входом без двери и остатками каменной лепнины уцелело. Видимо, кран с чугунной бабой не справился с домом, его отправили обратно, а полный снос оставили на потом, которое пока не пришло и уже вряд ли придет, как это у нас часто случается. Поскольку о доме наверняка давно забыли, записав его в бумагах, что он якобы снесен. За что получили зарплаты и квартальные премиии…

Гришку-пройдоху я застал на втором этаже. Там у него и его бомжей было логовище: в большой комнате с одеялом вместо двери имелся камин с отколотыми изразцами, в котором я заметил уголья. Рядом с ним лежала стопка дров: камин явно функционировал, что было огромным везением для всей Гришкиной компании.

Еще им повезло в том, что пол был разобран не везде. Середина гостиной была оголена и щетинилась просмоленными лагами, а вот по периметру комнаты пол сохранился. На него были постелены матрасы, прикрытые разным тряпьем, исполнявшие функцию постелей. Каменные стены возле лежанок были закрыты у кого кусками пенопласта, у кого фанерой или брезентом, в результате чего создавалось впечатление, что у стен стоят плохонькие, но диваны. И вообще, если к такой обстановке применимо слово «уют», то жилище Гришки-пройдохи и его компании было достаточно уютным. На одной из стен гостиной даже висела репродукция полотна Ивана Шишкина «Утро в сосновом лесу». Правда, без багетной рамки. У камина стояли два алюминиевых стола с пластмассовыми столешницами, прислоненные друг к другу. Наверное, бомжи увели их из какого-нибудь уличного кафе. На одном из столов лежали две буханки хлеба в целлофановых пакетах, несколько помидор и луковиц. В алюминиевой плошке блестела соль. Отдельно размещалась посуда: тарелки, ложки и стаканы с кружками. Рядом – котелок, в котором, очевидно, бомжи варили еду. Все чин чинарем. Вокруг столов стояли стулья без спинок и табуреты. Восемь штук…

Гостиная имела три больших арочных окна. Одно, посередине, было наглухо забито досками, а остальные два весьма аккуратно были заделаны кусками органического стекла, соединенными между собой толстой медной проволокой. Если в окна и поддувало, то не очень. На зиму, наверное, все щели затыкались тряпьем, так что жить было можно…

Гостиная была пуста. Все, видимо, ушли на «работу» И только Гришка-пройдоха сидел на складном стульчике возле окна и читал книгу. Когда я подошел к нему, то обратил внимание на название:

«Гримуар Черного Колдовства, или Настольная книга колдуна».

Гришка-пройдоха был настолько увлечен чтением, что, когда я кашлянул, вздрогнул и даже немного подпрыгнул на своем стульчике. И лишь потом вопросительно уставился на меня поверх стареньких очков в треснувшей пластмассовой оправе…

– Я – Старый, – назвался я.

– Да? – закрыл книгу Гришка-пройдоха, оставив палец между страницами. – Я тоже не очень молодой…

– Меня так зовут, Старый, – пояснил я. – Клим сегодня утром говорил с тобой обо мне.

– Да-да, точно. – Гришка-пройдоха открыл «Гримуар Черного Колдовства», заложил нужную страницу карандашом и отложил книгу в сторону. – Водку принес?

– Да, вот, – ответил я и вытащил из кармана бутылку.

Гришка неторопливо поднялся, прошел к столу, достал две ложки, два стакана, миску и нарезал в нее помидоров. Потом отрезал половину луковицы, покрошил ее в помидоры, все посолил и тщательно перемешал. После чего сел за стол и посмотрел на меня:

– Присаживайся.

Я сел. Гришка-пройдоха разлил водку по стаканам, поднял свой, посмотрел через него на свет и, одобрительно кивнув, произнес:

– Ну что, будем?

– Будем, – ответил я.

Мы выпили. Гришка подцепил полную ложку салата и отправил ее в рот. По его лицу было видно, что он испытывает несказанное блаженство. Люди, у которых ничего нет, умеют радоваться мелочам…

– Ты не боись. У нас все чистое… – сказал он, заметив мою нерешительность. – Помидоры с лучком и черным хлебцем… Что может быть лучше? Еще бы маслица подсолнечного малость, тогда совсем ништяк было бы.

– Угу, – промычал я с набитым ртом. Помидоры с лучком и черным хлебцем… Это, и правда, было чрезвычайно вкусно.

Гришка-пройдоха налил еще. Мы выпили, закусили, и только после этого он раздумчиво посмотрел на меня и сказал:

– Давай, спрашивай, что ты хочешь знать-то.