Туман над Парагон-уок

— Шарлотта не умеет.

— Надеюсь, она придет к нам снова. Это было бы довольно интересно. Мне здесь скучно. Если только Джессамин и Селена не сделают свою битву за француза более интригующей. Мы должны сами сотворить какое-нибудь развлечение, а то лето будет невыносимым. Ты себя достаточно хорошо чувствуешь, чтобы пойти на похороны этой бедной девочки? Ты помнишь, это будет послезавтра?

Эмили не помнила.

— Думаю, что буду чувствовать себя хорошо; и все же я попрошу Шарлотту, чтобы она сопровождала меня. Это, должно быть, тяжкое испытание для моих нервов, и мне хотелось бы, чтобы она была рядом со мной. Также у меня будет возможность извиниться перед ней за вчерашнюю несправедливость. Я сейчас же напишу ей и попрошу ее прийти.

— Ты должна одолжить ей что-нибудь строгое, — напомнила Веспасия. — Или, наверное, будет лучше посмотреть у меня. Мне кажется, мы более близки по росту. Скажи Агнес подогнать под Шарлотту то лавандовое платье. Если она сейчас начнет, к тому времени оно будет вполне приемлемым.

— Спасибо, тетя, с вашей стороны это очень благородно.

— Ерунда. Я всегда сделаю себе другое, если захочу. Ты лучше найди для нее черную шляпку и шаль. У меня таких вещей нет. Ненавижу носить черное.

— Разве вы не носите черное на похороны?

— У меня нет черного. Я лучше буду носить лавандовое. Тогда твоя сестра не станет единственной. Никто не посмеет критиковать ее, если я тоже буду в лавандовом.

Шарлотта с удивлением получила письмо от Эмили, а затем, когда она открыла его, по ее телу прошла волна возбуждения. Извинение было простым, без манерничанья, настоящее выражение сожаления. Шарлотта была так счастлива, что чуть не пропустила пассаж о похоронах и о том, что она не должна беспокоиться о платье, но Эмили будет очень благодарна за ее присутствие рядом с ней в такое время. Экипаж будет прислан, чтобы забрать ее, но она должна позаботиться о том, с кем оставить Джемайму.

Конечно, она пойдет не только потому, что Эмили просила ее об этом, но также поскольку все жители Парагон-уок наверняка будут там, а она не может пропустить такую возможность увидеть их всех скопом. В тот же вечер Шарлотта рассказала об этом Томасу — сразу же, как только муж вошел в дом.

— Эмили просит меня пойти с ней на похороны, — сказала она, обнимая его. — Это будет послезавтра. Я должна буду оставить Джемайму с миссис Смит — она не возражает, — и Эмили пришлет за мной карету. И она организует для меня платье!

Питт не задавал ей вопросов, в том числе и по поводу того, что значит «организовать платье»; а так как жена суетилась, чтобы побыстрее освободиться, вместо того, чтобы получше объяснить ему все, он с усмешкой позволил ей идти, спросив напоследок:

— Ты уверена, что хочешь быть там? Похороны — нерадостная церемония.

— Эмили хочет, чтобы я была там, — сказала Шарлотта, как будто такого ответа было достаточно.

Томас немедленно понял по ее светящимся глазам, что жена избегает этой темы. Ей хотелось пойти туда из любопытства.

Она увидела его широкую улыбку и в очередной раз поняла, что никогда не сумеет одурачить его. Затем пожала плечами и расслабилась, тоже улыбаясь.

— Хорошо, я хочу увидеть их всех. Но обещаю, что не буду ничего делать, кроме как смотреть. Не буду вмешиваться. Что ты обнаружил? Я имею право спросить, потому что это касается Эмили.

Лицо Томаса посерьезнело, он сел, наклонился вперед и поставил локти на стол. Выглядел он усталым и взъерошенным. Шарлотта вдруг поняла, насколько была эгоистичной, игнорируя его чувства и думая только об Эмили. Недавно она научилась делать лимонад, не портя дорогие свежие фрукты, как делала раньше, до замужества; теперь она держала фрукты в ведре с холодной водой на камнях около задней двери. Сейчас она быстро налила и поставила перед мужем стакан с лимонадом, не повторяя своего вопроса.

Питт выпил стакан до дна, затем ответил:

— Я пытаюсь проверить, где кто был. И никто не может вспомнить, был ли Джордж в своем клубе в этот вечер или нет. Я давил на них так сильно, как только мог, но они не могут отличить один вечер от другого. Честно говоря, я не знаю даже, могут ли они отличить одного человека от другого. Большинство из них выглядят и ведут себя абсолютно одинаково… для меня, по крайней мере. — Он медленно улыбнулся. — Глупо, не правда ли — я полагаю, что большинство из нас выглядит так же для них?

Шарлотта сидела молча. Единственное, чего она хотела и о чем молила бога, — это чтобы Джордж был оправдан по всем пунктам, быстро и полностью.

— Извини, — Томас потянулся к ней и погладил ее по руке; ее пальцы вцепились в его.

— Уверена, что ты сделал все, что мог. Есть ли кто-то вне подозрения?

— В действительности нет. Каждый обеляет себя, но это ничего не доказывает.

— Наверняка кто-то из них мог!

— Это еще надо доказать… — Питт посмотрел в потолок затуманенными глазами. — Афтон и Фулберт Нэш были вместе в доме большую часть времени, но не все время…

— Но они же ее братья, — с содроганием проговорила Шарлотта. — Ты ведь не думаешь, что они настольно развращены… или думаешь?

— Нет. Но я полагаю, что это не может быть исключено. Диггори Нэш играл в карты, но его друзья необычайно сдержаны в своих рассказах о том, где кто был и когда. Точно сказать не могут. Алджернон Бернон намекает на то, что это дело чести, и он не собирается раскрывать эту тайну. Я думаю, что он был на любовном свидании и в данных обстоятельствах не смеет говорить об этом. Халлам Кэйли был на вечеринке у Дилбриджей и устроил там скандал. Вышел пройтись, чтобы охладиться. Снова маловероятно, что он покинул сад и где-то встретил Фанни, но это возможно. Француз Поль Аларик говорит, что был дома один, и это, вероятно, правда, но мы снова не можем доказать это.

— А как насчет слуг? В конце концов, их кандидатуры более вероятны. — Она должна быть реалистичной. Нельзя позволять словам Фулберта обживаться в ее мозгу. — Или ливрейные слуги, кучера, которые обслуживали вечеринку?

Томас слегка улыбнулся, поняв ход ее мыслей.

— Мы работаем над этим. Но почти все из них держались вместе, единой группой, обмениваясь новостями и сплетнями, или находились в доме, шастая в поисках снеди. А другие слуги были слишком заняты, и у них не было достаточного времени.

Шарлотта понимала, что так и было. В те дни, когда она жила на Кейтер-стрит, во время вечеринок у слуг совершенно не было свободного времени, чтобы бродить вне дома. Колокольчик мог позвать их в любой момент, чтобы те открыли дверь или принесли поднос с вином, или выполнили любое другое из десятка возможных заданий.

— Но должно же быть хоть что-то! — громко запротестовала она. — Все выходит как-то призрачно. Никто не виновен — и все под подозрением… Что-то же должно быть очевидным, кто-то должен быть вне подозрений…

— Алиби нет ни у кого — за исключением тех слуг, которые все время были на виду.

Шарлотта, больше не споря, начала накрывать на стол, аккуратно расставляя тарелки и пытаясь сделать так, чтобы еда выглядела красивой и аппетитной. Все было совсем не так, как у Эмили, зато в двадцать раз дешевле, — за исключением фруктов. Будучи немного экстравагантной, Шарлотта не могла не покупать их.

Похороны были самым торжественным — и мрачным — событием, на котором когда-либо присутствовала Шарлотта. День выдался облачным и невыносимо душным. Утром, еще до девяти, ее подхватил экипаж, присланный Эмили, и доставил прямиком на Парагон-уок. Там ее встретили. Взгляд Эмили потеплел, когда она увидела Шарлотту — и поняла, что ее давешний срыв уже забыт.

У сестер не было времени для того, чтобы перекусить и посплетничать. Эмили взбежала наверх и показала ей исключительное темно-лавандовое, тщательно продуманное, официальное платье, гораздо лучшее, чем любое из тех, что Шарлотта видела на Эмили. Это было платье, которое носят дамы из высшего света, и оно не могло пойти той Эмили, которую она знала. Шарлотта приложила его к себе и посмотрела на сестру поверх роскошной линии шеи.