Тарантул

Однажды мне, мающемуся на госпитальном унитазе, под руку попала газетка и я прочитал:

"Говорят, что мы теряем лучших ребят. Но у меня такое ощущение, что если бы они не попали в такие экстремальные условия, они бы не стали такими хорошими?"

Такое вот мнение выказала молодая девушка по имени Белла. И я подумал: вот бы эту Беллу найти и поставить голой, как в бане, перед бригадой 104-ой дивизии ВДВ. Перед теми, кого мы ещё не потеряли.

Поставить в интересное положение - рачком-с. И уверен, никто бы из бойцов не польстился на её прелести, зная, разумеется, какие она, минетно-болтливая, задает вопросы.

Что-то случилось? Возникла опасность, я её хорошо чувствую своей заштопанной шкурой. В чем дело? Через зеркало вижу, как в ресторанном зале появляется группа молодых людей. Они уверены и спокойны, в насыщенных по цвету, дорогих и модных спортивных костюмах. Они уверены и спокойны, эти "спортсмены". У них коротко стриженные затылки, похожие на подошвы спецназовских бутс, тяжелые квадратные подбородки, скорые взгляды по сторонам, просчитывающие ситуацию. Кажется, я и х всех знаю, хотя за год они приметно изменились.

Офицанточки встречают новый гостей плюшевыми улыбками; девочка Полина удивляется:

- Какой почет? Это что, спортсмены?

- Да, - отвечаю. - Из общества "Трудовые резервы". Любители русского бейсбола.

- А я в школе бегала лучше всех, на Олимпиаде первое место, у меня даже грамота есть. - И смотрит за мою спину. - Ой, к нам идут...

Я слышу - меня называют по имени. И не удивляюсь: в городе, где ты жил и живешь, всегда встретится человек, который знает твое имя.

По проходу между легкими венскими столиками и стульями двигается знакомый мне человек. Да, я знаю его. Мне бы его не знать.

Это Соловьев, мы почти десять лет проелозили с ним за одной партой, исключая последние полгода, когда появилась девочка Вика, любительница собирать глянцевые открытки с прекрасными видами на горы.

- Леха, привет!.. Вернулся, а мне Санёк протрезвонил, а я не поверил... О! Приятно познакомиться? Полина? Какое хорошее имя?.. Удивительное дело: к Соловью липли все наши одноклассницы. Он умел нравиться девочкам, легко находя с ними общий язык. Он подыгрывал, льстил, ловчил перед ними, говорил замечательные глупости. Кажется, в этом смысле он ничуть не изменился. - День рождение? Чудеса-чудеса! Какой подарок, мадемуазель?.. Автомобиль, дом в Чикаго, остров с пальмами и обезьянками?.. Это мы вмиг!

Такая чепуха необыкновенно нравилась Полине, она смеялась и во все глаза смотрела на пустобреха. Впрочем, я ошибся - мой бывший одноклассник щелкнул пальцами и к нашему столику поспешил один из любителей махать битой. По головам неуступчивых и привередливых граждан, занимающихся частной коммерцией.

- Шкафчик, у девочки день варенья, помоги выбрать подарок... - И объяснил нам. - Здесь рядом наш шоп, хороший шоп.

- Нет-нет, не надо... - терялась Полина.

- Леха, не возражаешь? - спросили меня. - Мы же от всей души.

Я пожал плечами - если от всей души, то Бога ради. И девочка уходит за подарком, а мы остаемся, два бывших школьных товарища.

- Ха, а где Саня? - спрашивают меня. - Чтобы он такой праздник жизни прохлопал?

Я отвечаю - наш друг штурмует бастионы столичного издательства. С папкой стихов наперевес.

- Дурачина, - добродушно смеется Соловьев. - Какие стихи на войне?

- На войне?

- Перемены у нас большие, Леха.

- Какие?

- Делим сладкий пирог, - наклоняется ко мне. - Предлагаю участие...

- Не люблю пироги.

- А бизнес любишь?

- И торговать не умею.

- И не предлагаю, - хекает. - Отклеился, брат, от мирной жизни... Ничего, нагонишь. Наука нехитрая. - И объясняет, что городок поделен между тремя братвами: группа Соловья-Разбойника держит центр, "марсиане" фабрику Розы Люксембург, а третьи - "слободские": железную дорогу до столицы и по ней поставки трынь-травы*.

* Трынь-трава - наркотики (жарг.).

- Хороша коммерция, - говорю. - И какое сальдо?

- В смысле?

- Я про трупы, Соловей?

- Было дело, было, - смеется. - Популяли, да самую малость. Свои же все?.. Сейчас тишь да гладь, Божья благодать.

- Благодать? - вспоминаю. - А кто сегодня вокзальный ларек бомбил?

- Ха-ха, - от всей души заливается мой собеседник. У него великолепное настроение. - Мы же и бомбили. Это наша территория. А нас плохо поняли. Думаю, мы объяснили. И надо заметить: без жертвоприношения. Для Бога торговли Меркурия.

- Весело, - качаю головой.

- Времена такие, Алеха. Или со временем в ногу. Или на обочине... Так что выбирай, дорогой товарищ?

- Сейчас? - удивляюсь.

- А нам такие герои нужны, а? Ты же, Серов якал, у нас из десантников... Чеченец... Хорошую прошел школу жизни и смерти.

Я, собрав скользкий шелковый материал спортивного костюма у горла своего бывшего одноклассника, притягиваю его лицо... к своему лицу:

- Соловушка, прошу по старой памяти... иди в Пензу...

- Лучше сразу на Херсон, Чеченец? - уверенно вглядывается в меня. Прощаю... по старой памяти. Не нервничай и других не волнуй... успокаивающий жест в сторону любителей биты. - Мы люди мирные. А ты не торопись, пообвыкни к нашей яви. Будут проблемы, я готов к диалогу.

- Закрыли проблему, - обрываю.

- Мимикрируем, командир, и только. - И душевно восклицает. - О! Наша новорожденная!

Возвращается Полина, она счастлива, ей подарили золотое колечко, оно уже на пальце, это колечко из благородного металла пробы 595. И осуждать девочку глупо, так сложились обстоятельства, которые часто бывают сильнее нас.

Когда был мал, мама оставляла меня летом на даче вместе со своим стареньким отцом. По субботам мы с дедом ходили на платформу её встречать. Для деда выход на люди был событием. Он надевал гимнастерку с тремя орденами Ленина, галифе, парусиновый картуз, срезал букет розы, и мы отправлялись к центру общедачной жизни.

Помню: мы шагаем по заплеванной семечной шелухой платформе и дед поминутно раскланивается со знакомыми божьими старушками, приторговывающим витаминизированными дарами садов и огородов. Медовые бабки угощают меня яблоками. Я ем эти яблоки и натираю десны. Дома меня поносит, и мама ругает деда, а тот отмахивается: это не самое страшное в жизни.