Расплата

– Тони Понго, – представляется он. – Теннис ушел?

– У него сегодня еще несколько встреч.

– Слушай, – говорит Тони, прихлебывая граппу, – он мне сказал, ты ищешь Андрея. Я не знаю, где он и как до него добраться. В последний раз я видел его три месяца назад.

– Тогда расскажи мне о Москве.

– Что тебе до Москвы?

– Я лечу туда сегодня вечером. И хотел бы больше узнать о тамошней конторе Терндейла. Что Андрей делал, кто работал в офисе. Все в таком роде.

– Удачи тебе в этом чертовом месте. – Понго с сомнением качает головой. – Если Терндейл узнает, что я тут с тобой болтал, прощай тогда моя пенсия.

– Что им до твоей пенсии?

Ничего не говоря, он нервно барабанит толстыми пальцами по белой скатерти; кольцо на его мизинце сверкает пару раз в солнечном луче. Я должен заставить его ответить.

– Как ты очутился в Москве? – спрашиваю я.

Тони вздыхает и сутулится.

– Я чертов babbo, – заявляет он. – Идиот. Терндейл переводил часть канцелярии в Тампу. Я подумал, что погода там получше, а здесь меня, в общем-то, ничего не держит, так что я попросил перевести меня туда. Ну и дурака же я свалял! Правильно в армии учат: не высовывайся!

Я одобрительно смеюсь, а он глупо улыбается.

– Ты попросился во Флориду, а тебя перевели в Москву? Кто-то тебя очень не любит, Тони.

– Они мне круто мозги запудрили: «Нам нужен человек толковый. Мы будем тебе больше платить. Мы оплатим твой дом. У тебя будет выше пенсия. Да там всего пару лет проработать надо». Все в таком роде. Дерьмо все это. Чертова зима круглый год, выпить нечего, кроме самогона, а еда как пайка в тюрьме. А девчонки? Те, кому меньше двадцати пяти, моложе моих дочерей, а у меня на этот счет принципы. Проблема в том, что те, кому за двадцать пять, выглядят так, что краше в гроб кладут. – Разговаривая, он размахивает руками. Тони – прирожденный рассказчик.

– Что ты там делал?

– Да то же, что и здесь, в Нью-Йорке. Подтверждал положение на рынке, подбивал баланс, давал поручения банку о переводе денег, сверял подтверждения – обычное дерьмо.

– Андрей много тебе рассказывал о своей работе?

– Вообще ничего, но мне было плевать. Я просто делал свою работу и убивал время. Я могу сказать, что было в документах, но и только.

– С документами все было в порядке?

– Да, всегда. Никаких проблем не случалось. Все в Лондоне мной очень довольны, говорят, что я классно работал, и все такое.

– В бумагах все было правдой?

Понго с заговорщицким видом наклоняется ко мне.

– Ты хочешь знать, не обтяпывал ли Андрей свои делишки?

– Точно.

– С бумагами все было четко, но Москва – это же дикое место! Все связаны с мафией. По сравнению с этим чертовым местом Бруклин кажется Верхним Ист-Сайдом. Чтобы делать бизнес, надо делать бизнес. – Понго многозначительно потирает пальцы. – Но наверняка я ничего не знаю.

Пожилая официантка ставит перед Тони коктейль с креветками и вопросительно глядит на меня.

– Спасибо, пока не надо, – говорю я ей, а Тони засовывает за воротник слишком большую полотняную салфетку. Официантка вежливо кивает и исчезает.

– Ты много теряешь, – заявляет Тони с полным ртом. – Такой еды ты больше нигде не найдешь.

– Я уже поел. Ну давай, рассказывай. Что же там такое происходило и почему это не нравилось руководству? Почему все закрыли?

Тони пожимает плечами, небрежно держа за хвост наполовину съеденную креветку. Я позволяю молчанию затянуться, но Понго это, похоже, не беспокоит, он полностью сосредоточился на еде.

– Ты не замечал, не волновался ли Андрей по какому-нибудь поводу? – Я пытаюсь зайти с другого конца.

– Без понятия, – проглотив креветку, отвечает Тони. – Этот чертов тип напустил вокруг себя туману. Улыбался, говорил «привет», и все дела.

Я уверен: Тони знает, почему Уильям уволил Андрея. Нужно просто найти правильный вопрос.

– Расскажи мне об офисе.

Тони вытирает руки и хмурится.

– Там и четыре машины припарковать было нельзя. У Андрея был кабинет, и еще имелся конференц-зал. У меня был стол, и у жирной русской девки, которая отвечала на звонки, тоже был стол. Был еще один стол для посетителей. Ничего особенного.

– А посетители были?

– He-a. Да кто в здравом уме попрется хрен знает куда? У секретарши был пацан, который иногда приходил и делал кой-какие мелочи. Немного не того. Понимаешь, о чем я?

– И что пацан делал?

– Баловался с компьютерами. У Андрея была машина. Иногда пацан возил его куда-то. Может, было еще что-то.

– Как зовут секретаршу?

– Ольга Гускова.

– А пацана?

– Не знаю. У него был пирсинг на лице – большое металлическое кольцо. Зачем мне что-то о нем знать?

Тони говорит немного громковато. Мне кажется странным, что он не знает имя парня, с которым работал в такой маленькой конторе. Я колеблюсь, пытаясь понять, что я упустил. Тони макает в соус очередную креветку.

– Ты часто слышал, как Андрей говорит по телефону?

– Я не обращал внимания. Да и все равно он говорил в основном по-русски.

– Расскажи мне о телефонной системе.

– Что ты имеешь в виду? Ну, были там телефоны.

– Ты все записывал, верно?

– Ну да, конечно.

– И как долго хранились пленки?

– Может, пару месяцев. Этим занималась Ольга.

– Где хранились кассеты?

– Не знаю. Меня это не касалось.

– Тони.

Он тупо смотрит в свою пустую миску; усы у него перепачканы соусом. Я знаю, что он лжет. Мне просто нужно выяснить почему.

– Офис был такой маленький, что если бы она испортила воздух, ты бы это почувствовал, верно? Ты сам говорил. И как может такое быть, что ты не знаешь, где она хранила пленки?

Он снова пожимает плечами, не поднимая глаз.

– Разве тебе никогда не приходилось слушать записи?

– Что это за дурацкие вопросы? – возмущается Понго, срывает с себя салфетку и швыряет ее на стол. – Откуда мне знать, где эта толстозадая корова, на которую и смотреть противно, хранила свои сраные кассеты? Дерьмо все это.

– Нет, Тони, – возражаю я, крепко сжимая ему запястье, когда он встает со стула. – Это ты мне дерьмо на уши вешаешь. Ты что, совсем за идиота меня держишь? Теннис сказал тебе, что я надежный парень, и то же самое он сказал мне о тебе. Я не хочу, чтобы из-за меня его считали лжецом, а вот ты, похоже, хочешь, а?

Он таращится на меня с видом человека, которого сильно били в детстве.

– Послушай, – говорю я, ослабляя хватку и стараясь, чтобы мои слова прозвучали как добрый совет. – Андрей мой друг. Мы с его сестрой очень из-за него переживаем. Мне просто нужно, чтобы ты сказал мне, что там происходило. Больше никому ничего не надо об этом знать.

– Черт, – говорит Тони с несчастным видом. Он поворачивается ко мне спиной и, громко топая, идет в туалет, оставляя на столе номерок из гардероба. По крайней мере, я не сомневаюсь, что Понго вернется. Синатра поет «Му way», [6]а я сижу и жду. Шансы на то, что Тони расколется, и на то, что он пошлет меня, примерно равны.

Когда Тони возвращается, у него влажное лицо и от него сильно пахнет одеколоном.

– О’кей, – вздыхает он, тяжело опускаясь на стул. – У меня есть свои причины на то, чтобы говорить с тобой, но ты должен дать мне слово: все, что я тебе расскажу, останется между нами.

– Идет, – соглашаюсь я, снова пожимая ему руку.

Тони делает большой глоток граппы и наклоняется ко мне. Он говорит хриплым шепотом, как будто опасаясь, что в ресторане могут быть шпионы Терндейла:

– Я так и не переехал в Москву.

– Что?!

– Я не переехал в Москву. Я поехал туда осмотреться и прожил там недели две. Все, что я рассказал раньше, – абсолютная правда. Это дерьмовое место. Я жил в грязной дыре и чуть не отморозил себе яйца. Я не мог ничего есть, потому что еда была merda. [7]Я взял и пошел к Андрею и сказал, что я не буду работать, просто уволюсь, и все тут. Мы поговорили. И он сказал, что может все уладить.