Иной жизни для себя не представляю! Книга вторая (СИ)

Слава пошли к себе, а Леня – побежал не знаю куда решать еще какие-то

дела.

Вернулся уже по темному, когда я лежал в кровати под простыней. Но

примеру моему не последовал, долго на столе копался в своих бумажках,

пока работал движок освещения. Когда его вырубили – зажег свечку и сидел с

ней. Я наконец не выдержал:

«Ложиться собираешься, или у тебя это надолго?»

«Машину жду, из партии. И сон не идет», - вздохнул глубоко, показать

как этот сон не идет, и как он волнуется, за эту машину – если не дай бог

сломается, то навстречу ей, можно сказать на помощь, из отряда выехать не

на чем, кроме БКМа. А он должен работать, план выполнять!

К счастью, машина не сломалась, и через полчаса мы ее услышали.

Леня рванул ее встречать, а я ждал, когда он вернется. Вернулся быстро, и с

полным рюкзаком:

«Нормально все! Покрышки, заменить порезанные, привез – завтра

вторую машину на ход поставим! Людей в поле свозим! Партизана после

обеда поищем! Кстати», - достал из кармана курточки бумажку и ею помахал,

- «распоряжение начальника партии: канавщика искать, задействовать всех!»

«И долго искать?» - поинтересовался с ехидцей, потому что о

конкретном сроке начальник партии, Павел Петрович, ничего не написал,

хотя определить его должен был в первую очередь.

«Завтра, пол дня!» - это Леня на полном серьезе, погрозив мне пальцем,

что б на больший срок не рассчитывал, - «Мы должны геологией заниматься,

а не придурками, любовью тронутыми!» Отвечать я не стал, а отвернулся к

стенке, показать Лене, что в пол дня мы точно не уложимся.

Утром повариха забамкала железякой рано, от чего народ за дни

вынужденного безделья отвык и просыпался с трудом. Потому в поле

выехали попозже, в одной, битком набитой машине. Видя такое дело, я

пристроился к БКМу, и отличненько с ним добрался до нужного места,

четвертым в кабине.

В отряд полевики вернулись позже обычного, я – с тем же БКМом.

Вторая машина, с новенькими задними колесами, уже была на ходу, и после

обеда, заставив всех вооружиться – сам Вальтером, я револьвером, Виталий и

Слава ружьями - повез нас к останкам Камаза. Изъездили вокруг все, где

можно было проехать. Пешком поднялись на несколько горок, исходили все

там, хотя делать это я считал лишним – потеть ради того, что бы сделать

харакири на вершине, Грише вряд ли бы пришло в голову. В нескольких

сухих руслах просмотрели кустарник, песок, на котором могли остаться

следы. И ничего! Ни трупа, ни следов, ни каких-либо предметов, которые

могли Грише принадлежать. И даже нигде не подняли ворон или других птиц,

50

никогда не пропускающих разлагающуюся плоть! В отряд вернулись по

темному, уставшие и злые.

«Завтра в долине побегаем, рядом с отрядом», - предупредил Леня,

когда от стоянки машин расходились по домикам. И я втихаря усмехнулся: не

исключает Леня и мой вариант. Что бедный Гриша всего лишь подстава в

этой истории, конечная цель которой хищение заработанных Палычем и его

напарником денег. И вряд ли мы его найдем, потому что спрятан надежно –

это для злодея обязательное условие избежать заслуженной кары.

Утром Леня предупредил мужиков-ИТРовцев, что после обеда

пропавшего канавщика искать будут все. Объяснил, что внимание нужно

обращать не только на любого живого человека, но и проверять кусты,

принюхиваться к запаху гниения, и не пропускать подозрительные места,

похожие на недавние захоронения. Последним народ удивил по полной: какие

такие захоронения, если парень всего лишь сбежал, и лагерь охраняют точно

не от трупака, который вдобавок еще ухитрился себя и землей засыпать.

Леня пустился в фантазии, ребята начали на них улыбаться, Леня в ответ

перешел на явную чушь, и в итоге махнул рукой: ищите мол, захоронение, а

разбираться потом будем.

Искали, и не один, а два дня: пятницу и субботу. И ничего не нашли.

Что в Лениной голове идею мою, насчет Гриши как подставы, только

упрочило, и на ночное дежурство – если Гриши рядом с отрядом нет и он

может быть уже и труп, то зачем караулы с ружьями – определил одного

Егорыча. А я поинтересовался у Виталия: что он думает теперь, по поводу

харакири. На что тот пожал плечами, но ответил убежденно:

« Рядом с отрядом его нет, за два дня в этом мы убедились. А куда от

Камаза сгоревшего пошел – мы не знаем. Там еще можно искать и искать!»

Из чего я сделал вывод, что в теорию Гриши как подставы Виталий не верит.

Вечером Леня еще раз пригласил его и Славу на очередной военный

совет.

«Вот», - потряс перед нами знакомой бумажкой с распоряжением

начальника партии, - приказано искать канавщика до победного конца. Мы

три дня искали и не нашли. Что дальше? Завтра Павел Петрович сюда

приедет, проверит, как его приказания исполняются». Все молчали, делая вид,

что думают, как из ситуации выходить. Виталий придумал первым:

«Еще раз вокруг Камаза посмотреть, только от него подальше. И двумя

машинами, в направлении на партию и на ближний поселок. Может, он

прямиком на один из них пошел, а потом понял, что не дойдет. Ну и того,

решился на харакири».

«А ты как считаешь?» - Леня обернулся в мою сторону.

«Можно съездить, как Виталий говорит. Не найдем – но долг

выполняем: ищем парня изо всех сил и где возможно. Только», - сделал я

необходимую паузу, - «меня прошу отпустить, еще раз в долине пробежаться,

от отряда подальше. Может, следы партизана найду, или место, где он

ночевал».

51

«Проверь», - согласился Леня, - «а остальные завтра с утра на двух

машинах к Камазу. Не можем мы поиски до приезда начальства кончать!»

В отряде понятие «с утра» означает вставать в четыре, ну пол пятого. В

воскресенье в такую рань встают лишь канавщики, ежели решают

поработать. Но сегодня по необходимости кроме них поднялись оба шофера

и все мужики-ИТРовцы; в столовой появились с лицами недовольными:

вместо законного отдыха куда то ехать, кого то искать… Для меня же

пробежаться в воскресенье по делам не по работе уже отдых. А если еще и с

ружьем…так и вообще лучше не придумаешь. И здесь я вспомнил про волка

инвалида: как он бедолага, жив еще, или… Раз я собрался искать непонятно

что в долине, то не мешало бы добежать до лужи, возле которой инвалид

прижился, и его проверить, а заодно и подкормить.

В пробный мешок собрал в столовой остатки еды, выпросил у

поварихи пару сайгачьих косточек, и с таким подарком в рюкзаке,

естественно и с ружьем, пошел от отряда вверх по долине. Потому что

заросли кустарника и травы там были погуще, и человеку спрятаться в них

полегче. Если, конечно, он еще живой.

Быстро убедился, что никого живого уже метрах в двухстах от отряда

нет – в сухих руслах, по которым партизан мог незаметно подойти к отряду,

на песочке никто следов не оставил. Но я шел и шел, уже ни на что не

надеясь и понимая, что если Гришу убили, где-то возле отряда, то тащить в

такую даль труп, что бы спрятать, силенок ни у кого не хватит. Ладно –

решил для себя, - проверю волка-инвалида, и назад.

В знакомых зарослях кустарника было тихо. Я по тропкам полазил,

нашел место, где прошлый раз бросил волку убитого зайца – от него остались

лишь шерстинки. Волк не выскакивал, и я подумал худшее. Подошел к луже –

следы его были, кроме старых и свежие. Жив, курилка! Я вернулся в кусты,

еще раз начал в них шуметь – и вот он! На одной из прогалин поднялся на

передние ноги, со мной почти рядом, и в кусты не полез. Стоял, смотрел на

меня. Стараясь все делать плавно и медленно, снял рюкзак, достал пробный

мешок с остатками завтрака, и на глазах зверюги высыпал все на землю. Волк